Неточные совпадения
«Скучаешь, видно, дяденька?»
— Нет, тут статья особая,
Не скука тут — война!
И сам, и
люди вечером
Уйдут, а к Федосеичу
В каморку
враг: поборемся!
Борюсь я десять лет.
Как выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки как накуришься,
Как эта печь накалится
Да свечка нагорит —
Так тут устой… —
Я вспомнила
Про богатырство дедово:
«Ты, дядюшка, — сказала я, —
Должно быть, богатырь».
Разума он не признавал вовсе и даже считал его злейшим
врагом, опутывающим
человека сетью обольщений и опасных привередничеств.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым
человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или
враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
— Так мучительно думать, что есть
человек почти
враг, с которым тяжело встречаться, — сказал Левин. — Я очень, очень рад.
Кроме того, старый Стремов, один из влиятельных
людей Петербурга, поклонник Лизы Меркаловой, был по службе
враг Алексея Александровича.
— Нет, я не
враг. Я друг разделения труда.
Люди, которые делать ничего не могут, должны делать
людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью. Вот как я понимаю. Мешать два эти ремесла есть тьма охотников, я не из их числа.
Стремов был
человек лет пятидесяти, полуседой, еще свежий, очень некрасивый, но с характерным и умным лицом. Лиза Меркалова была племянница его жены, и он проводил все свои свободные часы с нею. Встретив Анну Каренину, он, по службе
враг Алексея Александровича, как светский и умный
человек, постарался быть с нею, женой своего
врага, особенно любезным.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны
врагов, и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог видеть, что гость его был скорее практический
человек.
Но вдруг на место прежнего тюфяка был прислан новый начальник,
человек военный, строгий,
враг взяточников и всего, что зовется неправдой.
И шагом едет в чистом поле,
В мечтанья погрузясь, она;
Душа в ней долго поневоле
Судьбою Ленского полна;
И мыслит: «Что-то с Ольгой стало?
В ней сердце долго ли страдало,
Иль скоро слез прошла пора?
И где теперь ее сестра?
И где ж беглец
людей и света,
Красавиц модных модный
враг,
Где этот пасмурный чудак,
Убийца юного поэта?»
Со временем отчет я вам
Подробно обо всем отдам...
Вы согласитесь, мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство,
Хотя
людей недоброхотство
В нем не щадило ничего:
Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)
Его честили так и сяк.
Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, Боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я.
«Мой секундант? — сказал Евгений, —
Вот он: мой друг, monsieur Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление мое;
Хоть
человек он неизвестный,
Но уж, конечно, малый честный».
Зарецкий губу закусил.
Онегин Ленского спросил:
«Что ж, начинать?» — «Начнем, пожалуй», —
Сказал Владимир. И пошли
За мельницу. Пока вдали
Зарецкий наш и честный малый
Вступили в важный договор,
Враги стоят, потупя взор.
Он был большой
враг всякой оригинальности, говоря, что оригинальность есть уловка
людей дурного тона.
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых
людей, каждого один
враг смущает, а к нам, к странным
людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
И, верно, счастлив там, где
люди посмешнее.
Кого люблю я, не таков:
Молчалин за других себя забыть готов,
Враг дерзости, — всегда застенчиво, несмело
Ночь целую с кем можно так провесть!
Сидим, а на дворе давно уж побелело,
Как думаешь? чем заняты?
Теперь пускай из нас один,
Из молодых
людей, найдется —
враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин...
Он
враг всех излияний; многие его даже осуждают за такую твердость его нрава и видят в ней признак гордости или бесчувствия; но подобных ему
людей не приходится мерить обыкновенным аршином, не правда ли?
— Вы для возбуждения плоти, для соблазна мужей трудной жизни пользуетесь искусствами этими, а они — ложь и фальшь. От вас, покорных рабынь гибельного демона, все зло жизни, и суета, и пыль словесная, и грязь, и преступность — все от вас! Всякое тление души, и горестная смерть, и бунты
людей, халдейство ученое и всяческое хамство, иезуитство, фармазонство, и ереси, и все, что для угашения духа, потому что дух —
враг дьявола, господина вашего!
Так же, как Харламов, он «пораженец»,
враг войны,
человек равнодушный к судьбе своего отечества, а судьба эта решается на фронтах.
