Неточные совпадения
На берегу пустынных
волнСтоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся
реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно
волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит: видит лодку;
Он к ней бежит, как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез
волны страшные везет.
Река еще не замерзала, и ее свинцовые
волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом.
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу, постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к
реке зелено-седые
волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
С моря дул холодный ветер,
река синевато вспухла, тяжелые
волны голодно лижут гранит берегов.
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую воду неширокой
реки, посылая к берегам вспененные
волны, — они делали пароход еще более похожим на птицу с огромными крыльями.
Он с громкими вздохами ложился, вставал, даже выходил на улицу и все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днем, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся
рекой, с кипучими
волнами, как воображал ее Штольц.
17-го утром мы распрощались с
рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у берега было тихо, но вдали ходили большие
волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Когда мы подошли к
реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер.
Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От
реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с
реки Нахтоху на Бикин. В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские
волны с белыми гребнями, они шли куда-то на север и пропадали в туманной мгле. На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали на юге — синее море.
Река катила темно-синие
волны; воздух густел, отягченный ночной влагой.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по
реке радостно мчатся синие
волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Лишь изредка в близкой
реке с внезапной звучностью плеснет большая рыба и прибрежный тростник слабо зашумит, едва поколебленный набежавшей
волной…
…В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них сбегают широкие каменные лестницы. Скоро они омоются новыми
волнами: Волга с каждым днем приближается к Москве.
Река произвела на меня чарующее впечатление: мне были новы, странны и прекрасны мелкие зеленоватые
волны зыби, врывавшиеся под стенки купальни, и то, как они играли блестками, осколками небесной синевы и яркими кусочками как будто изломанной купальни.
Несмотря на огромное различие в обилии и силе вод, и те и другие
реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом, вода обнажает луговую сторону, и
река катит свои
волны в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
И так через всю жизнь самодуров, через все страдальческое существование безответных проходит эта борьба с
волною новой жизни, которая, конечно, зальет когда-нибудь всю издавна накопленную грязь и превратит топкое болото в светлую и величавую
реку, но которая теперь еще только вздымает эту грязь и сама в нее всасывается, и вместе с нею гниет и смердит…
Она вся превратилась в водяные бугры, которые ходили взад и вперед, желтые и бурые около песчаных отмелей и черные посредине
реки; она билась, кипела, металась во все стороны и точно стонала;
волны беспрестанно хлестали в берег, взбегая на него более чем на сажень.
Когда вышли из церкви, совершенно уже рассвело и был серый и ветреный день, на видневшейся
реке серые
волны уносили льдины.
Кашин — уездный город Тверской губернии; имеет, по календарю, до семи с половиной тысяч жителей и лежит на
реке Кашинке, которая скромно катит среди города свои
волны в зеленых берегах.
Словно сетью застилал он перед нашими глазами и даль, в которую Волга катила свои
волны, и плоские берега
реки, на которых, по местам, чернели сиротливые, точно оголенные избушки.
Голоса то сходились, то расходились, то текли ровным током, как
река широкая, то бурными
волнами вздымались и опускались, и наконец, взлетев высоко, высоко, царили в небесах, как орлы с распростертыми крыльями.
В теченье медленном
рекаВблизи плетень из тростника
Волною сонной омывала
И вкруг него едва журчала
При легком шуме ветерка.
На
волне качается лодка рыбака, похожая на краюху хлеба; вот на берегу явилась деревенька, куча мальчишек полощется в
реке, по желтой ленте песка идет мужик в красной рубахе.
Миром веяло от сосен, стройных, как свечи, вытопившаяся смола блестела золотом и янтарём, кроны их, благословляя землю прохладною тенью, горели на солнце изумрудным пламенем. Сквозь
волны зелени сияли главы церквей, просвечивало серебро
реки и рыжие полосы песчаных отмелей. Хороводами спускались вниз ряды яблонь и груш, обильно окроплённых плодами, всё вокруг было ласково и спокойно, как в добром сне.
Молодые люди спустились к Москве-реке и пошли вдоль ее берега. От воды веяло свежестью, и тихий плеск небольших
волн ласкал слух.
Человек воображает, что он сам распоряжается всем этим, а он, точно щепка в
реке, повертывается в маленьком кружочке и плывет вместе с
волной, куда случится, — прибьет к берегу, унесет в море или увязнет в тине…
Кругом болота, узкая песчаная полоса берега, и в море выдавалась огромная лагуна, заросшая камышом и кугой, обнесенная валами песку со стороны моря, как бы краями чаши, такими высокими валами, что
волны не поднимались выше их, а весь берег вправо и влево был низким местом, ниже уровня моря, а дальше в непроходимых лесах, на громадном пространстве на север до
реки Риона и далее до города Поти, были огромные озера-болота, место зимовки перелетных птиц.
Вскоре
река, смятая назад
волнами и ветром, задержанная в своем течении, начала вздуваться и заливать низменные берега.
И, на
волнах витязя лелея.
Рек Донец: «Велик ты, Игорь-князь!
