Неточные совпадения
Правительство знает это, но, по крайней памяти, боится, что христианская вера вредна для их законов и
властей. Пусть бы оно решило теперь, что это вздор и что необходимо опять сдружиться с чужестранцами. Да как? Кто начнет и предложит? Члены верховного совета? — Сиогун велит им распороть себе брюхо. Сиогун? — Верховный совет предложит ему уступить место другому. Микадо не предложит, а если бы и вздумал, так сиогун не сошьет ему нового халата и даст два дня сряду обедать на одной и той же посуде.
— Ничего нет ужасного, — сказал Новодворов, прислушивавшийся к разговору. — Массы всегда обожают только
власть, — сказал он своим трещащим голосом. —
Правительство властвует — они обожают его и ненавидят нас; завтра мы будем во
власти — они будут обожать нас…
Он принадлежал к партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать
правительство так, чтобы оно само отказалось от
власти и призвало народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех. Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Петербургское
правительство еще до того грубо и не обтерлось, до того — только деспотизм, что любит наводить страх, хочет, чтоб перед ним все дрожало, словом, хочет не только
власти, но сценической постановки ее.
Чиновничество царит в северо-восточных губерниях Руси и в Сибири; тут оно раскинулось беспрепятственно, без оглядки… даль страшная, все участвуют в выгодах, кража становится res publica. [общим делом (лат.).] Самая
власть, царская, которая бьет как картечь, не может пробить эти подснежные болотистые траншеи из топкой грязи. Все меры
правительства ослаблены, все желания искажены; оно обмануто, одурачено, предано, продано, и все с видом верноподданнического раболепия и с соблюдением всех канцелярских форм.
Игра эта всегда успешна, потому что судебная
власть во всех политических преследованиях действует заодно с
правительством.
Во Франции, напротив, полиция — самое народное учреждение; какое бы
правительство ни захватило
власть в руки, полиция у него готова, часть народонаселения будет ему помогать с фанатизмом и увлечением, которое надобно умерять, а не усиливать, и помогать притом всеми страшными средствами частных людей, которые для полиции невозможны.
В областях истины, в царстве мысли и духа не может никакая земная
власть давать решений и не должна; не может того
правительство, менее еще его ценсор, в клобуке ли он или с темляком.
И так изобретенное на заключение истины и просвещения в теснейшие пределы, изобретенное недоверяющею властию ко своему могуществу, изобретенное на продолжение невежества и мрака, ныне во дни наук и любомудрия, когда разум отряс несродные ему пути суеверия, когда истина блистает столично паче и паче, когда источник учения протекает до дальнейших отраслей общества, когда старания
правительств стремятся на истребление заблуждений и на отверстие беспреткновенных путей рассудку к истине, — постыдное монашеское изобретение трепещущей
власти принято ныне повсеместно, укоренено и благою приемлется преградою блуждению.
— Я далек от мысли осуждать промышленную политику
правительства вообще, — говорил генерал, разглаживая усы. — Вообще я друг порядка и крепкой
власти. Но вместе с тем интересы русской промышленности, загнанные иностранными капиталами в дальний угол, заставляют нас принять свои меры. Кэри говорит прямо…
Но что всего замечательнее: даже тогда, когда само
правительство обращало внимание на злоупотребления помещичьей
власти и подвергало их исследованию, — даже тогда помещики решались, хоть косвенным образом, протестовать в пользу «мелочей».
Что, кроме анекдота, могло явиться в печати под «пятой»
правительства, боявшегося даже намека, и какая могла быть печать, если газеты и журналы разрешались только тем, на кого твердо надеялось
правительство, уверенное в том, что оно разрешает только тому право на издание, у кого и мысли о каком-нибудь неугодном
властям намеке в голову прийти не могло, и разве такой издатель в свою газету и журнал мог пригласить редактора, который был бы способен пропустить какой бы то ни было намек?
