Неточные совпадения
Несмотря на то, что вся
внутренняя жизнь Вронского была наполнена его
страстью, внешняя жизнь его неизменно и неудержимо катилась по прежним, привычным рельсам светских и полковых связей и интересов.
Плохо верили обломовцы и душевным тревогам; не принимали за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись как огня увлечения
страстей; и как в другом месте тело у людей быстро сгорало от волканической работы
внутреннего, душевного огня, так душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле.
Оба они, снаружи неподвижные, разрывались
внутренним огнем, дрожали одинаким трепетом; в глазах стояли слезы, вызванные одинаким настроением. Все это симптомы тех
страстей, которые должны, по-видимому, заиграть некогда в ее молодой душе, теперь еще подвластной только временным, летучим намекам и вспышкам спящих сил жизни.
Он теперь уже не звал более
страсть к себе, как прежде, а проклинал свое
внутреннее состояние, мучительную борьбу, и написал Вере, что решился бежать ее присутствия. Теперь, когда он стал уходить от нее, — она будто пошла за ним, все под своим таинственным покрывалом, затрогивая, дразня его, будила его сон, отнимала книгу из рук, не давала есть.
Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более — он дрожал, но той едва заметной
внутренней дрожью
страсти, которая стрелой вонзается в душу слушателя, и беспрестанно крепчал, твердел и расширялся.
Это не было ни отчуждение, ни холодность, а
внутренняя работа — чужая другим, она еще себе была чужою и больше предчувствовала, нежели знала, что в ней. В ее прекрасных чертах было что-то недоконченное, невысказавшееся, им недоставало одной искры, одного удара резцом, который должен был решить, назначено ли ей истомиться, завянуть на песчаной почве, не зная ни себя, ни жизни, или отразить зарево
страсти, обняться ею и жить, — может, страдать, даже наверное страдать, но много жить.
Механическая слепка немецкого церковно-ученого диалекта была тем непростительнее, что главный характер нашего языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается на нем — отвлеченные мысли,
внутренние лирические чувствования, «жизни мышья беготня», крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая
страсть.
Когда чувствы наши, внешние и
внутренние, ослабевают и притупляются, тогда ослабевают и
страсти.
Страсти и слабости, обыкновенно затмевая
внутренний свет, ведут нас в ослеплении по неизвестным путям, и если бы невидимая рука не путеводствовала нас, мы бы давно погибли».
Покамест она живет у матери, на полной свободе, без всякой житейской заботы, пока еще не обозначились в ней потребности и
страсти взрослого человека, она не умеет даже отличить своих собственных мечтаний, своего
внутреннего мира — от внешних впечатлений.
И, во-первых, — «Гроза» не удовлетворяет самой существенной
внутренней цели драмы — внушить уважение к нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения
страстью.
Мало того: с волнением и
страстью будет говорить вам о настоящих, нормальных человеческих интересах; с насмешкой укорит близоруких глупцов, не понимающих ни своих выгод, ни настоящего значения добродетели; и — ровно через четверть часа, без всякого внезапного, постороннего повода, а именно по чему-то такому
внутреннему, что сильнее всех его интересов, — выкинет совершенно другое колено, то есть явно пойдет против того, об чем сам говорил: и против законов рассудка, и против собственной выгоды, ну, одним словом, против всего…
Его понятия о чести, добре и правде перепутаны, его стремления мелки, круг зрения узок,
страсти никогда не сдерживаются рассудком,
внутренняя сила, не находя себе правильного, естественного исхода, разражается только домашнею грозою.
Страсти греховны постольку, поскольку они нарушают
внутреннюю целость и гармонию, разрушают в человеке образ и подобие Божье, лишают человека духовной силы, синтезирующей всю душевную и телесную жизнь.
Для убедительности же своего восхваления всего Шекспира они составляли эстетические теории, но которым выходило, что определенное религиозное мировоззрение совсем не нужно для произведения искусства вообще и драмы в особенности, что для
внутреннего содержания драмы совершенно достаточно изображение
страстей и характеров людских, что не только не нужно религиозное освещение изображаемого, но искусство должно быть объективно, то есть изображать события совершенно независимо от оценки доброго и злого.
Сладострастный Малюта находил забвение от
внутренних мук, терзаний его обособленного положения неудовлетворенной
страсти к юной княжне Прозоровской под жгучими ласками дикарки.
И вся сложность фабул, вся бытовая множественность действующих лиц, сталкивающихся в страстном притяжении или отталкивании, в вихре
страстей есть лишь отображение судьбы единого человеческого духа во
внутренней его глубине.
Он был человек опаленный, сжигаемый
внутренней духовной
страстью, душа его была в пламени.
Все
внутреннее миросозерцание юного князька исчерпывалось его
страстью к лошадям и женщинам, причем, как относительно первых, так и последних, он находил полное удовлетворение в хвастливом сознании себя покупателем дорого стоящего.