Неточные совпадения
— Не
думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках
власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Мелькала постоянно во все эти дни у Раскольникова еще одна мысль и страшно его беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она была тяжела для него! Он
думал иногда: Свидригайлов все вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни. А если и теперь имеет? Почти наверное можно сказать, что да.А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив над ним
власть, он захочет употребить ее как оружие против Дуни?
И неужель ты
думаешь, что я не знал, например, хоть того, что если уж начал я себя спрашивать и допрашивать: имею ль я право
власть иметь? — то, стало быть, не имею права
власть иметь.
«Боятся полиции, —
думал Самгин. — Но все-таки слишком воинственны. Амазонисты. Да, здесь
власть женщины выражена определеннее, наглядней. Это утверждается и литературой».
Самгин, слушая его,
думал: действительно преступна
власть, вызывающая недовольство того слоя людей, который во всех других странах служит прочной опорой государства. Но он не любил
думать о политике в терминах обычных, всеми принятых, находя, что термины эти лишают его мысли своеобразия, уродуют их. Ему больше нравилось, когда тот же доктор, усмехаясь, бормотал...
«Конечно, студенты. Мальчишки», —
подумал он, натужно усмехаясь и быстро шагая прочь от человека в длинном пальто и в сибирской папахе на голове. Холодная темнота, сжимая тело, вызывала вялость, сонливость. Одолевали мелкие мысли, — мозг тоже как будто шелушился ими. Самгин невольно
подумал, что почти всегда в дни крупных событий он отдавался во
власть именно маленьких мыслей, во
власть деталей; они кружились над основным впечатлением, точно искры над пеплом костра.
«Начнет выспрашивать, как я
думаю. Будет убеждать в возможности захвата политической
власти рабочими…»
— Неужели тебя все это только смешит? Но —
подумай! Стоять выше всех в стране, выше всех! — кричала она, испуганно расширив больные глаза. — Двуглавый орел, ведь это — священный символ нечеловеческой
власти…
«Сомнительный способ укрепления
власти царя», — весьма спокойно
подумал Самгин, одеваясь, и сам удивился тому, что
думает спокойно. В столовой энергично стучала посудой Варвара.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так
думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и
власти.
Мне хотелось поверить портрет с подлинными чертами лежавшего передо мной великана, во
власть которого я отдавался на долгое время. «Какой же он в самом деле? —
думал я, поглядывая кругом.
Божья
власть, а все горько!» «Да, в самом деле он несчастлив», —
подумал я; что же еще после этого назвать несчастьем?
«Да, да, —
думал он. — Дело, которое делается нашей жизнью, всё дело, весь смысл этого дела непонятен и не может быть понятен мне: зачем были тетушки, зачем Николенька Иртенев умер, а я живу? Зачем была Катюша? И мое сумасшествие? Зачем была эта война? И вся моя последующая беспутная жизнь? Всё это понять, понять всё дело Хозяина — не в моей
власти. Но делать Его волю, написанную в моей совести, — это в моей
власти, и это я знаю несомненно. И когда делаю, несомненно спокоен».
— Я
думаю, что вы можете облегчить положение таких людей, пока они в вашей
власти. И, поступая так, я уверен, что вы нашли бы большую радость, — говорил Нехлюдов, стараясь произносить как можно внятнее, так, как говорят с иностранцами или детьми.
Как в древние времена, так и теперь люди склонны
думать, что существует помазание к
власти.
— Да стой, стой, — смеялся Иван, — как ты разгорячился. Фантазия, говоришь ты, пусть! Конечно, фантазия. Но позволь, однако: неужели ты в самом деле
думаешь, что все это католическое движение последних веков есть и в самом деле одно лишь желание
власти для одних только грязных благ? Уж не отец ли Паисий так тебя учит?
Встарь бывала, как теперь в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных роду и племени своих господ. И это понятно. Помещик не верит в свою
власть, не
думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
—
Думай себе что хочешь, — сказал Данило, —
думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию, то есть объединение православной церкви с католической под
властью римского папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
Он был единственный из старых революционеров, который хотел
власти и
думал о способах ее приобретения.
Отец не
думает, что он старше своего сына, а сын не почитает отца и живет, как хочет; старуха мать в юрте имеет не больше
власти, чем девочка-подросток.
Он себя почел высшего чина, крестьян почитал скотами, данными ему (едва не
думал ли он, что
власть его над ними от бога проистекает), да употребляет их в работу по произволению.
В примере Торцова можно отчасти видеть и выход из темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча не может и
подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно, сила самодурства по-прежнему будет удерживать мрак над всем, что только есть в его
власти!..