Там есть социалисты-фабианцы, но о них можно и не упоминать, они взяли имя себе от римского полководца Фабия Кунктатора, то есть медлителя, о нем известно, что он был
человеком тупым, вялым, консервативным и, предоставляя драться с
врагами Рима другим полководцам, бил
врага после того, как он истощит свои силы.
—
Враг у врат града Петрова, — ревел Родзянко. — Надо спасать Россию, нашу родную, любимую, святую Русь. Спокойствие. Терпение… «Претерпевый до конца — спасется». Работать надо… Бороться. Не слушайте
людей, которые говорят…
«По отношению к действительности каждый из нас является истцом, каждый защищает интересы своего «я» от насилия над ним. В борьбе за материальные интересы
люди иногда являются личными
врагами, но ведь жизнь не сводится вся целиком к уголовному и гражданскому процессу, теория борьбы за существование не должна поглощать и не поглощает высших интересов духа, не угашает священного стремления
человека познать самого себя».
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело, обнял ее шею, запрокинул другой рукою голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула на него, закусив губу, и на глазах ее как будто выступили слезы. Самгин вышел на улицу в настроении
человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил
врага о том, что его ждет.
Самгин пожелал ему доброй ночи, ушел в свою комнату, разделся и лег, устало думая о чрезмерно словоохотливых и скучных
людях, о
людях одиноких, героически исполняющих свой долг в тесном окружении
врагов, о себе самом, о себе думалось жалобно, с обидой на
людей, которые бесцеремонно и даже как бы мстительно перебрасывают тяжести своих впечатлений на плечи друг друга.
— Ну и черт с ним, — тихо ответил Иноков. — Забавно это, — вздохнул он, помолчав. — Я думаю, что мне тогда надобно было
врага —
человека, на которого я мог бы израсходовать свою злость. Вот я и выбрал этого… скота. На эту тему рассказ можно написать, —
враг для развлечения от… скуки, что ли? Вообще я много выдумывал разных… штучек. Стихи писал. Уверял себя, что влюблен…
— От Евы начиная, развращаете вы! Авель-то в раю был зачат, а Каин — на земле, чтоб райскому
человеку дать земного
врага…
Покуда аккуратный старичок рассказывал о злоключениях артели, Клим Иванович Самгин успел сообразить, что ведь не ради этих
людей он терпит холод и всякие неудобства и не ради их он взял на себя обязанность помогать отечеству в его борьбе против сильного
врага.
«Что меня смутило? — размышлял он. — Почему я не сказал мальчишке того, что должен был сказать? Он, конечно, научен и подослан пораженцами, большевиками. Возможно, что им руководит и чувство личное — месть за его мать. Проводится в жизнь лозунг Циммервальда: превратить войну с внешним
врагом в гражданскую войну, внутри страны. Это значит: предать страну, разрушить ее… Конечно так. Мальчишка, полуребенок — ничтожество. Но дело не в
человеке, а в слове. Что должен делать я и что могу делать?»
Но бывать у нее он считал полезным, потому что у нее, вечерами, собиралось все больше
людей, испуганных событиями на фронтах, тревога их росла, и постепенно к страху пред силою внешнего
врага присоединялся страх пред возможностью революции.
— Война уничтожает сословные различия, — говорил он. —
Люди недостаточно умны и героичны для того, чтобы мирно жить, но пред лицом
врага должно вспыхнуть чувство дружбы, братства, сознание необходимости единства в игре с судьбой и для победы над нею.
Клим находил, что это верно: какая-то чудовищная пасть поглощает, одного за другим, лучших
людей земли, извергая из желудка своего
врагов культуры, таких, как Болотников, Разин, Пугачев.
— Как много и безжалостно говорят все образованные, — говорила Дуняша. — Бога — нет, царя — не надо,
люди —
враги друг другу, все — не так! Но — что же есть, и что — так?
— Штыком! Чтоб получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко
врагу. Верно? Да, мы, на фронте, не щадим себя, а вы, в тылу… Вы — больше
враги, чем немцы! — крикнул он, ударив дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл
врагом армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду
людей в атаку, я помню, что могу получить пулю в затылок или штык в спину. Понимаете?
— Ой, не надо пророчеств! Поймите, еврей дерется за интересы
человека, который считает его, еврея, расовым
врагом.
