Неточные совпадения
Дай оглянусь. Простите ж, сени,
Где дни мои текли в глуши,
Исполнены страстей и лени
И снов задумчивой души.
А ты, младое вдохновенье,
Волнуй мое воображенье,
Дремоту
сердца оживляй,
В мой угол чаще прилетай,
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И наконец окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Чей взор,
волнуя вдохновенье,
Умильной лаской наградил
Твое задумчивое пенье?
Кого твой стих боготворил?»
И, други, никого, ей-богу!
Любви безумную тревогу
Я безотрадно испытал.
Блажен, кто с нею сочетал
Горячку рифм: он тем удвоил
Поэзии священный бред,
Петрарке шествуя вослед,
А муки
сердца успокоил,
Поймал и славу между тем;
Но я, любя, был глуп и нем.
Как изменилася Татьяна!
Как твердо в роль свою вошла!
Как утеснительного сана
Приемы скоро приняла!
Кто б смел искать девчонки нежной
В сей величавой, в сей небрежной
Законодательнице зал?
И он ей
сердце волновал!
Об нем она во мраке ночи,
Пока Морфей не прилетит,
Бывало, девственно грустит,
К луне подъемлет томны очи,
Мечтая с ним когда-нибудь
Свершить смиренный жизни путь!
Мой друг, несправедлива ты.
Оставь безумные мечты;
Ты подозреньем
сердце губишь:
Нет, душу пылкую твою
Волнуют, ослепляют страсти.
Мария, верь: тебя люблю
Я больше славы, больше власти.
Знаете ли вы, до каких слез и сжатия
сердца мучают и
волнуют нас судьбы этой дорогой и родной нам страны, как пугают нас эти мрачные тучи, все более и более заволакивающие ее небосклон?
Вчера Щепкин принес мне ваши листки, добрый друг мой фотограф; с сжатым
сердцем читал я их; на этот раз пожалел сильно, что нет у меня власти. Однако я через кого могу буду здесь действовать — авось бог поможет песчинке что-нибудь сделать… Так сильно все это меня
волнует, что… действует и на организм…
Разговор внезапно оборвался. Эти перечисления до того
взволновали моих спутников, что глаза у них заблестели зловещим блеском и лица обозлились и осунулись, словно под гнетом сильного душевного изнурения. Мне показалось, что еще одна минута — и они совершенно созреют для преступления. К счастью, в эту минуту поезд наш начал мало-помалу уменьшать ход, и все
сердца вдруг забились в виду чего-то решительного.
Сердце Ромашова дрогнуло от жалости и любви. Впотьмах, ощупью, он нашел руками ее голову и стал целовать ее щеки и глаза. Все лицо Шурочки было мокро от тихих, неслышных слез. Это
взволновало и растрогало его.
Она зажигала
сердца и
волновала умы; не было безвестного уголка в Европе, куда бы она не проникла с своим светочем, всюду распространяя пропаганду идеалов будущего в самой общедоступной форме.
— Нет! — говорил он, — кончите эту пытку сегодня; сомнения, одно другого чернее,
волнуют мой ум, рвут на части
сердце. Я измучился; я думаю, у меня лопнет грудь от напряжения… мне нечем увериться в своих подозрениях; вы должны решить все сами; иначе я никогда не успокоюсь.
— у Грибоедова: «Но что теперь во мне кипит,
волнует, бесит („Горе от ума“, действие третье, явление 1)] Слушайте же: вы знаете, я имел друга, которого не видал несколько лет, но для которого у меня всегда оставался уголок в
сердце.
Но все еще, к немалому горю Петра Иваныча, он далеко был от холодного разложения на простые начала всего, что
волнует и потрясает душу человека. О приведении же в ясность всех тайн и загадок
сердца он не хотел и слушать.
В ожидании Ивана Тимофеича мы уселись за чай и принялись благопотребно сквернословить. Что лучше: снисходительность ли, но без послабления, или же строгость, сопряженная с невзиранием? — вот вопрос, который в то время
волновал все умы и который, естественно, послужил темою и для нас. Прудентов был на стороне снисходительности и доказывал, что только та внутренняя политика преуспевает, которая умеет привлекать к себе
сердца.
Меня почти до слез
волнует красота ночи,
волнует эта баржа — она похожа на гроб и такая лишняя на просторе широко разлившейся реки, в задумчивой тишине теплой ночи. Неровная линия берега, то поднимаясь, то опускаясь, приятно тревожит
сердце, — мне хочется быть добрым, нужным для людей.
Варвара Михайловна (как бы про себя). Жизнь проходит в стороне от нас и не трогает
сердца… а только
волнует нашу мысль…
Шепот и поцелуи за забором
волновали его. Он вышел на средину двора и, расстегнувши на груди рубаху, глядел на луну, и ему казалось, что он сейчас велит отпереть калитку, выйдет и уже более никогда сюда не вернется;
сердце сладко сжалось у него от предчувствия свободы, он радостно смеялся и воображал, какая бы это могла быть чудная, поэтическая, быть может, даже святая жизнь…
Соберите элементы удручающей нас смуты, сгруппируйте их, укажите каждому его место, его центр тяготения — одного этого будет достаточно, чтоб
взволновать честные
сердца и остепенить
сердца самодовольных и легкомысленных глупцов.