А теперь у ней другие мысли; она подавлена самодурством, да и впереди ничего не видит, кроме того же самодурства: «Как
подумаешь, — говорит она, — что станет этот безобразный человек издеваться над тобой, да ломаться, да свою
власть показывать, загубит он твой век ни за что!..
Мать
подумала и отвечала: «Они вспомнили, что целый век были здесь полными хозяйками, что теперь настоящая хозяйка — я, чужая им женщина, что я только не хочу принять
власти, а завтра могу захотеть, что нет на свете твоего дедушки — и оттого стало грустно им».
— Молчать! Что ты, подлец, какую
власть надо мной взял! я слово, а он два! я слово, а он два!.. Так вот ты бы и
подумал:"Что бы, мол, такое сготовить, чтоб барыне перед дорогими гостями не совестно было!"а ты, вместо того, галантир да галантир!
— Вы посмотрите, какой ужас! Кучка глупых людей, защищая свою пагубную
власть над народом, бьет, душит, давит всех. Растет одичание, жестокость становится законом жизни —
подумайте! Одни бьют и звереют от безнаказанности, заболевают сладострастной жаждой истязаний — отвратительной болезнью рабов, которым дана свобода проявлять всю силу рабьих чувств и скотских привычек. Другие отравляются местью, третьи, забитые до отупения, становятся немы и слепы. Народ развращают, весь народ!
Но —
думали ли вы когда-нибудь о неотразимой, обаятельной
власти прошедшего?
Что касается до мирских
властей, то они беспрекословно отдались в руки чумазому и
думают только об исполнении его прихотей.
— Одно, что остается, — начал он медленным тоном, — напиши ты баронессе письмо, расскажи ей всю твою ужасную домашнюю жизнь и объясни, что господин этот заигрался теперь до того, что из ненависти к тебе начинает мстить твоим родным и что я сделался первой его жертвой… Заступились бы там за меня… Не только что человека, собаки, я
думаю, не следует оставлять в безответственной
власти озлобленного и пристрастного тирана. Где ж тут справедливость и правосудие?..
«Странно, —
думал Козельцов, глядя на своего командира, — только 7 недель, как он принял полк, а как уж во всем его окружающем в его одежде, осанке, взгляде видна
власть полкового командира, эта
власть, основанная не столько на летах, на старшинстве службы, на военном достоинстве, сколько на богатстве полкового командира.
Связав меня преступлением, вы, конечно,
думаете получить надо мною
власть, ведь так?
Об разных укорах и намеках, которые Вы мне пишете, я не хочу и говорить, потому что все они несправедливы; но что касается до высылки к Вам крестьянки Аксиньи, то я по закону никакого права не имею этого сделать: мы можем наших крестьян отчуждать из своего владения, а нарушать их браки не в нашей
власти; муж Аксиньи, который ее привез теперь сюда, очень хорошо это знает, и мне очень странна показалась Ваша просьба: неужели Вы
думали, что я позволю себе высылать Вам ваших любовниц?
Но мало и этого: в 1891 году тот же Вильгельм, enfant terrible государственной
власти, высказывающий то, что другие
думают, разговаривая с какими-то солдатами, публично сказал следующее, и на другой день тысячи газет перепечатывают эти слова...
Но теперь, когда жертвы эти не только возросли в десять раз, а обещанные ему выгоды отсутствуют, естественно каждому
подумать, что подчинение его
власти совершенно бесполезно.
А потому, если и допустить даже, что процесс охристианения когда-нибудь совершится над всеми людьми, то, судя по тому, насколько подвинулось это дело в 1800 лет, это будет только через несколько раз 1800 лет, а потому и нельзя и незачем
думать теперь о невозможном уничтожении
власти, а нужно только стараться о том, чтобы
власть эта была в наилучших руках».
Движение вперед человечества совершается не так, что лучшие элементы общества, захватив
власть, употребляя насилие против тех людей, которые находятся в их
власти, делают их лучшими, как это
думают и консерваторы и революционеры, а совершается, во-первых, и главное, тем, что люди все вообще неуклонно и безостановочно, более и более сознательно усваивают христианское жизнепонимание, и, во-вторых, тем, что, даже независимо от сознательной духовной деятельности людей, люди бессознательно, вследствие самого процесса захватывания
власти одними людьми и смены их другими, невольно приводятся к более христианскому отношению к жизни.
Уже несколько дней назад, перед тем как начать свои походы по
властям, он
думал это, да только под руку попадалась шляпа.
