Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Создавать" — это значит представить
себе, что находишься
в дремучем лесу; это значит
взять в руку топор и, помахивая этим орудием творчества направо и налево, неуклонно идти куда глаза глядят.
― Вот ты всё сейчас хочешь видеть дурное. Не филантропическое, а сердечное. У них, то есть у Вронского, был тренер Англичанин, мастер своего дела, но пьяница. Он совсем запил, delirium tremens, [белая горячка,] и семейство брошено. Она увидала их, помогла, втянулась, и теперь всё семейство на ее
руках; да не так, свысока, деньгами, а она сама готовит мальчиков по-русски
в гимназию, а девочку
взяла к
себе. Да вот ты увидишь ее.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга,
взяла двух кавалеров и подозвала к
себе одну даму и Кити. Кити испуганно смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей
руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
Я поместил
в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе;
в моих
руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею
взять на
себя эту ответственность по многим важным причинам.
— Умерла; только долго мучилась, и мы уж с нею измучились порядком. Около десяти часов вечера она пришла
в себя; мы сидели у постели; только что она открыла глаза, начала звать Печорина. «Я здесь, подле тебя, моя джанечка (то есть, по-нашему, душенька)», — отвечал он,
взяв ее за
руку. «Я умру!» — сказала она. Мы начали ее утешать, говорили, что лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головкой и отвернулась к стене: ей не хотелось умирать!..
Взявши его к
себе на
руки, начал он приподымать его кверху и тем возбудил
в ребенке приятную усмешку, которая очень обрадовала обоих родителей.
Экой я дурак
в самом деле!» Сказавши это, он переменил свой шотландский костюм на европейский, стянул покрепче пряжкой свой полный живот, вспрыснул
себя одеколоном,
взял в руки теплый картуз и бумаги под мышку и отправился
в гражданскую палату совершать купчую.
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться, во-первых, потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых, потому, что я отсидел
себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня
в темном чулане. Кто-то
взял меня за
руку и шепотом сказал: «Чья это
рука?»
В чулане было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
Сказав это, он взвалил
себе на спину мешки, стащил, проходя мимо одного воза, еще один мешок с просом,
взял даже
в руки те хлеба, которые хотел было отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись под тяжестью, шел отважно между рядами спавших запорожцев.
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи
в руках; рассказал подробно о том, как
взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших
в ней; разъяснил загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между
собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался
в пустой квартире, пришел домой, и
в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Он
взял ее на
руки, пошел к
себе в нумер, посадил на кровать и стал раздевать.
Соня остановилась
в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв о своем перекупленном из четвертых
рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она
взяла с
собой, и о смешной соломенной круглой шляпке с ярким огненного цвета пером.
Затем, сунув деньги
в карман, он хотел было переменить на
себе платье, но, посмотрев
в окно и прислушавшись к грозе и дождю, махнул
рукой,
взял шляпу и вышел, не заперев квартиры.
Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов
взял его
руки и, положив их
себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай
взял плеть и замахнулся, тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот,
в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не
взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не
в ладу, не
в ладу сама с
собой, — продолжала она,
взяв Клима под
руку и выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают,
в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
Поставив Клима впереди
себя, он растолкал его телом студентов, а на свободном месте
взял за
руку и повел за
собою. Тут Самгина ударили чем-то по голове. Он смутно помнил, что было затем, и очнулся, когда Митрофанов с полицейским усаживали его
в сани извозчика.
—
В нашей воле отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от
себя и от темных дел мира сего!
Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до
руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал.
В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим, и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за
собою дверь, тогда она,
взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Но, когда пришла Варвара и, взглянув на него, обеспокоенно спросила: что с ним? — он,
взяв ее за
руку, усадил на диван и стал рассказывать
в тоне шутливом, как бы не о
себе. Он даже привел несколько фраз своей речи, обычных фраз, какие говорятся на студенческих митингах, но тотчас же смутился, замолчал.
— Ой, как тебя ушибло! На, выпей скорее… И возьми-ко
себя в руки… Хорошо, что болвана Мишки нет, побежал туда, а то бы… Он с фантазией. Ну, довольно, Клим, сядь!
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю
в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой
руки, — ты возьми-ка
себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет
в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Перед ней стоял прежний, уверенный
в себе, немного насмешливый и безгранично добрый, балующий ее друг.
В лице у него ни тени страдания, ни сомнения. Он
взял ее за обе
руки, поцеловал ту и другую, потом глубоко задумался. Она притихла,
в свою очередь, и, не смигнув, наблюдала движение его мысли на лице.
