— Экой скорый! — пробормотала солдатка, захлопнув окно; — подождешь, не замерзнешь!… не спится видно тебе, так бродишь по лесу, как леший проклятый… Она надела шубу, вышла, разбудила работника, и тот наконец отпер скрипучую калитку, браня приезжего; но сей последний, едва лишь
ворвался на двор и узнал от работника, что Борис Петрович тут, как опрометью бросился в избу.
Неточные совпадения
— Помнишь ты, когда после обеда Дмитрий
ворвался в дом и избил отца, и я потом сказал тебе
на дворе, что «право желаний» оставляю за собой, — скажи, подумал ты тогда, что я желаю смерти отца, или нет?
Кто-то из братьев предложил украсть одного щенка, и тотчас составился остроумный план кражи: братья сейчас же выйдут
на улицу к воротам Бетленга, я испугаю барина, а когда он, в испуге, убежит, они
ворвутся во
двор и схватят щенка.
На двор ворвался верховой в медной шапке с гребнем. Рыжая лошадь брызгала пеной, а он, высоко подняв руку с плеткой, орал, грозя...
Крыт был дом соломой под щетку и издали казался громадным ощетинившимся наметом; некрашеные стены от времени и непогод сильно почернели; маленькие, с незапамятных времен не мытые оконца подслеповато глядели
на площадь и, вследствие осевшей
на них грязи, отливали снаружи всевозможными цветами; тесовые почерневшие ворота вели в громадный темный
двор, в котором непривычный глаз с трудом мог что-нибудь различать, кроме бесчисленных полос света, которые
врывались сквозь дыры соломенного навеса и яркими пятнами пестрили навоз и улитый скотскою мочою деревянный помост.
Поднялась суматоха. Все в комнате завертелось клубком, застонало, засмеялось, затопало. Запрыгали вверх, коптя, огненные язычки ламп. Прохладный ночной воздух
ворвался из окон и трепетно дохнул
на лица. Голоса штатских, уже
на дворе, кричали с бессильным и злым испугом, жалобно, громко и слезливо...
Малюта вышел. Оставшись один, Максим задумался. Все было тихо в доме; лишь
на дворе гроза шумела да время от времени ветер,
ворвавшись в окно, качал цепи и кандалы, висевшие
на стене, и они, ударяя одна о другую, звенели зловещим железным звоном. Максим подошел к лестнице, которая вела в верхнее жилье, к его матери. Он наклонился и стал прислушиваться. Все молчало в верхнем жилье. Максим тихонько взошел по крутым ступеням и остановился перед дверью, за которою покоилась мать его.
В эту минуту послышался
на дворе шум. Несколько голосов говорили вместе. Слуги Морозова звали друг друга. Боярин стал прислушиваться. Шум усиливался. Казалось, множество людей
врывалось в подклети. Раздался выстрел.
Аннинька проживала последние запасные деньги. Еще неделя — и ей не миновать было постоялого
двора, наравне с девицей Хорошавиной, игравшей Парфенису и пользовавшейся покровительством квартального надзирателя.
На нее начало находить что-то вроде отчаяния, тем больше, что в ее номер каждый день таинственная рука подбрасывала записку одного и того же содержания: «Перикола! покорись! Твой Кукишев». И вот в эту тяжелую минуту к ней совсем неожиданно
ворвалась Любинька.
Прохладный, утренний воздух,
врываясь в разбитое окно и форточку, мало-помалу освежил больную голову Долинского. Он приподнял лицо и медленно оглянулся.
На дворе серело, между крыш
на востоке неба прорезалась бледно-розовая полоска и
на узенькой дощечке, под низеньким фронтоном плоской крыши, гулко ворковал проснувшийся голубь. Сильная нервная возбужденность Долинского сменилась необычайной слабостью, выражавшейся во всей его распускавшейся фигуре и совершенно угасающем взоре.
Маша, бледная, оторопев, думая, что сейчас к ней
ворвутся в дом, высылает
на полведра; после этого шум стихает, и длинные бревна одно за другим ползут обратно со
двора.
Передняя рядом окон выходила
на широкий
двор, чистый и утоптанный, как гуменный ток; в открытое окно, в которое
врывался свежий утренний воздух, видно было, как в глубине
двора, между двух столбов, стояла заложенная в линейку генеральская пара наотлет и тут же две заседланных казачьих лошади.
При всей своей скупости он серьезно имением не занимался, иногда только, без всякой нужды он
врывался в управление моряка, распространял ужас и трепет, брил лбы, наказывал, брал во
двор, обременял совершенно ненужными работами — там дорогу велит проложить, тут сарай перенести с места
на место…
На дворе с свирепым неистовством выл ветер, обдавая огромные окна целыми потоками мутного осеннего ливня, и гремел листами кровельных загибов; печные трубы гудели с перерывами — точно они вздыхали или как будто в них что-то
врывалось, задерживалось и снова еще сильнее напирало.
На дворе стоял октябрь в начале — лучшее время года в Париже, в открытые окна роскошно убранной комнаты занимаемого князем и Иреной отделения
врывался, вместе со свежим воздухом, гул «мирового» города. Был первый час дня,
на rue de la Poste господствовало полное оживление, находящееся против отеля café было переполнено посетителями, часть которых сидела за столиками
на тротуаре.