Неточные совпадения
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на
сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не
той, про которую он вычитал в газетах, но
той, что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к
тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
— Во-первых, не качайся, пожалуйста, — сказал Алексей Александрович. — А
во вторых, дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты будешь трудиться, учиться для
того, чтобы получить награду,
то труд тебе покажется тяжел; но когда ты трудишься (говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал себя
сознанием долга при скучном труде нынешнего утра, состоявшем в подписании ста восемнадцати бумаг), любя труд, ты в нем найдешь для себя награду.
Сверх
того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать
сознание несчастия, и это эгоистическое чувство больше других заглушало
во мне истинную печаль.
Самгин прошел мимо его молча. Он шагал, как
во сне, почти без
сознания, чувствуя только одно: он никогда не забудет
того, что видел, а жить с этим в памяти — невозможно. Невозможно.
К
тому же
сознание, что у меня,
во мне, как бы я ни казался смешон и унижен, лежит
то сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне мнение, это
сознание — уже с самых почти детских униженных лет моих — составляло тогда единственный источник жизни моей, мой свет и мое достоинство, мое оружие и мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще ребенком.
Он не спал всю ночь и, как это случается со многими и многими, читающими Евангелие, в первый раз, читая, понимал
во всем их значении слова, много раз читанные и незамеченные. Как губка воду, он впитывал в себя
то нужное, важное и радостное, что открывалось ему в этой книге. И всё, что он читал, казалось ему знакомо, казалось, подтверждало, приводило в
сознание то, что он знал уже давно, прежде, но не сознавал вполне и не верил. Теперь же он сознавал и верил.
Не только в творческой русской мысли, которая в небольшом кругу переживает период подъема, но и в мысли западноевропейской произошел радикальный сдвиг, и «передовым» в мысли и
сознании является совсем уже не
то,
во что продолжают верить у нас слишком многие, ленивые и инертные мыслью.
Способствовал
тому страшный эпилептический вопль Смердякова, лежавшего в соседней комнатке без
сознания, —
тот вопль, которым всегда начинались его припадки падучей и которые всегда,
во всю жизнь, страшно пугали Марфу Игнатьевну и действовали на нее болезненно.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее,
тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства,
тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что
во всех испытаниях, всяких, каких бы
то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с
той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив
сознанием своего человеческого достоинства.
Когда я встретился с ней в
той роковой комнате,
во мне еще не было ясного
сознания моей любви; оно не проснулось даже тогда, когда я сидел с ее братом в бессмысленном и тягостном молчании… оно вспыхнуло с неудержимой силой лишь несколько мгновений спустя, когда, испуганный возможностью несчастья, я стал искать и звать ее… но уж тогда было поздно.
Мелкая и щепетильная обидчивость особенно поразительна в Павле и
во всех его сыновьях, кроме Александра; имея в руках дикую власть, они не имеют даже
того звериного
сознания силы, которое удерживает большую собаку от нападений на маленькую.
Но,
во всяком случае, славянофилы хотели «России Христа», а не «России Ксеркса» [Слова из стихотворения Вл. Соловьева: «Каким ты хочешь быть Востоком, Востоком Ксеркса иль Христа?»], как хотели наши националисты и империалисты. «Идея» России всегда обосновывалась пророчеством о будущем, а не
тем, что есть, — да и не может быть иным мессианское
сознание.
В Библии, которая возвращает нас к истокам бытия, нет ясной грани, отделяющей
то, что
во времени, от
того, что до времени, так как вселенская ее объективность имела границы в ветхом
сознании человечества.
Эмпирический феноменализм старательно изгоняет живое бытие из познания, действительность сводит к явлениям в
сознании, слишком многое относится на счет абстрагирующего процесса
того самого мышления, силу которого отвергают эмпирики
во имя опыта.
Свободное претворение самых высших умозрений в живые образы и, вместе с
тем, полное
сознание высшего, общего смысла
во всяком, самом частном и случайном факте жизни — это есть идеал, представляющий полное слияние науки и поэзии и доселе еще никем не достигнутый.
Умывание, прелесть золотого и синего южного неба и наивное, отчасти покорное, отчасти недовольное лицо Любки и
сознание того, что он все-таки мужчина и что ему, а не ей надо отвечать за кашу, которую он заварил, — все это вместе взбудоражило его нервы и заставило взять себя в руки. Он отворил дверь и рявкнул
во тьму вонючего коридора...
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется
во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало,
то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал
сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Склонность моя к отвлеченным размышлениям до такой степени неестественно развила
во мне
сознание, что часто, начиная думать о самой простой вещи, я впадал в безвыходный круг анализа своих мыслей, я не думал уже о вопросе, занимавшем меня, а думал о
том, о чем я думал.
Напрягаясь, мать вертела шеей
во все стороны, ее глаза, видя все, ничему не верили — слишком просто и быстро совершилось
то, что она представляла себе страшным и сложным, и эта быстрота, ошеломив ее, усыпляла
сознание.
