Неточные совпадения
И тут ей вдруг пришла
мысль, заставившая ее
вздрогнуть от волнения и даже встревожить Митю, который за это строго взглянул на нее.
Наконец
вздрогнул, весь исполнился испуга: ему вдруг пришло на
мысль, что она умирает
от голода.
Она
от ужаса даже
вздрогнет, когда вдруг ей предстанет
мысль о смерти, хотя смерть разом положила бы конец ее невысыхаемым слезам, ежедневной беготне и еженочной несмыкаемости глаз.
Ромашов не заметил, занятый своими
мыслями, как Гайнан тихо подошел к нему сзади и вдруг протянул через его плечо руку. Он
вздрогнул и слегка вскрикнул
от испуга...
Арина Петровна умолкла и уставилась глазами в окно. Она и сама смутно понимала, что вологодская деревнюшка только временно освободит ее
от «постылого», что в конце концов он все-таки и ее промотает, и опять придет к ней, и что, как мать, она не может отказать ему в угле, но
мысль, что ее ненавистник останется при ней навсегда, что он, даже заточенный в контору, будет, словно привидение, ежемгновенно преследовать ее воображение — эта
мысль до такой степени давила ее, что она невольно всем телом
вздрагивала.
Потом
вздрогнет, проснется, взглянет в окно, и долго без всякой сознательной
мысли не отрывает глаз
от расстилающейся без конца дали.
Она невольно каждый раз
вздрагивала, когда чувствовала, что костлявая и слегка трепещущая рука его ползет по ее спине, но
от дальнейших выражений гадливости ее удерживала
мысль: Господи! хоть бы через неделю-то отпустил!
— Так и я, пожалуй, также… навек здесь… — искренне вымолвил Луговский и
вздрогнул даже при этой
мысли.
От солдатика не скрылось это движение.
Шагнул даже вперед — и вдруг ему стало страшно. И даже не
мыслями страшно, а почти физически, словно
от опасности. Вдруг услыхал мертвую тишину дома, ощутил холодной спиной темноту притаившихся углов; и мелькнула нелепая и
от нелепости своей еще более страшная догадка: «Сейчас она выстрелит!» Но она стояла спокойно, и проехал извозчик, и стало совестно за свой нелепый страх. Все-таки
вздрогнул, когда Елена Петровна сказала...
С момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. Он весь подался вперед, во тьму, и ему казалось, что он растет, — кости и жилы вытягивались в нем с тупой болью, голова, заполненная одной
мыслью, болела, кожа на спине
вздрагивала, а в ноги вонзались маленькие, острые и холодные иглы. Глаза ломило
от напряженного рассматриванья тьмы, из которой — он ждал — вот-вот встанет нечто и гаркнет на них: «Стой, воры!..»
Ловлю я его слова внимательно, ничего не пропуская: кажется мне, что все они большой
мысли дети. Говорю, как на исповеди; только иногда, бога коснувшись, запнусь: страшновато мне да и жалко чего-то. Потускнел за это время лик божий в душе моей, хочу я очистить его
от копоти дней, но вижу, что стираю до пустого места, и сердце жутко
вздрагивает.
В таком положении сидел он четверть часа, и вдруг ему послышался шорох, подобный легким шагам, шуму платья, или движению листа бумаги… хотя он не верил привидениям… но
вздрогнул, быстро поднял голову — и увидел перед собою в сумраке что<-то> белое и, казалось, воздушное… с минуту он не знал на что подумать, так далеко были его
мысли… если не
от мира, то по крайней мере
от этой комнаты…
— Антипка! — заговорил вдруг последний и,
вздрогнув, точно
от прорвавшейся тяжелой, мучительной
мысли, сел на полу.
Пробило шесть склянок. Еще оставалось две. Володя ужасно устал ходить и прислонился к борту. Но только что он выбрал удобное положение, как почувствовал, что вот-вот и он сейчас заснет. Дрема так и звала его в свои объятия. У борта за ветром так было хорошо… ветер не продувал… И он уже невольно стал клевать носом и уж, кажется, минуту-другую был в полусознательном состоянии, как вдруг
мысль, что он на вахте и заснул, заставила его
вздрогнуть и поскорее уйти
от предательского борта.
Васса
вздрогнула с головы до ног
от одной этой
мысли. Побледнела еще больше, потом снова вся залилась ярким, багровым румянцем. Сердце ее забилось, как пойманная пташка в клетке… Глаза вспыхнули, ярче, острее…
Вдруг Тася вся
вздрогнула от внезапно промелькнувшей в её голове
мысли...
Сотня овец
вздрогнула и в каком-то непонятном ужасе, как по сигналу, бросилась в сторону
от отары. И Санька, как будто бы
мысли овец, длительные и тягучие, на мгновение сообщились и ему, в таком же непонятном, животном ужасе бросился в сторону, но тотчас же пришел в себя и крикнул...
Мне плохо спалось. Завтра — большая массовка за Гастеевской рощей, мне говорить. Нервно чувствовалась в кухне Прасковья с настороженными глазами. Тяжелые предчувствия шевелились, — сойдет ли завтра? Все усерднее слежка… Волею подавить
мысли, не думать! Но смутные ожидания все бродили в душе.
От каждого стука тело
вздрагивало. Устал я, должно быть, и изнервничался! — такая тряпка.
Князь
вздрогнул и снова на некоторое время оставил этот вопрос без ответа, сделав сильную затяжку трубкой. Затяжка эта была последней, трубка захрипела и погасла. Князь Сергей Сергеевич тряхнул головой, как бы отгоняя
от себя назойливую,
мысль и, наконец, произнес...
И вдруг он
вздрогнул, вспомнив, что он не может этого сделать. На бумажных ресницах бумажного короля задрожали слезинки. Ему стало больно, очень больно
от мысли, что он только король с раскрашенной картинки, а не настоящий король.
При этой
мысли она и
вздрогнула, гадливо отстранившись
от сидевшего рядом с нею ее бывшего любовника.
Она и теперь
вздрогнула от этой
мысли.
Не согласиться, видеть, как любимый человек обвенчается с другой, продолжать видеться с ним — это пытка, при одной
мысли о которой она
вздрагивала всем телом, как
от физической боли.