Неточные совпадения
— Вообще — это бесполезное занятие в чужом огороде капусту садить. В Орле жил под надзором полиции один политический человек, уже солидного
возраста и большой умственной доброты. Только — доброта не средство против скуки.
Город — скучный, пыльный, ничего орлиного не содержит, а свинства — сколько угодно! И вот он, добряк, решил заняться украшением окружающих людей. Между прочим, жена моя — вторая — немножко пострадала от него — из гимназии вытурили…
Девочка действительно была серьезная не по
возрасту. Она начинала уже ковылять на своих пухлых розовых ножках и довела Нагибина до слез, когда в первый раз с счастливой детской улыбкой пролепетала свое первое «деду», то есть дедушка. В мельничном флигельке теперь часто звенел, как колокольчик, детский беззаботный смех, и везде валялись обломки разных игрушек, которые «деду» привозил из
города каждый раз. Маленькая жизнь вносила с собой теплую, светлую струю в мирную жизнь мельничного флигелька.
Кстати, говоря о сосланных, — за Нижним начинают встречаться сосланные поляки, с Казани число их быстро
возрастает. В Перми было человек сорок, в Вятке не меньше; сверх того, в каждом уездном
городе было несколько человек.
Движение на улицах здесь гораздо значительнее, чем в наших уездных
городах, и это легко объяснить приготовлениями к встрече начальника края, главным же образом — преобладанием в здешнем населении рабочего
возраста, который большую часть дня проводит вне дома.
Статистика населения и болезненности», 1885 г.] Увы, высокий процент и даже избыток рабочих или производительных
возрастов на Сахалине совсем не служит показателем экономического благосостояния; тут он указывает лишь на избыток рабочих рук, благодаря чему, несмотря даже на громадное число голодных, праздных и неспособных, на Сахалине строятся
города и проводятся превосходные дороги.
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением сенатора и делалось тем прямо в пику ему; потом у Крапчика с дочерью с каждым днем все более и более
возрастали неприятности: Катрин с тех пор, как уехал из губернского
города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли в весьма некроткой душе Катрин.
«Запись рассказов, песен и разных случаев из жизни
города Окурова, Воргородской губернии, которые я, Матвей Кожемякин, слышал и видел с тринадцатилетнего
возраста».
27 июля Пугачев вошел в Саранск. Он был встречен не только черным народом, но духовенством и купечеством… Триста человек дворян всякого пола и
возраста были им тут повешены; крестьяне и дворовые люди стекались к нему толпами. Он выступил из
города 30-го. На другой день Меллин вошел в Саранск, взял под караул прапорщика Шахмаметева, посаженного в воеводы от самозванца, также и других важных изменников духовного и дворянского звания, а черных людей велел высечь плетьми под виселицею.
Точно спят все. Так я говорю: какая это будет жизнь! Вы можете себе только представить… Вот таких, как вы, в
городе теперь только три, но в следующих поколениях будет больше, все больше и больше, и придет время, когда все изменится по-вашему, жить будут по-вашему, а потом и вы устареете, народятся люди, которые будут лучше вас… (Смеется.) Сегодня у меня какое-то особенное настроение. Хочется жить чертовски… (Поет.) Любви все
возрасты покорны, ее порывы благотворны… (Смеется.)
Его страх
возрос ещё более месяца через два, когда снова в
городе явился Носков, а на фабрике — Абрамов, гладко обритый, жёлтый и худой.
При великом оскудении священного чина, когда все мы душевным гладом были томимы, московские и иных
городов христиане великими трудами и премногим иждивением
возрастили мало что не на двести лет увядший цвет благоучрежденной иерархии…
Между тем весть об этом происшествии быстро разнеслась по
городу. Толпы народа всех званий,
возрастов и состояний затопили близлежащие улицы. Многие провожали это шествие, многие ограничивались простым любопытным глазеньем. Везде шли самые разноречивые толки. В иных кучках выражали сочувствие студентам, в других сочувствие полиции.
Живя на мельнице, мало видели они людей, но и тогда, несмотря на младенческий еще почти
возраст, не были ни дики, ни угрюмы, ни застенчивы перед чужими людьми, а в
городе, при большом знакомстве, обходились со всеми приветно и ласково, не жеманились, как их сверстницы, и с притворными ужимками не опускали, как те, глаз при разговоре с мужчинами, не стеснялись никем, всегда и везде бывали веселы, держали себя свободно, развязно, но скромно и вполне безупречно.
В прохладной лавке с пустыми полками народу было много. Сидели, крутили папиросы, пыхали зажигалками. Желтели защитные куртки парней призывного
возраста, воротившихся из гор. Болгарин Иван Клинчев, приехавший из
города, рассказал, что на базаре цена на муку сильно упала: буржуи бегут, везут на пароходы все свои запасы, а дрягили, вместо того, чтобы грузить, волокут муку на базар.
В Туле шла спешная подготовка к встрече холеры. Строились бараки, энергично очищались и дезинфицировались вы гребные ямы; золотарям-отходчикам работы было по горло, цена за вывоз бочки нечистот
возросла с тридцати копеек до одного рубля двадцати копеек; бедняки, пугаемые протоколами, стонали, но разорялись на очистку. По
городу клубились зловещие слухи. Мучник-лабазник Расторгуев убеждал народ не чистить ям и подальше держаться от докторов.
Средства его так
возрастали, что он начал подумывать: отложиться от своего Доберана и завести собственную механическую фабрику в центре нашей заводской местности, в
городе Р.
В
городе все считали его женихом княжны Лидии Дмитриевны, необъявленного еще за юным
возрастом невесты.
В самой Москве были приняты следующие гигиенические меры: в черте
города было запрещено хоронить и приказано умерших отвозить на вновь устроенные кладбища, число которых
возросло до десяти, кроме того, велено погребать в том платье, в котором больные умерли. Фабричным с суконных фабрик было приказано явиться в карантин, неявившихся велено бить плетьми. Сформирован был батальон сторожей из городских обывателей и наряжен в особые костюмы.
Самые знатные юноши, вырвавшись из
города, где их стесняли приличия, здесь чувствовали себя на свободе и не хотели уже ничем стесняться, а, напротив, предавались самым необузданным увлечениям своего
возраста и темперамента.
А предчувствия Грушу не обманули: в деревне никому в голову не пришло, что такое ее встретит в
городе. Она в таком неопределенном
возрасте: не девушка и не девочка, — какой-то межеумок, а между тем у нее как-то особенно потянуло щеки, и в фигуре ее для наблюдательного взгляда есть что-то двусмысленное.