Неточные совпадения
А жизнь была нелегкая.
Лет двадцать строгой каторги,
Лет двадцать поселения.
Я денег прикопил,
По манифесту царскому
Попал опять на родину,
Пристроил эту горенку
И здесь давно живу.
Покуда были денежки,
Любили деда, холили,
Теперь в глаза плюют!
Эх вы, Аники-воины!
Со стариками, с бабами
Вам только воевать…
В то самое время, как Гарибальди называл Маццини своим «другом и учителем», называл его тем ранним, бдящим сеятелем, который одиноко стоял на поле, когда все
спало около него, и, указывая просыпавшимся путь, указал его тому рвавшемуся на бой за родину молодому
воину, из которого вышел вождь народа итальянского; в то время, как, окруженный друзьями, он смотрел на плакавшего бедняка-изгнанника, повторявшего свое «ныне отпущаеши», и сам чуть не плакал — в то время, когда он поверял нам свой тайный ужас перед будущим, какие-то заговорщики решили отделаться, во что б ни стало, от неловкого гостя и, несмотря на то, что в заговоре участвовали люди, состарившиеся в дипломациях и интригах, поседевшие и падшие на ноги в каверзах и лицемерии, они сыграли свою игру вовсе не хуже честного лавочника, продающего на свое честное слово смородинную ваксу за Old Port.
Вот этого-то общества, которое съезжалось со всех сторон Москвы и теснились около трибуны, на которой молодой
воин науки вел серьезную речь и пророчил былым, этого общества не подозревала Жеребцова. Ольга Александровна была особенно добра и внимательна ко мне потому, что я был первый образчик мира, неизвестного ей; ее удивил мой язык и мои понятия. Она во мне оценила возникающие всходы другой России, не той, на которую весь свет
падал из замерзших окон Зимнего дворца. Спасибо ей и за то!
В состав этих кружков
попадали и Фальстафы, непобеждаемые в крике, и «
воины смирные средь мечей».
— Эти два чугунные-то
воина, надо полагать, из пистолетов
палят! — объяснял было ему извозчик насчет Барклай де Толли и Кутузова, но Калинович уже не слыхал этого. От скопившихся пешеходов и экипажей около Морской у него начинала кружиться голова, а когда выехали на площадь и он увидел Зимний дворец, то решительно замер: его поразило это огромное и великолепное здание.
— Не был бы я тогда только,
Воин Васильевич, очень скользкий, чтобы вы опять по-анамеднешнему не
упали?
И когда
воин исполнил повеление Соломона, то посыпались на пол золотые монеты, потому что они были спрятаны внутри выдолбленной палки; вор же, пораженный мудростью царя,
упал ниц перед его троном и признался в своем преступлении.
Сии славные глубокие окопы, которые от Черного моря простираются до Азовского, не могли остановить торжественного течения Ее
воинов, и Крым, последнее убежище варваров, бывших некогда ужасом и бичем нашего отечества,
пал к стопам Российского Гения.
— Ухорез, что и говорить. За удальство и сюда-те
попал. С каторги выбежал, шестеро бурят
напали — сам-друг от них отбился, вот он какой.
Воин. Пашня ли ему, братец, на уме? Ему бы с Абрашкой с Ахметзяновым стакаться — они бы делов наделали, нашумели бы до моря, до кияну… Или бы на прииска… На приисках, говорит, я в один день человеком стану, все ваше добро продам и выкуплю… И верно, — давно бы ему на приисках либо в остроге быть, кабы не Марья.
В передней на конике [Коник — широкая, в виде ларя с поднимающейся крышкой лавка для спанья.]
спал Степан, в положении убитого
воина на батальной картине, [Батальная картина — картина, изображающая битву, сражение.] судорожно вытянув обнаженные ноги из-под сюртука, служившего ему вместо одеяла.
Вечной памяти достоин, —
Сын Тидеев провещал, —
Кто как честный, храбрый
воин,
Край отцов спасая,
пал…
Оказывалось, на нас шли не смешные толпы презренных «макаков», — на нас наступали стройные ряды грозных
воинов, безумно храбрых, охваченных великим душевным подъемом. Их выдержка и организованность внушали изумление. В промежутках между извещениями о крупных успехах японцев телеграммы сообщали о лихих разведках сотника X. или поручика У., молодецки переколовших японскую заставу в десять человек. Но впечатление не уравновешивалось. Доверие
падало.
Первый герой, друг и есаул Ермака и его
воины, львы в сечах,
пали, как агнцы, на пути в татарский улус. Только один спасшийся от предательской резни казак, явившись в Искор, сообщил о смерти славного есаула и его товарищей.
Русские
падали без подкрепления, тогда как редевшие ряды
воинов Бернгарда заменялись новыми.
Воины испустили дикий крик и завертелись вокруг костра в бешеной пляске. А когда они остановились, чуть не
падая от усталости, то внезапно увидели большую птицу с девочкой на ее спине.
И юный вождь
упал на колени. За ним
упали и все его
воины. Из дремучего леса вышли седобородые старцы. Они ударяли в огромные раковины и производили ими странные, непонятные звуки.
— О, великий, смелый вождь! Твой брат собрал большое войско и идет на нас. Он говорит, что половина этой страны — его, что этот лес — его лес, что наши жилища должны принадлежать его
воинам и что он идет отобрать все это у тебя, у нас. Но пусть он соберет еще больше войска, мы не боимся ничего. Каждый куст в этом лесу знаком нам. Мы окружим лес и
нападем на твоего брата, разобьем его войско, а его самого приведем к тебе. Tы можешь убить его или сделать его своим рабом.
— Есть оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы с тобою и Ричардом не имеем в ней недостатка.
Падете вы оба, я сама явлюсь на поле битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать врагов, поведу, по крайней мере, своих
воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не в первый раз Польша видела своих дочерей во главе полков!
Темно-русые, с сильною проседью волосы в беспорядке
падали на умный лоб с несколькими рассеченными шрамами — почетным украшением
воина.
Юноша-вождь слушал Галю, и чем дальше говорила она, чем смелее становилась ее речь, тем сильнее трепетал дикий
воин. Страх и благоговение отразились в его лице к концу Галиной речи. Он
упал к ногам девочки и, ударяя себя в грудь, вскрикнул страшным голосом...
Один, преклонив голову к колесу,
спит; другой перевязывает товарищу руку; далее, ближе к корме, два
воина, со слезами на глазах, берутся за голову и ноги, по-видимому, умершего товарища и собираются бросить его в речную могилу, уносящую столь же быстро, как время, все, что ей ни поверят.
— Четверо наших и все десять немчинов
пали! — сказал один русский
воин Ивану Пропалому, рассматривая тела убитых.
ВоиныО! будь же, други, святость уз
Закон наш под шатрами;
Написан кровью наш союз:
И жить и
пасть друзьями.