Неточные совпадения
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего не знал об интригах Козыря, так что, когда приехал в Глупов подлинный градоначальник, Двоекуров, и началась разборка"оного нелепого и смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем не только не было найдено ни малейшей
вины, но, напротив того,
оказалось, что это"подлинно достойнейший и благопоспешительнейший к подавлению революции гражданин".
Когда Муромский встал, он
оказался человеком среднего роста, на нем была черная курточка, похожая на блузу; ноги его, в меховых туфлях, напоминали о лапах зверя. Двигался он слишком порывисто для военного человека. За обедом
оказалось, что он не пьет
вина и не ест мяса.
Вечером я услышал у стрелков громкие разговоры. По настроению я догадался, что они немного выпили.
Оказалось, что Дерсу притащил с собой бутылку спирта и угостил им солдат.
Вино разгорячило людей, и они начали ссориться между собой.
Прибыли мы наконец в Тулу; купил я дроби да кстати чаю да
вина, и даже лошадь у барышника взял. В полдень мы отправились обратно. Проезжая тем местом, где в первый раз мы услыхали за собою стук телеги, Филофей, который, подвыпив в Туле,
оказался весьма разговорчивым человеком, — он мне даже сказки рассказывал, — проезжая тем местом, Филофей вдруг засмеялся.
Соколовский предложил откупорить одну бутылку, затем другую; нас было человек пять, к концу вечера, то есть к началу утра следующего дня,
оказалось, что ни
вина больше нет, ни денег у Соколовского.
А всему
виной моя самонадеянность… Я думал, в кичливом самообольщении, что нет той силы, которая может сломить энергию мысли, энергию воли! И вот
оказывается, что какому-то неопрятному, далекому городку предоставлено совершить этот подвиг уничтожения. И так просто! почти без борьбы! потому что какая же может быть борьба с явлениями, заключающими в себе лишь чисто отрицательные качества?
Точно так же поступает он и с
вином, если оно
оказывается уж чересчур кислым.
Я захотел пить и, так как бочонок для воды
оказался пуст, осушил бутылку
вина. На этот раз оно не произвело обыкновенного действия. Мое состояние было ни нормально, ни эксцессивно — особое состояние, которое не с чем сравнить, — разве лишь с выходом из темных пещер на приветливую траву. Я греб к югу, пристально рассматривая горизонт.
Пришел я на днях в Летний сад обедать. Потребовал карточку, вижу: судак"авабля" [Испорченное от «au vin blanc». Приведено текстуально. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина.) Au vin blanc — в белом
вине]; спрашиваю: да можно ли? — Нынче все, сударь, можно! — Ну, давай судака «авабля»! —
оказалась мерзость. Но ведь не это, тетенька, дорого, а то, что вот и мерзость, а всякому есть ее вольно!
— При высадке на берегу дело пошло на ножи, — сказал я и развил этот самостоятельный текст в виде прыжков, беганья и рычанья, но никого не убил. Потом я сказал: — Когда явился Варрен и его друзья, я дал три выстрела, ранив одного негодяя… — Этот путь
оказался скользким, заманчивым; чувствуя, должно быть, от
вина, что я и Поп как будто описываем вокруг комнаты нарез, я хватил самое яркое из утренней эпопеи...
Оказывалось, что он, позавтракав в двенадцать часов «маленким барашкэм», с тремя бутылками
вина, в два часа мог без особых усилий съедать за обедом три тарелки какой-то «чахахбили» или «чихиртмы», миску пилава, шампур шашлыка, «сколки хочишь толмы» и ещё много разных кавказских яств и при этом выпивал
вина — «сколко хотэл».
Если разобрать причины этого, то
оказывается, конечно, что
виною всего были неустройства внутренние.
Каждый подвергается такому экзамену по три раза, и тот, у кого способность ориентироваться
оказалась хуже, чем у других, ставит всем остальным по чашке кофе или соответствующее количество полубутылок молодого
вина. Надо сказать, что в большинстве случаев проигрываю я. Но Юра Паратино показывает всегда на N с точностью магнитной стрелки. Этакий зверь!