— Только ты не
думай, что все они злые, ой, нет, нет! Они и добрые тоже, добрых-то их ещё больше будет! Ты помни — они всех трав силу знают: и плакун-травы, и тирлич, и кочедыжника, и знают, где их взять. А травы эти — от всех болезней, они же и против нечистой силы идут — она вся во
власти у них. Вот, примерно, обает тебя по ветру недруг твой, а ведун-то потрёт тебе подмышки тирлич-травой, и сойдёт с тебя обаяние-то. Они, батюшка, много добра делают людям!
— Было время, — начал снова Николай Артемьевич, — когда дочери не позволяли себе глядеть свысока на своих родителей, когда родительская
власть заставляла трепетать непокорных. Это время прошло, к сожалению; так, по крайней мере,
думают многие; но, поверьте, еще существуют законы, не позволяющие… не позволяющие… словом, еще существуют законы. Прошу вас обратить на это внимание: законы существуют.
Я
думал, не замышлял ли этот несчастный человек похитить, в отсутствие князя, его
власть (что, конечно, оправдывало бы его гнев), но оказалось, что ничего подобного не бывало.
— И ведь хоть бы кто-нибудь пригласил… невежды! —
подумал он невольно и тут же сообразил, что это происходит оттого, что губернским сановникам предоставлено слишком мало
власти.
Когда он встречался с человеком, имеющим угрюмый вид, он не наскакивал на него с восклицанием: «Что волком-то смотришь!» — но
думал про себя: «Вот человек, у которого, должно быть, на сердце горе лежит!» Когда слышал, что обыватель предается звонкому и раскатистому смеху, то также не обращался к нему с вопросом: «Чего, каналья, пасть-то разинул?» — но
думал: «Вот милый человек, с которым и я охотно бы посмеялся, если бы не был помпадуром!» Результатом такого образа действий было то, что обыватели начали смеяться и плакать по своему усмотрению, отнюдь не опасаясь, чтобы в том или другом случае было усмотрено что-либо похожее на непризнание
властей.
— Ну, не хочешь, как хочешь. А то закусил бы ин! Это все у тебя от думы. Брось! пущай другие
думают! Эку сухоту себе нашел: завидно, что другие делами занимаются — зачем не к нему все дела приписаны! Ну, да уж прощай, прощай! Вижу, что сердишься! Увидишься с сатаной — плюнь ему от меня в глаза! Только вряд ли увидишь ты его. Потому, живем мы здесь в благочестии и во всяком благом поспешении,
властям предержащим повинуемся, старших почитаем — неповадно ему у нас!
Он некоторое время стоял и, видимо, хотел что-то сказать; быть может, он даже
думал сейчас же предложить ей разделить с ним бремя
власти. Но вместо того только разевал рот и тянулся корпусом вперед. Она тоже молчала и, повернув в сторону рдеющее лицо, потихоньку смеялась. Вдруг он взглянул вперед и увидел, что из-за угла соседнего дома высовывается голова частного пристава и с любопытством следит за его движениями. Как ужаленный, он круто повернул налево кругом и быстрыми шагами стал удаляться назад.
Я
думал, что ее существо, может быть, отмечено особым законом, перебирающим жизнь с
властью сознательного процесса, и что, став в тень подобной судьбы, я наконец мог бы увидеть Несбывшееся.
— Конечно, все в божией
власти, Анна Якимовна, но ведь Вава оченно молода, куда ей замуж теперь; да и, признаться, какие женихи, погубят девку; а когда
подумаю, как с ней расстаться, я не переживу, истинно не переживу.
— Нет, кроме шуток, ей-богу,
думал запузыривать по критике. Ведь это очень легко… Это не то, что самому писать, а только ругай направо и налево. И потом:
власть, братику, а у меня деспотический характер. Автор-то помалчивает да почесывается, а я его накаливаю, я его накаливаю…
— Когда губернатор сказал, чем он может за справедливость своих слов ручаться, то он доказал логикой, он сказал: «Я не мог говорить, что
власти не потребны в государстве, ибо я не
думаю, чтобы и сами государства были потребны».
Надя. А как тебе скажут: ступай за пьяного, да еще и разговаривать не смей, и поплакать-то о себе не смей… Ах, Лиза!.. Да как
подумаешь, что станет этот безобразный человек издеваться над тобой, да ломаться, да свою
власть показывать, загубит он твой век так, ни за что! Не живя, ты за ним состаришься! (Плачет). Говорить-то только свое сердце надрывать! (Махнув рукой). Так уж, право, молодой барин лучше.
Она бы
думала, что жизнь и смерть как всех людей, так и ее детей, вне
власти людей, а во
власти только Бога, и тогда бы она не мучалась тем, что в ее
власти было предотвратить болезни и смерти детей, а она этого не сделала.