Неточные совпадения
Сам он
впился глазом
в замочную скважину и тихо, с наслаждением шпионит за классом, стараясь только, чтобы торчащий над его лбом хохолок
волос не показался
в дверном стекле.
Ближе — прислонившись ко мне плечом — и мы одно, из нее переливается
в меня — и я знаю, так нужно. Знаю каждым нервом, каждым
волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая радость покориться этому «нужно». Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону — и
впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться — и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть последний раз — и умереть.
Татьяна повернулась к Литвинову всем телом; лицо ее с отброшенными назад
волосами приблизилось к его лицу, и глаза ее, так долго на него не глядевшие, так и
впились в его глаза
Климков взмахнул бутылкой и ударил ею по лицу, целясь
в глаза. Масляно заблестела алая кровь, возбуждая у Климкова яростную радость, — он ещё взмахнул рукой, обливая себя пивом. Всё ахнуло, завизжало, пошатнулось, чьи-то ногти
впились в щёки Климкова, его схватили за руки, за ноги, подняли с пола, потащили, и кто-то плевал
в лицо ему тёплой, клейкой слюной, тискал горло и рвал
волосы.
Пузич за
волосы его сгреб, а Фомка под ногу подшибает, и Петруха — на моих глазах это было — раза два их отпихивал, так Фомка и поотстал, а Пузич все лезет: сила-то не берет, так кусаться стал,
впился в плечо зубами, да и замер.
Вот чья-то рука
впилась в эти
волосы, повалила человека и, равномерно переворачивая голову с одной стороны на другую, стала лицом его вытирать заплеванный пол.
Сазонка плакал,
впиваясь руками
в свои пышные
волосы и катаясь по земле. Плакал и, подымая руки к небу жалко оправдывался...
Вдруг все взгляды обратились
в угол за комодом. Пение смолкло. Ляхов, подперев голову руками и
впившись пальцами
в волосы, рыдал, низко наклонясь над столом. Он рыдал все сильнее. Мускулистые плечи судорожно дрожали от рыданий.
Она была вяла и апатична. Тупо оглядывая окружающих, она рассказывала, как бил ее Андрей Иванович, как он
впился ей ногтями
в нос и рвал его, а другой рукою закручивал
волосы, чтоб заставить ее отдать все деньги… Хозяйка вздыхала и жалостливо качала головою. Елизавета Алексеевна, сдвинув брови, мрачно смотрела
в угол. Дунька слушала жадно, с блестящими от любопытства глазами, словно ей рассказывали интересную и страшную сказку.
Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и пламенным солнцем, изнемождил
в себе вид человеческий. Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и
впились в ладони, а на голове остался один клок
волос, и цвет этих
волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине головы, точно хохол на селезне.
Светло-золотистые
волосы оттеняли сине-багровое, опухшее, еще молодое и когда-то красивое лицо утопленницы,
в одну из щек которого
впился крупный рак. Крестьяне несколько времени, как бы пораженные, созерцали эту картину.
Взором, казалось ей, полным любви и блаженства, смотрел он на нее, пока она говорила, затем склонился к ней так, что дыхание его коснулось ее
волос, глаза его
впились в ее глаза.
Он ерошил свои щетинистые
волосы и долго глазами
впивался в Владислава, наконец крякнул...
Эренштейн
впился в него глазами, жадными, как голодные пиявицы, слухом, острым, как бритва, которая режет
волос: рот его был открыт, но не произносил ничего. Он весь хотел сказать: жизнь или смерть?
Вытянув шею вперед, о. Василий с высоты своего огромного роста
впивался в старуху глазами и молчал. И длинное, костлявое лицо его, обрамленное свесившимися
волосами, показалось старухе необыкновенным и страшным, и руки ее, сложенные на груди, похолодели.