Пусть
правительство основывает там хоть республику, ну там из политики или для усмирения страстей, а с другой стороны, параллельно, пусть усилит губернаторскую
власть, и мы, губернаторы, поглотим республику; да что республику: всё, что хотите, поглотим; я по крайней мере чувствую, что готов…
Опасаясь, что вкусная и питательная уха, которою они привыкли подкреплять свои силы, в непродолжительном времени отойдет в область предания, они настойчиво указывали подлежащей
власти на угрожающую опасность, но так как в то время все вообще
правительство было заодно с пискарями, то понятно, что и местная полицейская
власть не сочла себя вправе употребить энергические усилия, дабы пресечь зло в самом его зародыше.
— Людвиг Корчинский был осужден за «возмущение против православной церкви и верховной
власти и покушение к распространению сочинений против
правительства посредством домашней литографии».] тихий и кроткий молодой человек, тоже, как и я, любил много ходить в шабашное время по двору.
Железные дороги, телеграфы, телефоны, фотографии и усовершенствованный способ без убийства удаления людей навеки в одиночные заключения, где они, скрытые от людей, гибнут и забываются, и многие другие новейшие изобретения, которыми преимущественно перед другими пользуются
правительства, дают им такую силу, что, если только раз
власть попала в известные руки и полиция, явная и тайная, и администрация, и всякого рода прокуроры, тюремщики и палачи усердно работают, нет никакой возможности свергнуть
правительство, как бы оно ни было безумно и жестоко.
В экономическом отношении проповедуется теория, сущность которой в том, что чем хуже, тем лучше, что чем больше будет скопления капитала и потому угнетения рабочего, тем ближе освобождение, и потому всякое личное усилие человека освободиться от давления капитала бесполезно; в государственном отношении проповедуется, что чем больше будет
власть государства, которая должна по этой теории захватить не захваченную еще теперь область частной жизни, тем это будет лучше, и что потому надо призывать вмешательство
правительств в частную жизнь; в политических и международных отношениях проповедуется то, что увеличение средств истребления, увеличение войск приведут к необходимости разоружения посредством конгрессов, арбитраций и т. п.
Насилие держится теперь уже не тем, что оно считается нужным, а только тем, что оно давно существует и так организовано людьми, которым оно выгодно, т. е.
правительствами и правящими классами, что людям, которые находятся под их
властью, нельзя вырваться из-под нее.
Если огромные богатства, накопленные рабочими, считаются принадлежащими не всем, а исключительным лицам; если
власть собирать подати с труда и употреблять эти деньги, на что они это найдут нужным, предоставлена некоторым людям; если стачкам рабочих противодействуется, а стачки капиталистов поощряются; если некоторым людям предоставляется избирать способ религиозного и гражданского обучения и воспитания детей; если некоторым лицам предоставлено право составлять законы, которым все должны подчиняться, и распоряжаться имуществом и жизнью людей, — то всё это происходит не потому, что народ этого хочет и что так естественно должно быть, а потому, что этого для своих выгод хотят
правительства и правящие классы и посредством физического насилия над телами людей устанавливают это.
Большинство памятников, воздвигаемых теперь, воздвигается уже не государственным деятелям, не генералам и уже никак не богачам, а ученым, художникам, изобретателям, людям, не имевшим не только ничего общего ни с
правительствами, ни с
властью, но очень часто боровшимся с нею. Воспеваются в поэзии, изображаются пластическим искусством, почитаются торжественными юбилеями не столько государственные люди и богачи, сколько ученые, художники…
Попытки освобождения этих людей дают только удобный предлог
правительствам для усиления своей
власти и вызывают усиление ее.
Но другой вопрос, о том, имеют ли право отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся от выгод, даваемых насилием
правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в судах, ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать к
власти, полиции или суду.
Ведь только оттого, что это состояние всеобщего вооружения и воинской повинности наступило шаг за шагом, незаметно и что для поддержания его
правительствами употребляются все находящиеся в их
власти средства устрашения, подкупа, одурения и насилия, мы не видим вопиющего противоречия этого состояния с теми христианскими чувствами и мыслями, которыми действительно проникнуты все люди нашего времени.