Он смотрел вслед быстро уходящему, закуривая папиросу, и думал о том, что в то время, как «государству грозит разрушение под ударами
врага и все должны единодушно, необоримой, гранитной стеной встать пред
врагом», — в эти грозные дни такие безответственные
люди, как этот хлыщ и Яковы, как плотник Осип или Тагильский, сеют среди
людей разрушительные мысли, идеи. Вполне естественно было вспомнить о ротмистре Рущиц-Стрыйском, но тут Клим Иванович испугался, чувствуя себя в опасности.
— Безошибочное чутье на
врага. Умная душа. Вы — помните ее? Котенок. Маленькая, мягкая. И — острое чувство брезгливости ко всякому негодяйству. Был случай: решили извинить
человеку поступок весьма дрянненький, но вынужденный комбинацией некоторых драматических обстоятельств личного характера. «Прощать — не имеете права», — сказала она и хотя не очень логично, но упорно доказывала, что этот герой товарищеского отношения — не заслуживает. Простили. И лагерь
врагов приобрел весьма неглупого негодяя.
Но
человек сделал это на свою погибель, он —
враг свободной игры мировых сил, схематизатор; его ненавистью к свободе созданы религии, философии, науки, государства и вся мерзость жизни.
Как будто над этим
человеком наклонился
враг, с которым он не находил сил бороться и который сейчас нанесет ему сокрушающий удар.
— Потому что — авангард не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый удар войскам
врага и — погибает? Это — неверно. Во-первых — не всегда погибает, а лишь в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых — удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин, мой вопрос: я не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать
людям, которые ее начинают. Тут у меня что-то неладно. Не согласен я с ними, не люблю, но, представь, — как будто уважаю и даже…
— Я государству — не
враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. —
Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
Со всем этим никогда не соглашался Настоящий Старик — дедушка Аким,
враг своего внука и всех
людей, высокий, сутулый и скучный, как засохшее дерево.
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого не знает. Мы, русские, воюем только для защиты
людей. У нас только Петр Первый воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был
врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда воевали с язычниками, с магометанами — татарами, турками…
— Так вы с ним по ночам шатаетесь! — обратился он к Райскому. — А знаете ли вы, что он подозрительный
человек,
враг правительства, отверженец церкви и общества?
— Да, правда: он злой, негодный
человек,
враг мой был, не любила я его! Чем же кончилось? Приехал новый губернатор, узнал все его плутни и прогнал! Он смотался, спился, своя же крепостная девка завладела им — и пикнуть не смел. Умер — никто и не пожалел!
— То и ладно, то и ладно: значит, приспособился к потребностям государства, вкус угадал, город успокоивает. Теперь война, например, с
врагами: все двери в отечестве на запор. Ни
человек не пройдет, ни птица не пролетит, ни амбре никакого не получишь, ни кургузого одеяния, ни марго, ни бургонь — заговейся! А в сем богоспасаемом граде источник мадеры не иссякнет у Ватрухина! Да здравствует Ватрухин! Пожалуйте, сударыня, Татьяна Марковна, ручку!
Шагов сотню поручик очень горячился, бодрился и храбрился; он уверял, что «так нельзя», что тут «из пятелтышки», и проч., и проч. Но наконец начал что-то шептать городовому. Городовой,
человек рассудительный и видимо
враг уличных нервностей, кажется, был на его стороне, но лишь в известном смысле. Он бормотал ему вполголоса на его вопросы, что «теперь уж нельзя», что «дело вышло» и что «если б, например, вы извинились, а господин согласился принять извинение, то тогда разве…»
Давить и мучить я никого не хочу и не буду; но я знаю, что если б захотел погубить такого-то
человека,
врага моего, то никто бы мне в том не воспрепятствовал, а все бы подслужились; и опять довольно.
И если бы он узнал, что кто-нибудь распространяет или утверждает о нем этот слух, то, кажется, этот незлобивейший
человек стал бы ему вечным
врагом.
Один только отец Аввакум, наш добрый и почтенный архимандрит, относился ко всем этим ожиданиям, как почти и ко всему, невозмутимо-покойно и даже скептически. Как он сам лично не имел
врагов, всеми любимый и сам всех любивший, то и не предполагал их нигде и ни в ком: ни на море, ни на суше, ни в
людях, ни в кораблях. У него была вражда только к одной большой пушке, как совершенно ненужному в его глазах предмету, которая стояла в его каюте и отнимала у него много простора и свету.
Пятая заповедь (Мф. V, 43 — 48) состояла в том, что
человек не только не должен ненавидеть
врагов, не воевать с ними, но должен любить их, помогать, служить им.