Русским землям ты принес веселье,
Из неволи к дому возвратясь». —
«О
река! — ответил князь, — немало
И тебе величья! В час ночной
Ты на
волнах Игоря качала,
Берег свой серебряный устлала
Для него зеленою травой.
И, когда дремал он под листвою,
Где царила сумрачная мгла,
Страж ему был гоголь над водою.
Чайка князя в небе стерегла.
Эта связь, неожиданная, капризная, захватила Илью целиком, вызвала в нём самодовольное чувство и как бы залечила царапины, нанесённые жизнью сердцу его. Мысль, что женщина, красивая, чисто одетая, свободно, по своей охоте, даёт ему свои дорогие поцелуи и ничего не просит взамен их, ещё более поднимала его в своих глазах. Он точно поплыл по широкой
реке, в спокойной
волне, ласкавшей его тело.
У ног Ильи широкая пасть оврага была наполнена густой тьмой, и овраг был — как
река, в которой безмолвно текли
волны чёрного воздуха.
Посредине
реки сшибаются
волны двух судов, бьются о борта их, и суда покачиваются.
У горного берега
река была оживлена — сновали пароходы, шум их доносился тяжким вздохом сюда, в луга, где тихое течение
волн наполняло воздух звуками мягкими.
Толпы ребятишек в синих, красных и белых рубашках, стоя на берегу, провожают громкими криками пароход, разбудивший тишину на
реке, из-под колес его к ногам детей бегут веселые
волны.
Вот куча ребят уселась в лодку, они спешно гребут на средину
реки, чтоб покачаться на
волнах.
Фомой овладело странное волнение: ему страстно захотелось влиться в этот возбужденный рев рабочих, широкий и могучий, как
река, в раздражающий скрип, визг, лязг железа и буйный плеск
волн. У него от силы желания выступил пот на лице, и вдруг, оторвавшись от мачты, он большими прыжками бросился к вороту, бледный от возбуждения.
Иль, ухватив рогатый пень,
В
реку низверженный грозою,
Когда на холмах пеленою
Лежит безлунной ночи тень,
Черкес на корни вековые,
На ветви вешает кругом
Свои доспехи боевые:
Щит, бурку, панцирь и шелом,
Колчан и лук — и в быстры
волныЗа ним бросается потом,
Неутомимый и безмолвный.
Распахнув окно, я долго любовался расстилавшейся перед моими глазами картиной бойкой пристани, залитой тысячеголосой
волной собравшегося сюда народа; любовался Чусовой, которая сильно надулась и подняла свой синевато-грязный рыхлый лед, покрытый желтыми наледями и черными полыньями, точно он проржавел; любовался густым ельником, который сейчас за
рекой поднимался могучей зеленой щеткой и выстилал загораживавшие к
реке дорогу горы.
Под такими скалами
река катится черной
волной с подавленным рокотом, жадно облизывая все выступы и углубления, где летом топорщится зеленая травка и гнездятся молоденькие ели и пихты.
Слышно, как каплет вода с поднятых поносных, а когда они начинают работать, разгребая воду, — по
реке катится оглушающая
волна звуков.
Дружно подхватили бурлаки: «Дубинушка, ухнем…», и громкое эхо далеко покатилось по
реке голосистой
волной. В этот момент Бубнов с Кравченком поставили неволю ребром, поносные ударили нос налево, и барка немного подалась кормой на струю, причем желтый речной хрящ захрустел под носом, как ореховая скорлупа.
Могучий вал самой пестрой смеси звуков гулким эхом отдавался на противоположном берегу и, как пенистая
волна вешней полой воды, тянулся далеко вниз по
реке, точно рокот живого человеческого моря.
А
река, как вот и теперь же, приплескивает сильно, играет, да еще ветер по
реке ходит,
волну раскачал.
По сухому почти месту, где текла теперь целая
река из-под вешняка, были заранее вколочены толстые невысокие колья; к этим кольям, входя по пояс в воду, привязывали или надевали на них петлями морды и хвостуши; рыба, которая скатывалась вниз, увлекаемая стремлением воды, а еще более рыба, поднимавшаяся вверх по
реке до самого вешняка, сбиваемая назад силою падающих
волн, — попадала в морды и хвостуши.
Яростно устремились мутные
волны, и в одну минуту образовалась сильная
река, которая не уместилась в новенькой канавке и затопила окружные места.
Дом Бориса Петровича стоял на берегу Суры, на высокой горе, кончающейся к
реке обрывом глинистого цвета; кругом двора и вдоль по берегу построены избы, дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся в две линии по краям дороги, как нищие, кланяющиеся прохожим; по ту сторону
реки видны в отдалении березовые рощи и еще далее лесистые холмы с чернеющимися елями, налево низкий берег, усыпанный кустарником, тянется гладкою покатостью — и далеко, далеко синеют холмы как
волны.
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по
реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными
волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
И часто, отгоняя сон,
В глухую полночь смотрит он,
Как иногда черкес чрез Терек
Плывет на верном тулуке,
Бушуют
волны на
реке,
В тумане виден дальний берег,
На пне пред ним висят кругом
Его оружия стальные:
Колчан, лук, стрелы боевые...
Смотрите,
волны у
рекиСедою пеной забелели!