Я все-таки улыбался, но так страдал в эту минуту
сознанием своей глупости, что готов был провалиться сквозь землю и что
во что бы
то ни стало чувствовал потребность шевелиться и говорить что-нибудь, чтобы как-нибудь изменить свое положение.
Сначала мучило меня разочарование не быть третьим, потом страх вовсе не выдержать экзамена, и, наконец, к этому присоединилось чувство
сознания несправедливости, оскорбленного самолюбия и незаслуженного унижения; сверх
того, презрение к профессору за
то, что он не был, по моим понятиям, из людей comme il faut, — что я открыл, глядя на его короткие, крепкие и круглые ногти, — еще более разжигало
во мне и делало ядовитыми все эти чувства.
И в ее словах, и в ее взглядах, и улыбке, и
во всех движениях ее тела, и в духах, которыми от нее пахло, было
то, что доводило Полторацкого до забвения всего, кроме
сознания ее близости, и он делал ошибку за ошибкой, все более и более раздражая своего партнера.
Одни,
те, которым внушено, что они облечены особенным, сверхъестественным значением и величием, так опьяняются этим своим воображаемым величием, что перестают уже видеть свою ответственность в совершаемых ими делах; другие люди,
те, которым, напротив, внушается
то, что они ничтожные существа, долженствующие
во всем покоряться высшим, вследствие этого постоянного состояния унижения впадают в странное состояние опьянения подобострастия и под влиянием этого опьянения тоже не видят значения своих поступков и теряют
сознание ответственности в них.
С самого первого пробуждения
сознания ребенка его начинают обманывать, с торжественностью внушать ему
то,
во что не верят сами внушающие, и внушать до
тех пор, пока обман не срастется посредством привычки с природой ребенка.
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве,
во всем внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть
та самая любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от
сознания своей погибельности.
И как человек
во сне не верит
тому, чтобы
то, что ему представляется действительностью, было бы точно действительностью, и хочет проснуться к другой, настоящей действительности, так точно и средний человек нашего времени не может в глубине души верить
тому, чтобы
то ужасное положение, в котором он находится и которое становится всё хуже и хуже, было бы действительностью, и хочет проснуться к настоящей действительности, к действительности уже живущего в нем
сознания.
Противоречия
сознания и вследствие этого бедственность жизни дошли до последней степени, дальше которой идти некуда. Жизнь, построенная на началах насилия, дошла до отрицания
тех самых основ,
во имя которых она была учреждена. Устройство общества на началах насилия, имевшее целью обеспечение блага личного, семейного и общественного, привело людей к полному отрицанию и уничтожению этих благ.
«Но, — скажут на это, — всегда
во всех обществах большинство людей: все дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные массы рабочего народа, поставленные в необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в
том положении, что, не имея возможности мыслить самостоятельно, подчиняются или
тем людям, которые стоят на более высокой степени разумного
сознания, или преданиям семейным или государственным,
тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
И, как это бывает
во сне, положение его, становясь всё мучительнее и мучительнее, доходит, наконец, до последней степени напряжения, и тогда он начинает сомневаться в действительности
того, что представляется ему, и делает усилие
сознания, чтобы разорвать
то наваждение, которое сковывает его.
Каждый человек нашего времени с невольно усвоенным им христианским
сознанием находится в положении, совершенно подобном положению спящего человека, который видит
во сне, что он должен делать
то, чего, как он знает это и
во сне, он не должен делать.
И как стоит человеку
во сне только сделать усилие
сознания и спросить себя: да не сон ли это? для
того, чтобы мгновенно разрушилось казавшееся ему таким безнадежным положение и он проснулся бы к спокойной и радостной действительности, точно так же и современному человеку стоит только сделать усилие
сознания, усомниться в действительности
того, что ему представляет его собственное и окружающее его лицемерие, и спросить себя: да не обман ли это? чтобы он почувствовал себя тотчас же перешедшим так же, как и проснувшийся человек, из воображаемого и страшного мира в настоящую, спокойную и радостную действительность.
Мало
того, вы видите, как эта материальная сторона
во всех житейских отношениях господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное
сознание о них.
В
то время ему было сорок три года; высокий, широкоплечий, он говорил густым басом, как протодьякон; большие глаза его смотрели из-под темных бровей смело и умно; в загорелом лице, обросшем густой черной бородой, и
во всей его мощной фигуре было много русской, здоровой и грубой красоты; от его плавных движений и неторопливой походки веяло
сознанием силы. Женщинам он нравился и не избегал их.
— Разошлись?.. — проговорила княгиня, но на этот раз слово это не так страшно отозвалось в сердце ее, как прежде: во-первых, она как-то попривыкла к этому предположению, а потом ей и самой иногда невыносимо неловко было встречаться с князем от
сознания, что она любит другого. Княгиня, как мы знаем из слов Елпидифора Мартыныча, подумывала уже уехать за границу, но, как бы
то ни было, слезы обильно потекли из ее глаз.