Зала, гостиная и кабинет были полны редкостями и драгоценностями; все это досталось князю от деда и от отца, но сам он весьма мало обращал внимания на все эти сокровища искусств: не древний и не художественный мир
волновал его душу и
сердце, а, напротив того, мир современный и социальный!
— Я говорю вам: камня на камне не останется! Я с болью в
сердце это говорю, но что же делать — это так! Мне больно, потому что все эти Чурилки, Алеши Поповичи, Ильи Муромцы — все они с детства
волновали мое воображение! Я жил ими… понимаете, жил?! Но против науки я бессилен. И я с болью в
сердце повторяю: да! ничего этого нет!
Ему было тяжело. Он давно любил Наталью и все собирался сделать ей предложение… Она к нему благоволила — но
сердце ее оставалось спокойным: он это ясно видел. Он и не надеялся внушить ей чувство более нежное и ждал только мгновенья, когда она совершенно привыкнет к нему, сблизится с ним. Что же могло
взволновать его? какую перемену заметил он в эти два дня? Наталья обращалась с ним точно так же, как и прежде…
С большим трудом уступала она иногда просьбам тетки позволить мне посмотреть на них; тетка же, как деревенская девушка, все это очень любила; она устраивала иногда святочные игры и песни у себя в комнате, и сладкие, чарующие звуки народных родных напевов, долетая до меня из третьей комнаты,
волновали мое
сердце и погружали меня в какое-то непонятное раздумье.
Чем дальше он говорил, тем больше разгорался от звуков собственного голоса, и голос этот звучал ядовито, жестко и грубо. Я никогда не видала и не ожидала видеть его таким; кровь прилила мне к
сердцу, я боялась, по вместе с тем чувство незаслуженного стыда и оскорбленного самолюбия
волновало меня, и мне хотелось отомстить ему.
Думаю бросить даже и романы: на что
волновать мечтами
сердце и воображение, когда спокойствие должно быть моим благополучием?..»
Он будет воздыхать и плакать; но никогда — или по крайней мере долго, долго
сердце его не отвыкнет от милой склонности наслаждаться собою в другом
сердце; не отстанет от нежной привычки жить для кого-нибудь, несмотря на все горести, на все свирепые бури, которые
волнуют жизнь чувствительных.
Поминутно сиял в его глазах образ женщины, встреча с которою
взволновала и потрясла все его существование, который наполнял его
сердце таким неудержимым, судорожным восторгом, — столько счастья прихлынуло разом в скудную жизнь его, что мысли его темнели и дух замирал в тоске и смятении.
Покуда я переодевался также в дорожное легкое платье, мысль о близком свидании с семейством, особенно с другом моим сестрицей, которая ждала меня с живейшим нетерпением, мелькнула в моей голове и радостно
взволновала мое
сердце, а запах дегтя и рогожи, которым пахнуло на меня от кибитки, мгновенно перенес меня в деревню, и стало легко и весело у меня на душе.
Сначала игра шла с переменным счастьем. Бейгуш играл сдержанно и осторожно; зато Сусанна увлекалась без меры и ставила все крупные куши. Каждый маленький успех придавал ей решимость и смелость дальнейшего риска, а каждая крупная неудача колола под
сердце,
волновала, будила новый азарт и желание отыграться скорее, сразу, с одной карты! В ее игре не было ни малейшей сдержанности, ни малейшего благоразумия, так что пан грабя только улыбался да головой покачивал, глядя на азартные выходки ретивой партнерки.
С диким наслаждением останавливается он на той унизительной роли, которую играл столько лет перед этой женщиной — бывшей камеристкой княжны Шестовой. Медленно анализирует развитие к ней в его
сердце чисто животной страсти с момента появления ее в доме покойной княгини. Ему кажется, что и теперь еще ее пленительный образ
волнует ему кровь, мутит его воображение. Таковы результаты неудовлетворенного желания его похотливого
сердца.
Не столько тревожит любовника первое тайное свидание с любимым предметом, как тревожило Мариулу свидание с княжною Лелемико. Радость и страх видеть так близко дочь свою, говорить с нею до того
волновали ее кровь, что занимался у нее дух; в голове и
сердце ее стучали молоты. Несколько раз дорогою останавливалась она, чтобы перевести дыхание.
— Нет, не надо, — сказал генерал. «Да, — сказал он сам себе, — нерешительность хуже всего
волнует. Подписано — и кончено. Ein jeder macht sich sein Bett und muss d’rauf schlafen, [Как постелешь, так и поспишь (нем.).] — сказал он сам себе любимую пословицу. — Да и это меня не касается. Я исполнитель высшей воли и должен стоять выше таких соображений», — прибавил он, сдвигая брови, чтобы вызвать в себе жестокость, которой не было в его
сердце.