Неточные совпадения
Клим остался с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной
водой облили его? Шагая по комнате, он пытался
свести все слова, все крики Лютова
к одной фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом
к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
Плавание в южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже идти было нельзя: диагональ
отводила нас в сторону, все
к Америке. 6-7 узлов был самый большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед, красный, весь в поту, одетый в прюнелевые ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и Южный Крест, вон и «Магеллановы облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью
воды летучие рыбы.
Публика начала съезжаться на
воды только
к концу мая. Конечно, только половину этой публики составляли настоящие больные, а другая половина ехала просто весело
провести время, тем более что летом жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.
Приближалось время хода кеты, и потому в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько дней птицы эти в одиночку летели куда-то
к югу. Потом они пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом снимались с
воды, перелетали через бар и опускались в
заводь реки. Я убил двух птиц. Это оказались тихоокеанские клуши.
Вода часто прорывалась
к палаткам; надо было устраивать плотины и
отводить ее в сторону.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел
к реке. На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел на земле и смотрел в
воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он
провел бессонную ночь.
Почти всё время поп Семен
проводил в пустыне, передвигаясь от одной группы
к другой на собаках и оленях, а летом по морю на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной
воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
Еще большую горячность показывает утка
к своим утятам: если как-нибудь застанет ее человек плавающую с своею выводкой на открытой
воде, то утята с жалобным писком, как будто приподнявшись над
водою, — точно бегут по ней, — бросаются стремглав
к ближайшему камышу и проворно прячутся в нем, даже ныряют, если пространство велико, а матка, шлепая по
воде крыльями и оглашая воздух особенным, тревожным криком, начнет кружиться пред человеком, привлекая все его внимание на себя и
отводя в противоположную сторону от детей.
Вода чуть-чуть шевелила в этой
заводи белые головки кувшинок, ветер не долетал сюда из-за густо разросшихся ив, которые тихо и задумчиво склонились
к темной, спокойной глубине.
— Что такое? что такое? — Режьте скорей постромки! — крикнул Бахарев, подскочив
к испуганным лошадям и держа за повод дрожащую коренную, между тем как упавшая пристяжная барахталась, стоя по брюхо в
воде, с оторванным поводом и одною только постромкою. Набежали люди, благополучно
свели с моста тарантас и вывели, не входя вовсе в
воду, упавшую пристяжную.
У меня начали опять брать подлещики, как вдруг отец заметил, что от
воды стал подыматься туман, закричал нам, что мне пора идти
к матери, и приказал Евсеичу
отвести меня домой.
Семен Глотов имел склонность
к судоходству — в его ведение
отвели воды и все, что в
водах и над
водою, то есть мосты и перевозы.
В то мое время почти в каждом городке, в каждом околотке рассказывались маленькие истории вроде того, что какая-нибудь Анночка Савинова влюбилась без ума — о ужас! — в Ананьина, женатого человека, так что мать принуждена была
возить ее в Москву, на
воды, чтоб вылечить от этой безрассудной страсти; а Катенька Макарова так неравнодушна
к карабинерному поручику, что даже на бале не в состоянии была этого скрыть и целый вечер не спускала с него глаз.
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей
воды, черный берег медленно
провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо двигается, приближаясь
к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Некоторые из них бегали по платформе
к кадке с
водой, чтобы напиться, и, встречая офицеров, умеряя шаг, делали свои глупые жесты прикладывания руки ко лбу и с серьезными лицами, как будто делали что-то не только разумное, но и очень важное, проходили мимо них,
провожая их глазами, и потом еще веселее пускались рысью, топая по доскам платформы, смеясь и болтая, как это свойственно здоровым, добрым молодым ребятам, переезжающим в веселой компании из одного места в другое.
Наконец, настойчиво
отведя эти чувства, как
отводят рукой упругую, мешающую смотреть листву, я стал одной ногой на кормовой канат, чтобы ближе нагнуться
к надписи. Она притягивала меня. Я свесился над
водой, тронутой отдаленным светом. Надпись находилась от меня на расстоянии шести-семи футов. Прекрасно была озарена она скользившим лучом. Слово «Бегущая» лежало в тени, «по» было на границе тени и света — и заключительное «волнам» сияло так ярко, что заметны были трещины в позолоте.
