Неточные совпадения
Он бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска начала сказываться ему в последнее
время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным, предчувствовались безысходные годы этой холодной мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то
вечность на «аршине пространства». В вечерний час это ощущение обыкновенно еще сильней начинало его мучить.
У него не ставало терпения купаться в этой возне, суете, в черновой работе, терпеливо и мучительно укладывать силы в приготовление к тому праздничному моменту, когда человечество почувствует, что оно готово, что достигло своего апогея, когда настал бы и понесся в
вечность, как река, один безошибочный, на вечные
времена установившийся поток жизни.
Тогда я обрадовался и страх мой прошел, но я ошибался, как и узнал потом, к моему удивлению: он во
время моей болезни уже заходил, но Версилов умолчал мне об этом, и я заключил, что для Ламберта я уже канул в
вечность.
Подлинная ценность не зависит от
времени, она от
вечности.
Мне хотелось, чтобы
времени больше не было, не было будущего, а была лишь
вечность.
Ценность этого акта определяется тем, насколько он возвышается над
временем, приобщается ко
времени экзистенциальному, то есть к
вечности.
Ад есть посмертное выпадение из
вечности и вступление в смертоносное
время, но оно лишь временное, а не вечное.
Мгновение полноценно, лишь если оно приобщено к
вечности, если оно есть выход из
времени, если оно, по выражению Кирхегардта, атом
вечности, а не
времени.
У человека есть подлинный опыт адских мук, но это лишь путь человека и лишь пребывание в дурном
времени, бессилие войти в
вечность, которая может быть лишь божественной.
Во
времена моей марксистской молодости один довольно культурный марксист немецкой формации мне говорил с укором, что, в сущности, я человек религиозный, что у меня есть потребность в оправдании смысла жизни и в
вечности.
Он будет раскован на
время, а не на
вечность.
Победа над падшим
временем есть победа памяти как энергии, исходящей из
вечности во
время.
И эта тоска связана с отношением
времени и
вечности.
Но она также есть событие, обращенное к
вечности, по ту сторону
времени.
В забвении есть измена, предание
вечности потоку
времени.
В это кровавое
время бомбардировок, убийств, концентрационных лагерей, арестов, неисчислимых человеческих страданий я все
время упорно размышлял о зле, о страданиях, об аде, о
вечности.
Тоска вызывается не только смертью, которая ставит нас перед
вечностью, но и жизнью, которая ставит нас перед
временем.
Я безумно спешил к концу, не к концу — смерти, а к концу —
вечности, к трансцендированию
времени.
Тоска, в сущности, всегда есть тоска по
вечности, невозможность примириться с
временем.
Достигнутая в мгновении
вечность остается навеки, «вечное» и есть навеки остающееся, но мы сами выпадаем из мгновения
вечности и вновь вступаем во
время.
Время для него есть часть
вечности.
Но повесть принадлежит к неверным и устаревшим толкованиям Апокалипсиса, в которых слишком многое принадлежит
времени, а не
вечности.
Так, он справедливо думает, что душа должна предсуществовать, что она вечно была в Боге, что мир создан не во
времени, а в
вечности.
Все живущее во все
времена в разных формах ощущало, что вне
времени, в
вечности, предмирно было совершено какое-то страшное преступление, что все и все в этом преступлении участвовали и за него ответственны.
Все дальше и дальше отодвигается то, что должно быть сотворено, и так без конца, без разрешения конфликта
времени и
вечности.
Вне
времени, в
вечности, все моменты бытия — грехопадение, искупление и окончательное спасение — свершаются, нет там временной, хронологической последовательности, а есть лишь идеальное, вневременное совершение.
Но внемли: прежде начатия
времен, когда не было бытию опоры и вся терялося в
вечности и неизмеримости, все источнику сил возможно было, вся красота вселенныя существовала в его мысли, но действия не было, не было начала.
— Да! — возразила Александра Григорьевна, мрачно нахмуривая брови. — Я, конечно, никогда не позволяла себе роптать на промысл божий, но все-таки в этом случае воля его казалась мне немилосердна… В первое
время после смерти мужа, мне представлялось, что неужели эта маленькая планетка-земля удержит меня, и я не улечу за ним в
вечность!..
Я совершенно потерял Машу из вида и только мельком слышал, что надежды Порфирьева осуществились и что «молодые» поселились в губернском городе Т. Я даже совершенно забыл о существовании Березников и никогда не задавался вопросом, страдает ли Маша боязнью
вечности, как в былые
времена.
Что было дальше? к какому мы пришли выходу? — пусть догадываются сами читатели. Говорят, что Стыд очищает людей, — и я охотно этому верю. Но когда мне говорят, что действие Стыда захватывает далеко, что Стыд воспитывает и побеждает, — я оглядываюсь кругом, припоминаю те изолированные призывы Стыда, которые от
времени до
времени прорывались среди масс Бесстыжества, а затем все-таки канули в
вечность… и уклоняюсь от ответа.
Таков этот"ветхий", отходящий в
вечность человек. Порою он еще огрызается и вскидывается, как озаренный, но, в сущности, он уже понимает, что
время его прошло и что даже огрызания ни на волос не увеличат его благополучия.
