Неточные совпадения
Любаша бесцеремонно прервала эту речь, предложив дяде Мише покушать. Он молча согласился, сел к столу,
взял кусок ржаного хлеба, налил стакан молока, но затем встал и пошел
по комнате, отыскивая, куда сунуть окурок папиросы. Эти поиски тотчас упростили его в глазах Самгина, он уже не мало видел людей, жизнь которых стесняют окурки и разные иные мелочи, стесняют, разоблачая в них обыкновенное человечье и будничное.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее
взять на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах, на которые женщина обрекает себя или
по влечению любви,
по святому долгу семейных уз, или из-за
куска насущного хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги
по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
— Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло
возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?»
Возьмешь дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?»
Возьмешь кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку
возьмешь: вырвут из рук да швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что в палате да
по добрым людям.
Волконский преуморительно говорит о всех наших — между прочим о Горбачевском, что он завел мыльный завод, положил на него все полученное
по наследству от брата и что, кажется, выйдут мыльные пузыри. Мыла нет ни
куска, а все гуща — ведь не хлебать мыло, а в руки
взять нечего. Сквозь пальцы все проходит, как прошли и деньги.
— И вот я
взял себе за Сарочкой небольшое приданое. Что значит небольшое приданое?! Такие деньги, на которые Ротшильд и поглядеть не захочет, в моих руках уже целый капитал. Но надо сказать, что и у меня есть кое-какие сбережения. Знакомые фирмы дадут мне кредит. Если господь даст, мы таки себе будем кушать
кусок хлеба с маслицем и
по субботам вкусную рыбу-фиш.
Полковой адъютант поднес поочередно ему и двум его землякам и единоверцам
по куску хлеба с солью на острие шашки, и те, не касаясь хлеба руками,
взяли его ртом и тут же съели.
Потом поравнялись с собором и, увидев, что тайный советник Стрекоза остановился и снял шляпу, сняли и мы свои. Затем, подойдя к Доминику, почувствовали голод,
взяли по три
куска кулебяки и, вспомнив завет Очищенного, при расчете сказали, что съели только
по два
куска.
Софья Николавна встала с живостью,
взяла с подноса и поднесла свекру
кусок аглицкого тончайшего сукна и камзол из серебряного глазета, [Глазет — сорт парчи с вытканными на ней золотыми или серебряными узорами.] весь богато расшитый
по карте [Шитье
по карте значило, вероятно значит и теперь, что узоры рисовались на карте, потом вырезывались, наклеивались на материю и вышивались золотом.
На щеках, покрывающих его жабры, он имеет
по одной игле, которыми очень больно колется, если его
возьмешь неосторожно; большой рот и широкое горло показывают способность глотать большие
куски, несоразмерные даже с его ростом, и обличают хищную его породу.
— Нет, вдвоем, — сказал Ганувер, помолчав. — Мы распиливали ее на
куски по мере того, как вытягивали, обыкновенной ручной пилой. Да, руки долго болели. Затем переносили в ведрах, сверху присыпав ракушками. Длилось это пять ночей, и я не спал эти пять ночей, пока не разыскал человека настолько богатого и надежного, чтобы
взять весь золотой груз в заклад, не проболтавшись при этом. Я хотел сохранить ее. Моя… Мой компаньон
по перетаскиванию танцевал ночью, на берегу, при лунном…
Красота и величие действительной жизни редко являются нам патентованными, а про что не трубит молва, то немногие в состоянии заметить и оценить; явления действительности — золотой слиток без клейма: очень многие откажутся уже
по этому одному
взять его, очень многие не отличат от
куска меди; произведение искусства — банковый билет, в котором очень мало внутренней ценности, но за условную ценность которого ручается все общество, которым поэтому дорожит всякий и относительно которого немногие даже сознают ясно, что вся его ценность заимствована только от того, что он представитель золотого
куска.
Купец был так вежлив, что предоставлял мне на волю
взять, сколько хочу, и я приказал подать… Что же?.. и теперь смех берет, как вспомню!.. Вообразите, что в этом хитром городе сыр совсем не то, что у нас. Это
кусок — просто — мыла! будь я бестия, если лгу! мыло, голое мыло — и
по зрению, и
по вкусу, и
по обонянию, и
по всем чувствам. Пересмеявшись во внутренности своей, решился
взять кусок, чтобы дать и Кузьме понятие о петербургском сыре. Принес к нему, показываю и говорю...
Гоголь,
взявши один из них, начал с самым простодушным видом и серьезным голосом уверять продавца, что это не пряники; что он ошибся и захватил как-нибудь
куски мыла вместо пряников, что и
по белому их цвету это видно, да и пахнут они мылом, что пусть он сам отведает и что мыло стоит гораздо дороже, чем пряники.
— Да так!.. С отцом неудовольствие вышло… пришел пьяный… рассердился на меня да
взял мои гусли и разбил топором… на мелкие
куски изрубил… а у меня только и забавы
по зимам было.
— Вот и вы так же:
возьмите кусок земли
по силе вашей и обработайте её, в пример другим.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам
по десятку самых спелых яблоков, а себе
взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом
взял два
куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"
взял роман
по нескольким главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я писал его
по кускам в несколько глав, всю зиму и весну, до отъезда в Нижний и в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и в Петербурге и довел до конца вторую часть. Но в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей книги — как я называл тогда части моего романа.
Отец мой был поляк и католик.
По семейным преданиям, его отец, Игнатий Михайлович, был очень богатый человек, участвовал в польском восстании 1830–1831 годов, имение его было конфисковано, и он вскоре умер в бедности. Отца моего
взял к себе на воспитание его дядя, Викентий Михайлович, тульский помещик, штабс-капитан русской службы в отставке, православный. В университете отец сильно нуждался; когда кончил врачом, пришлось думать о
куске хлеба и уехать из Москвы. Однажды он мне сказал...
Теперь,
взявши те люди у него эти заповеди, так
по Божьему приказанию
по ним и живут, а те, значит, что разбежались-то, кто с каким
куском побег, тот то и творит.