Раздался пронзительный крик, и бросившаяся нянька подняла девочку, у которой подбородок
оказался глубоко рассеченным, и кровоизлияние было как из зарезанной. Филимон до того испугался, что я обещал ему взять
вину на себя, даже не поминая его имени.
Оказалось, что «он» был веселый малый и даже отчасти жуир. На столе, в кабинете, стояли неубранные остатки довольно обильной закуски: ветчина, сыр, балык, куски холодного пирога… Несколько початых бутылок
вина и наполовину выпитый графин с водкой довершали картину.
Скоро, однако, он должен был убедиться, что хвастал своими местами напрасно. Движение к парку было действительно сильное, но для «клёву» условия
оказались неблагоприятные.
Виной была новая дорога. Там, где прежде пролетки с седоками ныряли по ухабам меж кустов, — теперь они проносились легко и быстро. Прошке оставалось только провожать их глазами… Кроме того, движение на этот раз
оказалось слишком сильно. Обстоятельства складывались плохо…
Вина тоже
оказались плохими, несмотря на великолепные, золотом и серебром украшенные ярлыки на бутылках.
Признак верен, но если применять его с некоторой проницательностью, с внимательным разбором фактов, то
окажется, что
вины почти никогда не бывает на свете, а бывает только беда.
Мы и в настоящее время живем в непрерывном опьянении; со временем
вино, табак, чай
окажутся слишком слабыми возбудителями, и человечество перейдет к новым, более сильным ядам.
Одним из таких счастливцев
оказался мой земляк Б-вин, сын председателя палаты. Он перешел сюда из Казани. Я отыскал его в плохонькой комнате, где-то на Никитской; но для меня и невзрачная студенческая «меблировка» казалась чем-то соблазнительным, и хотя мы с ним были на «ты», но я смотрел на него как на избранника.
Каково же поэтому было удивление монахов, когда однажды ночью в их ворота постучался человек, который
оказался горожанином и самым обыкновенным грешником, любящим жизнь. Прежде чем попросить у настоятеля благословения и помолиться, этот человек потребовал
вина и есть. На вопрос, как он попал из города в пустыню, он отвечал длинной охотничьей историей: пошел на охоту, выпил лишнее и заблудился. На предложение поступить в монахи и спасти свою душу он ответил улыбкой и словами: «Я вам не товарищ».
Делу, кроме того, помог великий князь Петр Федорович, обратившийся к Елизавете Петровне с жалобами на Бестужева. Императрица была очень тронута, что племянник обратился к ней по-родственному с полной, по-видимому, откровенностью и доверчивостью. Никогда не была она так ласкова с ним. Петр Федорович, раскаиваясь в прошедшем своем поведении, складывал всю свою
вину на дурные советы, а дурным советником
оказался Бестужев.
Наконец, его положение сделалось так невыносимо-мучительно, что он стал искать самозабвения: верным средством
оказалось вино, и он предался пьянству.
Оказалось, что загорелось судно, нагруженное
вином и шедшее навстречу императорской флотилии.
Вкусный обед, политый обильно
вином, прошел оживленно, хотя граф Белавин ощутил неприятное чувство. Приехавший с волжских палестин, князь Адуев
оказался более в курсе светской и полусветской жизни Петербурга, нежели он — истый петербуржец.
Московские гости
оказались охочи до
вина и разносолов.
Но когда (по приглашению Максима Ильича) приступили было к подписке на уплату его долгов, которых
оказалось рублей на шестьдесят по счетам (может, и с некоторой добросовестной приписочкой на умершего), все отозвались, что и так много потратились на
вина и прочее угощение для покойника.
После изысканного обеда в отдельном кабинете, обильно политого дорогими
винами, в которых княгиня
оказалась большим знатоком, они отправились в Петровский парк в Шато де-Флер.