Остается теперь только одна область деятельности людской, не захваченная правительственной
властью, — область семейная, экономическая, область частной жизни и труда. И эта область теперь, благодаря борьбе коммунистов и социалистов, уже понемногу захватывается
правительствами, так что труд и отдых, помещение, одежда, пища людей, всё понемногу, если только исполнятся желания реформаторов, будет определяться и назначаться
правительствами.
«Отчего же бы не судить и
правительство после каждой объявленной войны? Если бы только народ понял это, если бы они судили
власти, ведущие их к убийству, если бы они отказывались идти на смерть без надобности, если бы они употребляли данное им оружие против тех, которые им дали его, — если бы это случилось когда-либо, война бы умерла.
Так это было при римских императорах, так это и теперь. Несмотря на то, что мысль о бесполезности и даже вреде государственного насилия всё больше и больше входит в сознание людей, так это продолжалось бы вечно, если бы
правительствам не было необходимости для поддержания своей
власти усиливать войска.
Отв. — Нет, он не должен добровольно платить подати, но не должен противиться взиманию податей. Подать, налагаемая
правительством, взыскивается независимо от воли подданных. Ей нельзя противиться, не прибегая самому к насилию. Насилия же христианин употреблять не может, поэтому он должен предоставить прямо свою собственность насильственному ущербу, производимому
властями.
Так это продолжалось сотни, тысячи лет, и
правительства, т. е. люди, находящиеся во
власти, старались и теперь всё более стараются поддерживать народы в этом заблуждении.
Справедливо, что нигде в Европе нет столь деспотического
правительства и до такой степени согласного с царствующей церковью. И потому участие
власти в развращении народа в России самое сильное; но несправедливо, чтобы церковь русская в своем влиянии на народ отличалась чем-нибудь от какой-либо другой церкви.
И
правительство только на столько
правительство, на сколько оно может не подчиняться, а подчинять, и потому оно всегда стремится к этому и никогда добровольно не может отказаться от
власти, а
власть дает ему войско, и потому никогда не откажется от войска и употребления его для войны.
В странах, где есть государственная религия, детей обучают бессмысленным кощунствам церковных катехизисов, с указанием необходимости повиновения
властям; в республиканских государствах их обучают дикому суеверию патриотизма и той же мнимой обязательности повиновения
правительствам.
Если даже и допустить то, что вследствие особенно невыгодно сложившихся для
правительства обстоятельств, как, например, во Франции в 1870 году, какое-либо из
правительств было бы свергнуто силою и
власть перешла бы в другие руки, то эта новая
власть ни в каком случае не была бы менее угнетательной, чем прежняя, а всегда, напротив, защищая себя от всех озлобленных свергнутых врагов, была бы более деспотична и жестока, чем прежняя, как это и было при всех революциях.
По этому учению важно не то, чтобы исповедовать в жизни ту истину, которая открылась тебе, и вследствие этого неизбежно быть вынужденным осуществлять ее в жизни или по крайней мере не совершать поступков, противных исповедуемой истине: не служить
правительству и не усиливать его
власть, если считаешь
власть эту вредною, не пользоваться капиталистическим строем, если считаешь этот строй неправильным, не выказывать уважения разным обрядам, если считаешь их вредным суеверием, не участвовать в судах, если считаешь их устройство ложным, не служить солдатом, не присягать, вообще не лгать, не подличать, а важно то, чтобы, не изменяя существующих форм жизни и, противно своим убеждениям, подчиняясь им, вносить либерализм в существующие учреждения: содействовать промышленности, пропаганде социализма и успехам того, что называется науками, и распространению образования.
Так всегда и было после всех революций и всех попыток революций, всех заговоров, всяких насильственных перемен
правительств. Всякая борьба только усиливает средства порабощения тех, которые в данное время находятся во
власти.
Насилие уменьшается и уменьшается и, очевидно, должно прекратиться, но не так, как представляют это себе некоторые защитники существующего строя, тем, что люди, подлежащие насилию, вследствие воздействия на них
правительств, будут делаться всё лучше и лучше (вследствие этого они, напротив, становятся всегда хуже), а вследствие того, что так как все люди постоянно становятся лучше и лучше, то и наиболее злые люди, находящиеся во
власти, становясь всё менее и менее злыми, сделаются уже настолько добры, что станут неспособны употреблять насилие.