В коридоре часы бьют час, потом два, потом три… Последние месяцы моей жизни, пока я жду смерти, кажутся мне гораздо длиннее всей моей жизни. И никогда раньше я не умел так мириться с медленностию
времени, как теперь. Прежде, бывало, когда ждешь на вокзале поезда или сидишь на экзамене, четверть часа кажутся
вечностью, теперь же я могу всю ночь сидеть неподвижно на кровати и совершенно равнодушно думать о том, что завтра будет такая же длинная, бесцветная ночь, и послезавтра…
Ему казалось не больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась насмешка, горькая, бесконечная; волшебный круг, заключавший вселенную; его душа еще не жила по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы переполнить жизнь и прежде
времени вырваться в
вечность; — нищий стоял сложа руки и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах, и внутренно сожалел об нем; он думал: если б я был чорт, то не мучил бы людей, а презирал бы их; стоят ли они, чтоб их соблазнял изгнанник рая, соперник бога!.. другое дело человек; чтоб кончить презрением, он должен начать с ненависти!
Время,
Мне кажется, исчезло для меня
И
вечность началась.
Я шел, чтоб вам это все рассказать, как будто
время для меня остановилось, как будто одно ощущение, одно чувство должно было остаться с этого
времени во мне навечно, как будто одна минута должна была продолжаться целую
вечность и словно вся жизнь остановилась для меня…
Генерал Голубко слетел с своего места по той же сенаторской ревизии, которая унесла и Злобина. Наступало новое
время,
время преобразований и новых людей. Военный режим казенного горного дела отошел в
вечность, а с ним вместе и генерал Голубко. На него были сделаны какие-то начеты и начато было даже дело, но все это было покрыто «милостивым манифестом». Генерал был честный человек и остался при половинной пенсии, которой сейчас и существовал.
Меня он, кажется, по-своему любит — я все-таки недурной фронтовик. В минуты денежного кризиса я свободно черпаю из его кошелька, и он никогда не торопит отдачей долга. В свободное от службы
время он называет меня прапорщиком и прапорам. Этот развеселый армейский чин давно уже отошел в
вечность, но старые служаки любят его употреблять в ласкательно-игривом смысле, в память дней своей юности.
(Смотрит на часы.)Часы бегут — и с ними
время;
вечность,
Коль есть она, всё ближе к нам, и жизнь,
Как дерево, от путника уходит.
Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен
Я богу, чтоб пренебрегать его закон?
Ужели без меня другой бы не нашелся?..
Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался,
Чтоб умереть… умру… а после смерти? —
Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну…
Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! —
О наслажденье! я твой раб, твой господин!..
Красота чувствовалась и в угрюмой тишине; Кирилов и его жена молчали, не плакали, как будто, кроме тяжести потери, сознавали также и весь лиризм своего положения: как когда-то, в свое
время, прошла их молодость, так теперь, вместе с этим мальчиком, уходило навсегда в
вечность и их право иметь детей!
Если ты можешь вознестись духом выше пространства и
времени, то ты в каждое мгновение находишься в
вечности.
То, что умирает, отчасти причастно уже
вечности. Кажется, что умирающий говорит с нами из-за гроба. То, что он говорит нам, кажется нам повелением. Мы представляем его себе почти пророком. Очевидно, что для того, который чувствует уходящую жизнь и открывающийся гроб, наступило
время значительных речей. Сущность его природы должна проявиться. То божественное, которое находится в нем, не может уже скрываться.
Разрушительная сила временности, тленность, может не только получать развитие, но и преодолеваться во
времени, сводясь к потенциальности, и тогда
время становится тем, чем его считал Платон (в «Тимее»), а именно «некоторым подвижным образом
вечности», «είκών δ'επινοεΐ κινητόν τίνα αιώνος νοιήσαι» (37 d) [Ср. перевод С. С. Аверинцева: «движущееся подобие
вечности» (Платон.
Однако это надо признать только для твари, а не для Творца, для
времени, а не для
вечности.
«Ибо все вещи произошли от вечного духа, как образ вечного; невидимая сущность, которая есть Бог и
вечность, в своем собственном вожделении ввела себя в видимую сущность и открылась чрез (mit)
время таким образом, что она есть во
времени как жизнь, а
время в ней как бы немо».
Как нельзя помыслить
времени вне
вечности и в отрыве от нее, так же нельзя допустить, чтобы хотя в одной точке бытия отсутствовал, прекратившись за ненадобностью, божественный творческий акт, ибо это означало бы метафизическое уничтожение бытия, разложение меона в укон, ввержение твари в ее изначальное, темное ничтожество.
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не
вечность и не
время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Ведь образец его — это существующее во всю
вечность; а его образ — эта непрестанно, в пределах всего
времени, бывшее, сущее, имеющее быть» (38 b) [Ср. там же.
«
Вечность и
время есть одна вещь, но в различных началах.
Символика пророческих «мифов» делает их понимание затруднительным, а до
времени «распечатания» пророческих книг даже и невозможным без особого озарения духовного, но принципиально надо признавать за ними не условное, а безусловное значение, они не суть probabilia [Вероятности (лат.).], а голос
вечности, раздающийся во
времени.
Однако именно то, что может раскрываться во
времени, существует от
вечности, а Шеллинг, вместо этого само
время, т. е. мировой процесс, вводит в недра Божества, Его им определяет.