Сначала всё уговаривал меня и грозил бросить в
воду, а потом — ничего, пристал
к ним и другую
завел…
При вытаскивании крупной рыбы без сачка, увидев и услышав ее, надобно подводить
к берегу, особенно крутому, в таком положении, чтобы голова рыбы и верхняя часть туловища были наружи и приподняты кверху: само собою разумеется, что это можно сделать с толстой крепкой лесою, в противном случае надобно долго
водить рыбу сначала в
воде, потом на поверхности и подтаскивать ее
к берегу очень бережно, не приподымая уже головы рыбьей кверху, и потом взять ее рукою, но непременно в
воде.
Так
проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, —
к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих
вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
— А — так уж надо… Подобьет его
вода в колесо… нам,
к примеру… завтра увидит полиция… возня пойдет, допросы… задержат нас. Вот его и
провожают дальше… Ему что? Он уж мертвый… ему это не больно, не обидно… а живым из-за него беспокойство было бы… Спи, сынок!..
Если истинная любовь
к природе рисовала в душе Долинского впечатления более глубокие, если его поэтическая тоска о незабвенной украинской природе была настолько сильнее деланной тоски Юлии, насколько грандиозные и поражающие своим величием картины его края сильнее тщедушных, неизменных, черноземно-вязких картин, по которым
проводила молочные
воды в кисельных берегах подшпоренная фантазия его собеседницы, то зато в этих кисельных берегах было так много топких мест, что Долинский не замечал, как ловко тускарские пауки затягивали его со стороны великодушия, сострадания и их непонятных высоких стремлений.
Пойдет, бывало, за
водою к роднику, — ключ тут чистый такой из-под горки бил, — поставит кувшины под желоб, да и
заведет...
У гнилого мостика послышался жалобный легкий крик, он пролетел над стремительным половодьем и угас. Мы подбежали и увидели растрепанную корчившуюся женщину. Платок с нее свалился, и волосы прилипли
к потному лбу, она в мучении
заводила глаза и ногтями рвала на себе тулуп. Яркая кровь заляпала первую жиденькую бледную зеленую травку, проступившую на жирной, пропитанной
водой земле.
— Нет, не секрет. Я расскажу вам. Мысль эта пришла мне в голову уже давно. Слушайте. Как-то раз Владимир Красное Солнышко рассердился за смелые слова на Илью Муромца; приказал он взять его,
отвести в глубокие погреба и там запереть и землей засыпать.
Отвели старого казака на смерть. Но, как это всегда бывает, княгиня Евпраксеюшка «в те поры догадлива была»: она нашла
к Илье какой-то ход и посылала ему по просфоре в день, да
воды, да свечей восковых, чтобы читать Евангелие. И Евангелие прислала.
Иван Михайлович(перевертывает Петрушу и дает подзатыльник).Ну, разговаривать! Марш! Сашка!
Сведи ты его
к колодцу, облей
водой и держи его в коляске.
Посетитель, рассматривавший в зеркало свою физиономию с тою обостренною внимательностью и интересом, какие являются только в парикмахерской, замечал, что у него на подбородке прибавился еще один угорь, и с неудовольствием
отводил глаза, попадавшие прямо на худую, маленькую ручонку, которая откуда-то со стороны протягивалась
к подзеркальнику и ставила жестянку с горячей
водой.
— Ну, что это, дядюшка, за кучер? Ему на косульницах ездить, а не на кровных лошадях. Он
к этим львам и подойти не посмеет, да и дурак какой-то! Я ему велел
возить солому да
воду в хлев.
Наконец Пселдонимов, мать его и юноша решили на общем совете не посылать за доктором, а лучше послать за каретой и
свезти больного домой, а покамест, до кареты, испробовать над ним некоторые домашние средства, как-то: смачивать виски и голову холодной
водой, прикладывать
к темени льду и проч.
— А чего ради в ихнее дело обещал я идти? — вдруг вскрикнул Патап Максимыч. — Как мне сразу не увидеть было ихнего мошенства?.. Затем я на Ветлугу ездил, затем и маету принимал… чтоб разведать про них, чтоб на чистую
воду плутов вывести… А
к тебе в город зачем бы приезжать?.. По золоту ты человек знающий, с кем же, как не с тобой, размотать ихнюю плутню… Думаешь, верил им?.. Держи карман!.. Нет, друг, еще тот человек на свет не рожден, что
проведет Патапа Чапурина.