Так это предполагается в Китае, в действительности же этого нет и не может быть, потому что для того, чтобы свергнуть
власть насилующего
правительства, мало иметь на это право, надо иметь силу.
В наше же время государственная
власть и
правительства не только не содействуют, но прямо препятствуют всей той деятельности, посредством которой люди вырабатывают себе новые формы жизни.
Теперь же отказы от нехристианских требований
правительств подрывают под корень самую государственную
власть, потому что на исполнении этих нехристианских требований зиждется вся
власть государства.
И если теперь уже есть правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей
властью и старающиеся быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие военные, которые понимают всё зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими
правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
— Снял и взял. И это сделал князь Барнаулов, известный богач, вельможа, облеченный особенною
властью, представитель
правительства! Что ж после этого еще ожидать?
В 1872 году как уголовный преступник был выдан швейцарскими
властями, царскому
правительству.
Когда под влиянием революционного натиска народных масс, возмущенных социальной политикой реакционной
власти и ее неспособностью организовать сопротивление вторгшимся пруссакам, император был низложен и была провозглашена республика, Гамбетта стал министром внутренних дел в т. н. «
правительстве национальной обороны».
Он поставил себя в некотором достойном отдалении от губернских
властей, а избрал лучший круг из судейских и богатых дворян, живших в городе, и принял тон легкого недовольства
правительством, умеренной либеральности и цивилизованной гражданственности.
«Государь есть источник всякой
власти в Монархии» (19); «но сия
власть должна действовать чрез некоторые посредства, некоторым определенным образом: рождаются
Правительства и закон, которые делают твердым и неподвижным установление всякого государства» (20,21).
Мы видели, что Овэн мог обогатиться филантропией — и растратил свое состояние на бедных; мог сделаться другом и любимцем всех партий — и ожесточил их все против себя; мог дойти до степеней известных — и вместо того потерял всякое уважение к себе в высшем обществе; мог получить в свою
власть целый край, отказавшись от одной из основных идей своих, — и не получил ничего, потому что прежде всего требовал от мексиканского
правительства гарантий для свободы этой самой идеи.
Адъютант (читает). «На поставленные мне вопросы о том: 1) почему я не принимаю присягу и 2) почему отказываюсь исполнять требования
правительства и что побудило меня произнести оскорбительные не только для военного сословия, но и для высшей
власти слова, — отвечаю на первый вопрос: не принимаю я присяги потому, что я исповедую учение Христа. В учении же Христа присяга прямо и определенно запрещена, как в Евангелии Матфея V, 33—38, так и в послании Якова V, 12».
Я не думаю отвергать, что при
власти, данной
правительством помещикам, им очень легко насиловать дочерей и жен своих крепостных. Притеснениями и наказаниями помещик всегда добьется того, что найдутся отцы и мужья, которые будут предоставлять ему дочерей и жен, точно так же, как тот достойный французский дворянин в «Записках Пеню», который в XVIII столетии просил, как об особенной милости, о помещении своей дочери в Parc aux cerfs [Олений парк (фр.).].
Или нужно было признать Радищева человеком даровитым и просвещенным, и тогда можно от него требовать того, чего требует Пушкин; или видеть в нем до конца слабоумного представителя полупросвещения, и тогда совершенно [неуместно замечать, что лучше бы ему вместо «брани указать на благо, которое верховная
власть может сделать, представить
правительству и умным помещикам способы к постепенному улучшению состояния крестьян, потолковать о правилах, коими должен руководствоваться законодатель, дабы, с одной стороны, сословие писателей не было притеснено, и мысль, священный дар божий, не была рабой и жертвой бессмысленной и своенравной управы, а с другой — чтоб писатель не употреблял сего божественного орудия к достижению цели низкой или преступной»].
Она не допускает того, чтобы
власть была вырвана у него другим
правительством.
Американские индейцы жили так, что у них не было никакой
власти, никаких законов, никакого
правительства.