Неточные совпадения
Зачем, когда в душе у нее была буря, и она чувствовала, что стоит на повороте
жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим
человеком, который рано или поздно узнает же всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в себе
внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем.
Кроме этого, он ничего не нашел, может быть — потому, что торопливо искал. Но это не умаляло ни женщину, ни его чувство досады; оно росло и подсказывало: он продумал за двадцать лет огромную полосу
жизни, пережил множество разнообразных впечатлений, видел
людей и прочитал книг, конечно, больше, чем она; но он не достиг той уверенности суждений, того
внутреннего равновесия, которыми, очевидно, обладает эта большая, сытая баба.
«Дома у меня — нет, — шагая по комнате, мысленно возразил Самгин. — Его нет не только в смысле реальном: жена, дети, определенный круг знакомств, приятный друг, умный
человек, приблизительно равный мне, — нет у меня дома и в смысле идеальном, в смысле
внутреннего уюта… Уот Уитмэн сказал, что
человеку надоела скромная
жизнь, что он жаждет грозных опасностей, неизведанного, необыкновенного… Кокетство анархиста…
— Вот явились
люди иного строя мысли, они открывают пред нами таинственное безграничие нашей
внутренней жизни, они обогащают мир чувства, воображения. Возвышая
человека над уродливой действительностью, они показывают ее более ничтожной, менее ужасной, чем она кажется, когда стоишь на одном уровне с нею.
— Ты забыл, что я — неудавшаяся актриса. Я тебе прямо скажу: для меня
жизнь — театр, я — зритель. На сцене идет обозрение, revue, появляются, исчезают различно наряженные
люди, которые — как ты сам часто говорил — хотят показать мне, тебе, друг другу свои таланты, свой
внутренний мир. Я не знаю — насколько
внутренний. Я думаю, что прав Кумов, — ты относишься к нему… барственно, небрежно, но это очень интересный юноша. Это —
человек для себя…
Плохо верили обломовцы и душевным тревогам; не принимали за
жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись как огня увлечения страстей; и как в другом месте тело у
людей быстро сгорало от волканической работы
внутреннего, душевного огня, так душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле.
Коммюнотарность же означает непосредственное отношение
человека к
человеку через Бога, как
внутреннее начало
жизни.
Русский
человек совсем и не помышляет о том, чтобы святость стала
внутренним началом, преображающим его
жизнь, она всегда действует на него извне.
Необъятные пространства, которые со всех сторон окружают и теснят русского
человека, — не внешний, материальный, а
внутренний, духовный фактор его
жизни.
— Вы никогда не дойдете, — говорила она, — ни до личного бога, ни до бессмертия души никакой философией, а храбрости быть атеистом и отвергнуть
жизнь за гробом у вас у всех нет. Вы слишком
люди, чтобы не ужаснуться этих последствий,
внутреннее отвращение отталкивает их, — вот вы и выдумываете ваши логические чудеса, чтоб отвести глаза, чтоб дойти до того, что просто и детски дано религией.
Но вполне понятной может стать моя
внутренняя религиозная
жизнь и моя религиозная драма только в связи с пережитым мной
внутренним опытом, глубоким
внутренним кризисом — я имею в виду основную мечту моей
жизни, тему о творчестве
человека.
У меня был пустой период, в котором не было интересного для
внутренней жизни общения с
людьми, не было и больших приобретений в области мысли.
«Народных заседаний проба в палатах Аглицкого клоба». Может быть, Пушкин намекает здесь на политические прения в Английском клубе. Слишком близок ему был П. Я. Чаадаев, проводивший ежедневно вечера в Английском клубе, холостяк, не игравший в карты, а собиравший около себя в «говорильне» кружок
людей, смело обсуждавших тогда политику и
внутренние дела. Некоторые черты Чаадаева Пушкин придал своему Онегину в описании его холостой
жизни и обстановки…
Но основы этой
жизни, ее
внутренняя сила — совершенно непонятны для жалких
людей, отвыкших от всякой разумности и правды в своих житейских отношениях.
А затем любопытна
внутренняя, душевная сторона
жизни этих
людей, которых мы официально так презираем и клеймим названиями крючкотворцев и взяточников.
