Неточные совпадения
Она несла большую чашку какао и, поставив ее перед Павлом Петровичем, вся застыдилась: горячая
кровь разлилась алою
волной под тонкою кожицей ее миловидного лица.
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как
волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю
кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
Она устремила глаза на озеро, на даль и задумалась так тихо, так глубоко, как будто заснула. Она хотела уловить, о чем она думает, что чувствует, и не могла. Мысли неслись так ровно, как
волны,
кровь струилась так плавно в жилах. Она испытывала счастье и не могла определить, где границы, что оно такое. Она думала, отчего ей так тихо, мирно, ненарушимо-хорошо, отчего ей покойно, между тем…
В глубоком подвале у пана Данила, за тремя замками, сидит колдун, закованный в железные цепи; а подале над Днепром горит бесовский его замок, и алые, как
кровь,
волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен.
Настанет год — России черный год, —
Когда царей корона упадет,
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и
кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать;
И станет глад сей бедный край терзать,
И зарево окрасит
волны рек: —
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
Темные ласковые
волны неслись по-прежнему неудержимо, и ему казалось, что они проникают внутрь его тела, так как удары его всколыхавшейся
крови подымались и опускались вместе с ударами этих воли.
Скажите мне, отчего в эту ночь воздух всегда так тепел и тих, отчего в небе горят миллионы звезд, отчего природа одевается радостью, отчего сердце у меня словно саднит от полноты нахлынувшего вдруг веселия, отчего
кровь приливает к горлу, и я чувствую, что меня как будто поднимает, как будто уносит какою-то невидимою
волною?
Склонившись, погружает он
Сосуды в девственные
волны;
Наполнил, в воздухе пропал
И очутился в два мгновенья
В долине, где Руслан лежал
В
крови, безгласный, без движенья...
Тогда, совершенно изнуренный болезнью, я еле-еле бродил по комнате с болью и слабостью в коленях; при каждом более сильном движении
кровь приливала горячей
волной к голове и застилала мраком все предметы перед моими глазами.
«
Волна потока его схватила и,
кровь омывши, одела в пену, умчала в море.
Никита быстро отворил дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Андрею Ефимычу показалось, что громадная соленая
волна накрыла его с головой и потащила к кровати; в самом деле, во рту было солоно: вероятно, из зубов пошла
кровь. Он, точно желая выплыть, замахал руками и ухватился за чью-то кровать, и в это время почувствовал, что Никита два раза ударил его в спину.
Кто из вас бывал на берегах светлой <Суры>? — кто из вас смотрелся в ее
волны, бедные воспоминаньями, богатые природным, собственным блеском! — читатель! не они ли были свидетелями твоего счастия или кровавой гибели твоих прадедов!.. но нет!..
волна, окропленная слезами твоего восторга или их
кровью, теперь далеко в море, странствует без цели и надежды или в минуту гнева расшиблась об утес гранитный!
Вынесли и его. Он лежал с суровым и страшным лицом, залитым
кровью,
волной хлынувшей из смертельной раны на голове.
Так Одиссей, погибая в
волнах и цепляясь за скалы, прежде нежели спасся, орумянил их своею
кровью и оставил на них куски своего мяса.
«Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный, как стон,
Раздался вдруг… и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил…
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны
кровьГустой, широкою
волной,
Бой закипел, смертельный бой!
На берегу, бросив лодку, Аян выпрямился. Дремлющий, одинокий корабль стройно чернел в лазури. Прошла минута — и небо дрогнуло от удара. Большая, взмыленная
волна пришла к берегу, лизнула ноги Аяна и медленно, как
кровь с побледневших щек, вернулась в родную глубь.
Теперь он лежал белый, как эта бумага; из разбитого плеча
волною текла
кровь.
Карл действительно был бледен. При первых же звуках музыки он почувствовал, как
кровь сбежала с его лица и горячей
волной прихлынула к сердцу и как руки его похолодели и приобрели какую-то особенную цепкость. Но это волнение не было волнением трусости. Уже два года Карл укрощал львов и каждый день испытывал одно и то же чувство подъема нервов.
Не прошло и получаса, как с ревом, наводящим ужас, ураган напал на корвет, срывая верхушки
волн и покрывая все видимое пространство вокруг седой водяной пылью. Громады
волн с бешенством били корвет, вкатываясь с наветренного борта и заливая бак. Стало совсем темно. Лил страшный ливень, сверкала ослепительная молния, и, не переставая, грохотал гром. И вой урагана, и рев моря, и грохот — все это сливалось в каком-то леденящем
кровь концерте.
На одной огромный казак с свирепо ухмыляющеюся рожею сек нагайкою маленького, испуганно вопящего японца; на другой картинке живописалось, «как русский матрос разбил японцу нос», — по плачущему лицу японца текла
кровь, зубы дождем сыпались в синие
волны.
— Нет, лучше привяжем его к камню, да свалим в
волны, а то нож так заржавеет в
крови его, что не ототрешь никакими заговорами. Страшно будет опоясаться им, как зельем.
В это время раскаленное ядро солнца с каким-то пламенным рогом опускалось в тревожные
волны Бельта, готовые его окатить, [После жестоких морозов была оттепель, отчего в заливе переломался лед. (Примеч. автора.)] залив, казалось, подернулся
кровью. Народ ужаснулся… «Видно, пред новой бедой», — говорил он, расходясь.