То самое, что перед Достоевским стоит мрачною, неразрешимою, безысходно трагическою задачею, для Толстого есть светлая, радостная заповедь. И это потому, что для него душа человека — не клокочущий вулкан, полный бесплодными
взрывами огня, пепла и грязи, а благородная, плодородная целина, только сверху засоренная мусором жизни. Действительно из недр идущее, действительно самостоятельное хотение человека только и может заключаться в стремлении сбросить со своей души этот чуждый ей, наносный мусор.
Неточные совпадения
Костер стал гореть не очень ярко; тогда пожарные, входя во дворы, приносили оттуда поленья дров, подкладывали их в
огонь, — на минуту дым становился гуще, а затем
огонь яростно
взрывал его, и отблески пламени заставляли дома дрожать, ежиться.
— Вот, только не было бы где
огня, а то так и
взорвет и нас всех перебьет, — предупредил для эффекта Красоткин.
— Ага: равномерно, повсюду! Вот тут она самая и есть — энтропия, психологическая энтропия. Тебе, математику, — разве не ясно, что только разности — разности — температур, только тепловые контрасты — только в них жизнь. А если всюду, по всей вселенной, одинаково теплые — или одинаково прохладные тела… Их надо столкнуть — чтобы
огонь,
взрыв, геенна. И мы — столкнем.
И не Алексей Степаныч не устоял бы против этого пламенного
взрыва ума, чувства,
огня сердечного убежденья и чудного дара говорить!
Точно оголила его смерть, которую готовили для него люди, оторвала от пышности и внушительного великолепия, которые его окружали, — и трудно было поверить, что это у него так много власти, что это его тело, такое обыкновенное, простое человеческое тело, должно было погибнуть страшно, в
огне и грохоте чудовищного
взрыва.
— Был уверен, что сгорите вы, когда
взорвало бочку и керосин хлынул на крышу.
Огонь столбом поднялся, очень высоко, а потом в небе вырос эдакий гриб и вся изба сразу окунулась в
огонь. Ну, думаю, пропал Максимыч!
И вдруг в нем вспыхнул знакомый пьяный
огонь —
взорвало его, метнуло через забор; точно пылающая головня, упал он в толпу, легко поджигая сухие сердца.
Но через минуту
огонь принимался за свою игру с новой силой, и в юрте раздавались частые
взрывы, точно пистолетные выстрелы.
— Вы как смотрите? Была хорошая, чистая, светлая жизнь, и ей только не давали развиться давившие ее мерзавцы. Мерзавцев убрали, — и вот все пошло бы хорошо и гладко, да вмешались на беду эти подлые большевики и все вам напортили. Милая моя, ведь это же
взрыв был, —
взрыв огромных подземных сил, где вся грязь полетела вверх, пепел перегорелый, вонь, смрад, — но и
огонь очищающий, и лава полилась расплавленная. Подумай, какие человеческие силы могли бы это удержать?
Он не мечтал о ее поцелуях, — да и как они будут целоваться в публичном месте, — но жаждал общения с ней, ждал того света, который должен взвиться, точно змейка электрического
огня, и озарить его, ударить его невидимым током вместе со
взрывом страсти двух живых существ.
Иногда по вечерам папа устраивал настоящие извержения из нее: из кратера
взрывами бил
огонь, по отрогам с шипением ползли ярко-красные и зеленые
огни, отражаясь в море.
Дети глядели на огненные
взрывы, цветные бенгальские
огни и в восторге ахали.
Поехали по деревне. «Бразды пушистые
взрывая…», — думал вяло следователь, глядя, как пристяжная работала ногами. Во всех избах светились
огни, точно был канун большого праздника: это крестьяне не спали, боялись покойника. Кучер молчал угрюмо; должно быть, соскучился, пока стоял около земской избы, и теперь тоже думал о покойнике.
И тут все сгорели со стыда:
огонь взрывов осветил вокруг полнейшую пустыню. Нигде ни одного врага.
Весь необузданный, страстный темперамент юноши вылился в этих словах. Неприятный
огонь снова пылал в его глазах, руки были сжаты в кулаки. Он дрожал всем телом под влиянием дикого порыва возмущения. Очевидно, он решился начать борьбу с отцом, которого прежде так боялся. Но
взрыва гнева отца, которого ожидал сын, не последовало. Иван Осипович смотрел на него серьезно и молчал с выражением немого упрека по взгляде.
А из этого огненного неба огромные цеппелины бросают вниз бомбы… каким надо быть человеком или чертом во образе человека, чтобы летать над таким адом, над пожарами,
взрывами и крышами и еще подбрасывать туда
огня и разрушения!
— Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё-таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено
взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух
огней.