Ей-богу, я хотел бы на несколько дней сделаться лошадью, растением или рыбой или побыть женщиной и испытать роды; я бы хотел пожить
внутренней жизнью и посмотреть на мир глазами каждого
человека, которого встречаю.
У него было одно из тех самолюбий, которое до такой степени слилось с
жизнью и которое чаще всего развивается в одних мужских и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожаться, и что самолюбие было двигателем даже его
внутренних побуждений: он сам с собой любил первенствовать над
людьми, с которыми себя сравнивал.
Согласно сему, как грех сатаны был восстание и возношение, так грех
человека был падение и унижение: сатана обратился против божества;
человек же токмо отвратился от божества, соответственно чему сатана вверг себя в мрачную бездну неугасимого огня и ненасытимого духовного глада;
человек же подвергся лишь работе тления, впав в рабство материальной натуре, и
внутренний благодатный свет божественной
жизни обменял на внешний свет вещественного мира.
— По мнению мистиков, для уразумения бога, кроме откровения, существует в
человеке внутреннее сознание божества, которое каждый из нас может развивать в себе силою созерцательного чувствования: русские масоны по преимуществу избрали для себя путь уединения, путь
жизни аскетов; но, по-моему, это — путь слишком аристократический и вместе с тем мрачный; он пригоден для
людей, нежно и деликатно воспитавших свое тело; тогда как есть еще гораздо большая масса
людей, у которых тело могучее духа…
В самом простом виде дело происходило так:
люди жили племенами, семьями, родами и враждовали, насиловали, разоряли, убивали друг друга. Насилия эти происходили в малых и больших размерах: личность боролась с личностью, племя с племенем, семья с семьей, род с родом, народ с народом. Бòльшие, сильнейшие совокупности завладевали слабейшими, и чем больше и сильнее становилась совокупность
людей, тем меньше происходило в ней
внутренних насилий и тем обеспеченнее казалась продолжительность
жизни совокупности.
Но между положением
людей в то время и в наше время та же разница, какая бывает для растений между последними днями осени и первыми днями весны. Там, в осенней природе, внешняя безжизненность соответствует
внутреннему состоянию замирания; здесь же, весною, внешняя безжизненность находится в самом резком противоречии с состоянием
внутреннего оживления и перехода к новой форме
жизни.
Христианин, обещаясь вперед безусловно исполнять законы
людей, этим обещанием заявил бы то, что
внутренний закон божий не составляет уже для него единственный закон его
жизни.
Но так как, во-первых,
люди не стоят на месте, а непрерывно движутся, всё более и более познавая истину и приближаясь к ней своею
жизнью, и, во-вторых, все они по своему возрасту, воспитанию, породе расположены в постепенной градации от
людей, наиболее способных понимать новые открывающиеся истины
внутренним путем, до
людей, наименее способных к этому, то
люди, ближе других стоящие к тем, которые усвоили истину
внутренним способом, одни за другими сначала через длинные промежутки времени, а потом всё чаще и чаще переходят на сторону новой истины, и количество
людей, признающих новую истину становится всё больше и больше, и истина становится всё понятнее и понятнее.
То же и в том внешнем сходстве прежней языческой
жизни с теперешней. Сходство это только внешнее:
внутреннее состояние
людей во времена язычества и в наше время совершенно различно.
То же происходит и с обществами
людей при переходе от одного понимания, а потому и устройства
жизни, к другому.
Люди только сначала постепенно и равномерно один за другим воспринимают новую истину
внутренним путем и следуют ей в
жизни; при известном же распространении истины она усваивается ими уже не
внутренним способом, не равномерно, а сразу, почти невольно.
И потому перемена в
жизни человечества та, вследствие которой
люди, пользующиеся властью, откажутся от нее и из
людей, покоряющихся власти, не найдется более
людей, желающих захватить ее, наступит не тогда только, когда все
люди один по одному до последнего сознательно усвоят христианское жизнепонимание, а тогда, когда возникнет такое определенное и всем понятное христианское общественное мнение, которое покорит себе всю ту инертную массу, не способную
внутренним путем усвоять истины и по этому самому всегда подлежащую воздействию общественного мнения.