Она не знала, на что глядеть, что
взять в руки. Бросится к платью, а там тянет к
себе великолепный ящик розового дерева. Она открыла его — там был полный дамский несессер, почти весь туалет, хрустальные, оправленные
в серебро флаконы, гребенки, щетки и множество мелочей.
Бабушка отодвинула от
себя все книги, счеты, гордо сложила
руки на груди и стала смотреть
в окно. А Райский сел возле Марфеньки,
взял ее за
руки.
Она сидела
в своей красивой позе, напротив большого зеркала, и молча улыбалась своему гостю, млея от удовольствия. Она не старалась ни приблизиться, ни
взять Райского за
руку, не приглашала сесть ближе, а только играла и блистала перед ним своей интересной особой, нечаянно показывала «ножки» и с улыбкой смотрела, как действуют на него эти маневры. Если он подходил к ней, она прилично отодвигалась и давала ему подле
себя место.
Он
взял ее за
руку — и
в ней тревога мгновенно стихла. Она старалась только отдышаться от скорой ходьбы и от борьбы с Райским, а он, казалось, не мог одолеть
в себе сильно охватившего его чувства — радости исполнившегося ожидания.
Но чтобы наказать
себя еще больше, доскажу его вполне. Разглядев, что Ефим надо мной насмехается, я позволил
себе толкнуть его
в плечо правой
рукой, или, лучше сказать, правым кулаком. Тогда он
взял меня за плечи, обернул лицом
в поле и — доказал мне на деле, что он действительно сильнее всех у нас
в гимназии.
— Нет-с, я сам хочу заплатить, и вы должны знать почему. Я знаю, что
в этой пачке радужных — тысяча рублей, вот! — И я стал было дрожащими
руками считать, но бросил. — Все равно, я знаю, что тысяча. Ну, так вот, эту тысячу я беру
себе, а все остальное, вот эти кучи,
возьмите за долг, за часть долга: тут, я думаю, до двух тысяч или, пожалуй, больше!
Он
взял икону
в руку, поднес к свече и пристально оглядел ее, но, продержав лишь несколько секунд, положил на стол, уже перед
собою.
— Ах, какая прелестная ваза! Какой милый коврик… — шептала Хина, ощупывая вещи дрожавшими
руками; она вперед смаковала свою добычу и успела прикинуть
в уме, какие вещи она
возьмет себе и какие уступит Агриппине Филипьевне. Конечно,
себе Хиония Алексеевна облюбовала самые хорошие вещи, а своей приятельнице великодушно предоставила все то, что было похуже.
— Митя, отведи меня…
возьми меня, Митя, —
в бессилии проговорила Грушенька. Митя кинулся к ней, схватил ее на
руки и побежал со своею драгоценною добычей за занавески. «Ну уж я теперь уйду», — подумал Калганов и, выйдя из голубой комнаты, притворил за
собою обе половинки дверей. Но пир
в зале гремел и продолжался, загремел еще пуще. Митя положил Грушеньку на кровать и впился
в ее губы поцелуем.
И все сама, без служанки, и одевается сама, — это гораздо лучше. Сама, то есть, когда не продремлет срока, а если пропустит? тогда уж нельзя отделаться — да к чему ж и отделываться? — от того, чтобы Саша не исполнял должность горничной! Саша ужасно смешной! и может быть, даже прикосновение
руки шепчущей гостьи — певицы не заставит появиться
в воображаемом дневнике слова: «А ведь это даже обидно!» А, во всяком случае, милый
взял на
себя неизменную обязанность хозяйничать за утренним чаем.
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за
себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они садятся подле своих жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт
взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу дамы
в трауре пробежала тень, на один миг, так что никто не заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он отошел к окну и стал всматриваться
в арабески, слегка набросанные морозом на стекле.
Сердце старика закипело, слезы навернулись на глаза, и он дрожащим голосом произнес только: «Ваше высокоблагородие!., сделайте такую божескую милость!..» Минский взглянул на него быстро, вспыхнул,
взял его за
руку, повел
в кабинет и запер за
собою дверь.
Когда кончилась панихида, матушка сунула священнику
в руку полтинник и сказала: «Уж вы, батюшка, постарайтесь!» Затем все на минуту присели, дали Аннушке и старосте надлежащие наставления, поклонились покойнице и стали поспешно сбираться домой. Марью Порфирьевну тоже
взяли с
собой в Заболотье.