Мужик пошел
к барину и сказал: «Я придумал такую мельницу-самокрутку, что сама будет ходить, без
воды и без лошадей; только раз
завести, — она и будет ходить до тех пор, пока остановишь. Нет только у меня денег на лес да на чугун. Дай мне, барин, триста рублей денег, я тебе первому сделаю такую мельницу».
Он был на кубрике, в помещении команды, приказал там открыть несколько матросских чемоданчиков, спускался в трюм и нюхал там трюмную
воду, заглянул в подшкиперскую, в крюйт-камеру, в лазарет, где не было ни одного больного, в кочегарную и машинное отделение, и там, не роняя слова, ни
к кому не обращаясь с вопросом,
водил пальцем в белоснежной перчатке по частям машины и глядел потом на перчатку, возбуждая трепет и в старшем офицере и старшем механике.
Как-никак, а все-таки привык
к воде… всю почти жизнь
провел на ней.
Горданов пришел, наконец, в себя, бросился на Висленева, обезоружил его одним ударом по руке, а другим сшиб с ног и, придавив
к полу, велел людям держать его. Лакеи схватили Висленева, который и не сопротивлялся: он только тяжело дышал и,
водя вокруг глазами, попросил пить. Ему подали
воды, он жадно начал глотать ее, и вдруг, бросив на пол стакан, отвернулся, поманил
к себе рукой Синтянину и, закрыв лицо полосой ее платья, зарыдал отчаянно и громко...
Под окном хрюкнул поросенок. Он подошел
к миске с
водою, попил немного, поддел миску пятаком и опрокинул ее. Катя вышла, почесала носком башмака брюхо поросенку. Он поспешно лег, вытянул ножки с копытцами и замер. Катя задумчиво
водила носком по его розовому брюху с выступами сосков, а он лежал, закрыв глаза, и изредка блаженно похрюкивал. Куры обступили Катю и поглядывали на нее в ожидании корма.
Время подползло
к 80-му году. После лечения на немецких
водах приехал я в первый раз на наше Балтийское взморье в Дуббельн, около Риги. Тогда это купальное местечко только что
завело у себя благоустроенный акционерный кургауз, и купальщики Петербурга, Москвы и провинций потянулись туда.
Вот эту «банду» и полюбил И. А. Гончаров, проживавший также в Берлине как раз в то время. Он, вероятно, отправлялся на какие-нибудь
воды или на морские купанья, но не торопился туда ехать Берлин ему нравился, и он
проводил время, с обеда, почти исключительно в обществе «банды»,
к которой и я должен был пристать. Но наша встреча произошла не в Hotel de Rome за табльдотом, а на улице Под липами, когда члены «банды» отправлялись с ним на прогулку в Тиргартен.
Если над
водою, сидя в лодке, держать зажженный факел, то с разных мест, — из
заводей, из-под коряг, из темных омутов, — отовсюду потянутся
к свету всякие рыбы. Так из гущи рабочей молодежи завода «Красный витязь» потянулись на призыв ударной тройки те, кому надоело вяло жить изо дня в день, ничем не горя, кому хотелось дружной работы, озаренной яркою целью, также и те, кому хотелось выдвинуться, обратить на себя внимание.
Молебен окончен, водосвятие совершено, отец Петр окропил святою
водою каждого из воинов, длинной лентой в образцовом порядке прошедших мимо него и целовавших крест. Последними
к нему приложились Строгановы и их люди, собравшиеся
проводить посельщиков в далекий поход, в глушь сибирскую.
— А, помню, помню, как ты колошматил турок, одного, другого, третьего. Вот тут мне турецкая пуля сделала дырочку, — Суворов указал на левую руку, — ты с другим товарищем
свели меня
к морю, вымыли рану морскою
водой и перевязали… А ты помнишь, как ты за мною следом бегал во все время сражения?
Он хотел бы перескочить
к ним через
воды; но барабан пробил роковой час, и, заключенный в стенах крепости, он должен
провести мучительную ночь, прежде чем их увидит.
— В высоком доме не должны знать о случившемся, — обернулся он
к рабочим, встав с земли. — Несите его в казарму, облейте голову
водой и, когда он очнется,
проводите до дому.