Люди эти утверждают, что улучшение
жизни человеческой происходит не вследствие
внутренних усилий отдельных
людей сознания, уяснения и исповедания истины, а вследствие постепенного изменения общих внешних условий
жизни, и что потому силы каждого отдельного
человека должны быть направлены не на сознание и уяснение себе и исповедание истины, а на постепенное изменение в полезном для человечества направлении общих внешних условий
жизни, всякое же исповедание отдельным
человеком истины, несогласной с существующим порядком, не только не полезно, но вредно, потому что вызывает со стороны власти стеснения, мешающие этим отдельным
людям продолжать их полезную для служения обществу деятельность.
Всякая новая истина, изменяющая склад человеческой
жизни и двигающая вперед человечество, воспринимается сначала только самым малым количеством
людей, понимающих ее
внутренним путем. Остальные же
люди, принявшие по доверию предшествующую истину, ту, на которой основан существующий строй, всегда противятся распространению новой истины.
Другой этот способ усвоения
людьми новой открывшейся истины и переход к новому устройству
жизни состоит в том, что
люди усваивают истину не только потому, что они познают ее пророческим чувством или опытом
жизни, а потому еще, что при известной степени распространения истины,
люди, стоящие на низшей степени развития, принимают ее все сразу, по одному доверию к тем, которые приняли ее
внутренним способом и прилагают ее к
жизни.
Учение Христа тем отличается от прежних учений, что оно руководит
людьми не внешними правилами, а
внутренним сознанием возможности достижения божеского совершенства. И в душе
человека находятся не умеренные правила справедливости и филантропии, а идеал полного, бесконечного божеского совершенства. Только стремление к этому совершенству отклоняет направление
жизни человека от животного состояния к божескому настолько, насколько это возможно в этой
жизни.
Теперь не одно меньшинство
людей, всегда понимавших христианство
внутренним путем, признает его в его истинном значении, но и всё то огромное большинство
людей, кажущееся по своей общественной
жизни столь далеко отстоящим от христианства.
Как это и сказано в Евангелии: «и никто не придет ко мне, если отец не привлечет его к себе» (Иоан. VI, 44), т. е. что признание истины, составляющее причину всех явлений
жизни человеческой, не зависит от внешних явлений, а от каких-то
внутренних свойств
человека, не подлежащих его наблюдению.
И потому несправедливо рассуждение защитников существующего строя о том, что если в продолжение 1800 лет только малая часть
людей перешла на сторону христианства, то нужно еще несколько раз 1800 лет до тех пор, пока все остальные
люди перейдут на его сторону, — несправедливо оно потому, что при этом рассуждении не принимается во внимание другой, кроме
внутреннего постигновения истины, способ усвоения
людьми новой истины и перехода от одного склада
жизни к другому.
Государственная власть, если она и уничтожает
внутренние насилия, вносит всегда в
жизнь людей новые насилия и всегда всё большие и большие, по мере своей продолжительности и усиления.
Если прежде
человеку говорили, что он без подчинения власти государства будет подвержен нападениям злых
людей,
внутренних и внешних врагов, будет вынужден сам бороться с ними, подвергаться убийству, что поэтому ему выгодно нести некоторые лишения для избавления себя от этих бед, то
человек мог верить этому, так как жертвы, которые он приносил государству, были только жертвы частные и давали ему надежду на спокойную
жизнь в неуничтожающемся государстве, во имя которого он принес свои жертвы.
Так возражают защитники существующего строя. И рассуждение это было бы совершенно справедливо, если бы переход
людей от одного понимания
жизни к другому совершался посредством только одного того процесса, при котором каждый
человек отдельно и один за другим познает опытом тщету власти и
внутренним путем постигает истины христианские.
Передонов чувствовал в природе отражения своей тоски, своего страха под личиною ее враждебности к нему, — той же
внутренней и недоступной внешним определениям
жизни во всей природе,
жизни, которая одна только и создает истинные отношения, глубокие и несомненные, между
человеком и природою, этой
жизни он не чувствовал.