Элементы, которые могли оттенять внешнее однообразие жизни дедушки Матвея Иваныча, были следующие: во-первых, дворянский интерес, во-вторых,
сознание властности, в-третьих, интерес сельскохозяйственный, в-четвертых, моцион. Постараюсь разъяснить здесь, какую роль играли эти элементы в
том общем тоне жизни, который на принятом тогда языке назывался жуированием.
Чем сильнее я разводил сам в себе пары своего бешенства,
тем ярче разгорался
во мне свет
сознания, при котором я не мог не видеть всего
того, что я делал.
Плохо доходили до
сознания слова, да и не нужны они были: другого искало измученное сердце —
того, что в голосе, а не в словах, в поцелуе, а не в решениях и выводах. И, придавая слову «поцелуй» огромное,
во всю жизнь, значение, смысл и страшный и искупительный, она спросила твердым, как ей казалось, голосом, таким, как нужно...
Я вам объясню: наслаждение было тут именно от слишком яркого
сознания своего унижения; оттого, что уж сам чувствуешь, что до последней стены дошел; что и скверно это, но что и нельзя
тому иначе быть; что уж нет тебе выхода, что уж никогда не сделаешься другим человеком; что если б даже и оставалось еще время и вера, чтоб переделаться
во что-нибудь другое,
то, наверно, сам бы не захотел переделываться; а захотел бы, так и тут бы ничего не сделал, потому что на самом деле и переделываться-то, может быть, не
во что.
Потому, наконец, виноват, что если б и было
во мне великодушие,
то было бы только мне же муки больше от
сознания всей его бесполезности.
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но
тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное
сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро
во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Обратимся к природе: неясная для себя, мучимая и томимая этой неясностью, стремясь к цели ей неизвестной, но которая с
тем вместе есть причина ее волнения, — она тысячью формами домогается до
сознания, одействотворяет все возможности, бросается
во все стороны, толкается
во все ворота, творя бесчисленные вариации на одну
тему.
А для
того, чтоб перейти
во всеобщее
сознание, потеряв свой искусственный язык, и сделаться достоянием площади и семьи, живоначальным источником действования и воззрения всех и каждого, — она слишком юна, она не могла еще иметь такого развития в жизни, ей много дела дома, в сфере абстрактной; кроме философов-мухаммедан, никто не думает, что в науке все совершено, несмотря ни на выработанность формы, ни на полноту развертывающегося в ней содержания, ни на диалектическую методу, ясную и прозрачную для самой себя.
Если литература идет не впереди общественного
сознания, если она
во всех своих рассуждениях бредет уже по проложенным тропинкам, говорит о факте только после его совершения и едва решается намекать даже на
те будущие явления, которых осуществление уже очень близко; если возбуждение вопросов совершается не в литературе, а в обществе, и даже возбужденные в обществе вопросы не непосредственно переходят в литературу, а уже долго спустя после их проявления в административной деятельности; если все это так,
то напрасны уверения в
том, будто бы литература наша стала серьезнее и самостоятельнее.
Я знал, чувствовал, что он — неправ в спокойном отрицании всего,
во что я уже верил, я ни на минуту не сомневался в своей правде, но мне трудно было оберечь мою правду от его плевков; дело шло уже не о
том, чтобы опровергнуть его, а чтоб защитить свой внутренний мир, куда просачивался яд
сознания моего бессилия пред цинизмом хозяина.
С одной стороны, новое учение должно было проникать постепенно в
сознание народа, и о внушении его должны были стараться
те лица, в руках которых находилась власть над народом; с другой стороны, языческие понятия и предания были слишком сильно вкоренены
во всех проявлениях народного быта и оказывали сильное противодействие новым началам.
Кроме
того чувства
сознания своего превосходства над другими, которое испытывал Касатский в монастыре, Касатский, так же как и
во всех делах, которые он делал, и в монастыре находил радость в достижении наибольшего как внешнего, так и внутреннего совершенства.
Напротив,
во всех, самых ничтожных телесных явлениях наука видит действие
той же силы, участвующей бессознательно в кроветворении, пищеварении и пр. и достигающей высоты
сознания в отправлениях нервной системы и преимущественно мозга.
— Садитесь, Псеков, — сказал Чубиков. — Надеюсь, что сегодняшний раз вы будете благоразумны и не станете лгать, как
те разы.
Во все
те дни вы отрицали свое участие в убийстве Кляузова, несмотря на всю массу улик, говорящих против вас. Это неразумно.
Сознание облегчает вину. Сегодня я беседую с вами в последний раз. Если сегодня не сознаетесь,
то завтра будет уже поздно. Ну, рассказывайте нам…
С каждым годом нарастало и укреплялось
во мне
то же самое
сознание о моем смешном виде
во всех отношениях.
Например, мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я жил прежде на луне или на Марсе, и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там за него поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве иногда
во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал бы сохранять
сознание о
том, что сделал на другой планете, и, кроме
того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь,
то, смотря с земли на луну, — было бы мне всё равно или нет?