— Это что за новости! Без году неделя палку
в руки взял, а уж поговаривать начал! Захочу отпустить — и сама догадаюсь. Знать ничего не хочу! Хошь на ладонях у
себя вывейте зерно, а чтоб было готово!
Я как сейчас его перед
собой вижу. Высокий, прямой, с опрокинутой назад головой,
в старой поярковой шляпе грешневиком, с клюкою
в руках, выступает он, бывало, твердой и сановитой походкой из ворот, выходивших на площадь, по направлению к конторе, и вся его фигура сияет честностью и сразу внушает доверие. Встретившись со мной, он
возьмет меня за
руку и спросит ласково...
— Так вот что. Через три месяца мы
в Москву на всю зиму поедем, я и тебя с
собой взять собралась. Если ты женишься, придется тебя здесь оставить, а самой
в Москве без тебя как без
рук маяться. Посуди, по-божески ли так будет?
Но ни один из прохожих и проезжих не знал, чего ей стоило упросить отца
взять с
собою, который и душою рад бы был это сделать прежде, если бы не злая мачеха, выучившаяся держать его
в руках так же ловко, как он вожжи своей старой кобылы, тащившейся, за долгое служение, теперь на продажу.
Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе
в ус не дул, сгибал
в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб еще больше не уронить
себя, Чуб
взял нагайку и ударил его три раза по спине.
И Кузьма перебросил на левое плечо салфетку,
взял вилку и ножик, подвинул к
себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми
руками, как голубь крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай
в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к толстым зарумяненным краям пирога.
— Он и то с бурачком-то ворожил
в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под
руки приглянет на реку, а потом присядет и
в бурачок
себе опять глядит. Ну, мы его и
взяли, потому… не прост человек. А
в бурачке у него вода…
Епиходов. Собственно говоря, не касаясь других предметов, я должен выразиться о
себе, между прочим, что судьба относится ко мне без сожаления, как буря к небольшому кораблю. Если, допустим, я ошибаюсь, тогда зачем же сегодня утром я просыпаюсь, к примеру сказать, гляжу, а у меня на груди страшной величины паук… Вот такой. (Показывает обеими
руками.) И тоже квасу
возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь
в высшей степени неприличное, вроде таракана.
А когда бабушка зажгла свечу, он
взял подсвечник
в руки и, держа его пред
собою, как солдат ружье, закричал
в окно насмешливо и громко...
Когда на западе угасли отблески вечерней зари и ночная тьма окутала землю, удэхейцы камланили. Они притушили огонь. Один из них накрыл
себе голову полотенцем и, держа
в руках древесные стружки, произносил заклинания, а другой
взял листочек табаку, несколько спичек, кусочек сахару и сухарь и все побросал
в море, Это было жертвоприношение.
— И еще как, дедушка… А перед самым концом как будто стишала и поманила к
себе, чтобы я около нее присел. Ну, я, значит, сел…
Взяла она меня за
руку, поглядела этак долго-долго на меня и заплакала. «Что ты, — говорю, — Окся: даст Бог, поправишься…» — «Я, — грит, — не о том, Матюшка. А тебя мне жаль…» Вон она какая была, Окся-то. Получше
в десять раз другого умного понимала…
Варнаки с Фотьянки и балчуговцы из Нагорной чувствовали
себя настоящими хозяевами приискового дела, на котором родились и выросли; рядом с ними строгали и швали из Низов являлись жалкими отбросами, потому что лопаты и кайла
в руки не умели
взять по-настоящему, да и земляная тяжелая работа была им не под силу.
Место слияния Меледы и Балчуговки было низкое и болотистое, едва тронутое чахлым болотным леском. Родион Потапыч с презрением смотрел на эту «чертову яму», сравнивая про
себя красивый Ульянов кряж. Да и россыпное золото совсем не то что жильное. Первое он не считал почему-то и за золото, потому что добыча его не представляла
собой ничего грандиозного и рискованного, а жильное золото надо умеючи
взять, да не всякому оно дается
в руки.
Туляцкому и Хохлацкому концам было не до этих разговоров, потому что все жили
в настоящем. Наезд исправника решил все дело: надо уезжать. Первый пример подал и здесь Деян Поперешный. Пока другие говорили да сбирались потихоньку у
себя дома, он
взял да и продал свой покос на Сойге, самый лучший покос во всем Туляцком конце. Покупателем явился Никитич. Сделка состоялась, конечно,
в кабаке и «
руки розняла» сама Рачителиха.