Вы не великие герои, не громкие личности; в тишине и безвестности прошли вы свое земное поприще и давно, очень давно его оставили: но вы были
люди, и ваша внешняя и
внутренняя жизнь так же исполнена поэзии, так же любопытна и поучительна для нас, как мы и наша
жизнь в свою очередь будем любопытны и поучительны для потомков.
Я не знаю, жалко ли ей стало молодого безответного
человека, терпевшего за любовь к ней насмешки, поняла ли она, что это не минутное увлечение, не шутка для него, а вопрос целой
жизни — не знаю, но суровая красавица не только благосклонно кланялась и смотрела на Алексея Степаныча, но даже заговаривала с ним; робкие, несвязные ответы, прерывающийся от
внутреннего волнения голос не казались ей ни смешными, ни противными.
Однако Грас Паран, выждав время, начал жестокую борьбу, поставив задачей
жизни — убрать памятник; и достиг того, что среди огромного числа родственников, зависящих от него
людей и
людей подкупленных был поднят вопрос о безнравственности памятника, чем привлек на свою сторону
людей, бессознательность которых ноет от старых уколов, от мелких и больших обид, от злобы, ищущей лишь повода, —
людей с темными, сырыми ходами души, чья
внутренняя жизнь скрыта и обнаруживается иногда непонятным поступком, в основе которого, однако, лежит мировоззрение, мстящее другому мировоззрению — без ясной мысли о том, что оно делает.
Но у него и во внешней
жизни и во
внутренней было много причин считать себя
человеком особенным, не похожим на других.
Если
люди различны по целям
жизни, по
внутреннему содержанию
жизни, то это различие непременно отразится и во внешности, и внешность будет различная.
Мысль только о себе составляет долго все содержание
внутренней детской
жизни, и другие
люди имеют постольку значения, поскольку они соответствуют удовлетворению этого чувства.
«
Внутренняя несостоятельность всей объективной формы существования прекрасного открывается в том, что красота находится в чрезвычайно шатком отношении к целям исторического движения даже и на том поприще, где она кажется наиболее обеспеченною (т. е. в
человеке: исторические события часто уничтожают много прекрасного: например, говорит Фишер, реформация уничтожила веселую привольность и пестрое разнообразие немецкой
жизни XIII-XV столетий).
Нечего говорить о том, каков должен был сделаться в
жизни человек, потерявший всякий страх перед каким-нибудь судом внешним и не имеющий благородства
внутреннего.
Прерывающимся от
внутреннего чувства, но в то же время твердым голосом я сказал ему, что я могу без малейшего стеснения, совершенно свободно располагать двумя тысячами рублей; что ему будет грех, если он хотя на одну минуту усумнится; что не он будет должен мне, а я ему; что помочь ему в затруднительном положении я считаю самою счастливою минутой моей
жизни; что я имею право на это счастье по моей дружбе к нему; имею право даже на то, чтобы он взял эту помощь без малейшего смущения и не только без неприятного чувства, но с удовольствием, которое чувствует
человек, доставляя удовольствие другому
человеку.
Если говорили, что он нужен был
людям, что, исполняя закон Христов любви, он не мог отказывать
людям в их требовании видеть его, что удаление от этих
людей было бы жестокостью, он не мог не соглашаться с этим, но, по мере того как он отдавался этой
жизни, он чувствовал, как
внутреннее переходило во внешнее, как иссякал в нем источник воды живой, как то, что он делал, он делал всё больше и больше для
людей, а не для бога.
Почти в эту ж минуту, как бы в ответ на тоску его, в ответ его задрожавшему сердцу, зазвучал знакомый — как та
внутренняя музыка, знакомая душе
человека в час радости о
жизни своей, в час безмятежного счастья, — густой, серебряный голос Катерины.
Но мы из повести мало узнаем его и как
человека: его
внутренний мир не доступен нам; для нас закрыто, что он делает, что думает, чего надеется, какие испытывает перемены в своих, отношениях, как смотрит на ход событий, на
жизнь, несущуюся перед его глазами.
А как скоро
жизнь получит свой естественный ход, тогда и
внутренние свойства
человека скоро примут свое прямое направление.]