Неточные совпадения
«Скучаешь, видно, дяденька?»
— Нет, тут статья особая,
Не скука тут — война!
И сам, и люди вечером
Уйдут, а к Федосеичу
В каморку враг: поборемся!
Борюсь я десять лет.
Как выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки как накуришься,
Как эта печь накалится
Да свечка нагорит —
Так тут устой… —
Я
вспомнилаПро богатырство дедово:
«Ты, дядюшка, — сказала я, —
Должно быть, богатырь».
Волею-неволей Бородавкин должен был согласиться, что поступлено правильно, но тут же
вспомнил про свой проект"о нестеснении градоначальников законами"и горько заплакал.
Вспомнили про купчиху Распопову, как она вместе с Беневоленским интриговала в пользу Наполеона, выволокли ее на улицу и разрешили мальчишкам дразнить.
И она с отвращением
вспомнила про то, что называла той любовью.
«Кити! та самая Кити, в которую был влюблен Вронский, — подумала Анна, — та самая,
про которую он
вспоминал с любовью. Он жалеет, что не женился на ней. А обо мне он
вспоминает с ненавистью и жалеет, что сошелся со мной».
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и
вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Но она не рассказала
про эти двести рублей. Почему-то ей неприятно было
вспоминать об этом. Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся до нее и такое, чего не должно было быть.
— Ну, хорошо, хорошо, не будем говорить, — остановила его княгиня,
вспомнив про несчастную Долли.
Вспоминал потом
про историю с мальчиком, которого он взял из деревни, чтобы воспитывать, и в припадке злости так избил, что началось дело по обвинению в причинении увечья.
Сколько раз она думала об этом,
вспоминая о своей заграничной приятельнице Вареньке, о ее тяжелой зависимости, сколько раз думала
про себя, что с ней самой будет, если она не выйдет замуж, и сколько раз спорила об этом с сестрою!
Глядя на нее, он
вспоминал все те милые речи, которые он слышал от нее, всё, что знал
про нее хорошего, и всё более и более сознавал, что чувство, которое он испытывает к ней, есть что-то особенное, испытанное им давно-давно и один только раз, в первой молодости.
Алексей Александрович хотел упомянуть
про счет, который принесли ему, но голос его задрожал, и он остановился.
Про этот счет, на синей бумаге, за шляпку, ленты, он не мог
вспомнить без жалости к самому себе.
Левин совсем опять забыл
про это. Он
вспомнил только теперь, что тут была какая-то тонкость, но ему скучно было
вспоминать, в чем она состояла. На него нашло уныние, и захотелось выбраться из этой толпы.
Загублена вся жизнь!» Ей опять вспомнилось то, что сказала молодайка, и опять ей гадко было
вспомнить про это; но она не могла не согласиться, что в этих словах была и доля грубой правды.
Левин и зaбыл
про данное ему поручение. Он
вспомнил, уже выходя в переднюю.
Тут
вспомнил он
про носок,
про который Разумихин сейчас рассказывал.
Теперь вдруг резко
вспомнил он
про эти прежние свои вопросы и недоумения, и показалось ему, что не нечаянно он
вспомнил теперь
про них.
Разумихин энергически ругнул было нумер, но,
вспомнив про Лужина, замолчал, сконфузился и ужасно обрадовался, когда вопросы Пульхерии Александровны посыпались, наконец, сряду без перерыву.
— А знаете, Авдотья Романовна, вы сами ужасно как похожи на вашего брата, даже во всем! — брякнул он вдруг, для себя самого неожиданно, но тотчас же,
вспомнив о том, что сейчас говорил ей же
про брата, покраснел как рак и ужасно сконфузился. Авдотья Романовна не могла не рассмеяться, на него глядя.
Месяца полтора назад он
вспомнил про адрес; у него были две вещи, годные к закладу: старые отцовские серебряные часы и маленькое золотое колечко с тремя какими-то красными камешками, подаренное ему при прощании сестрой, на память.
Кабанов. Я в Москву ездил, ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве все пил, так это кучу, что нб-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу
про дом-то и не
вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
Про Мышку бедную тут поздно
вспомнил он,
Что бы помочь она ему сумела,
Что сеть бы от её зубов не уцелела,
И что его своя кичливость съела.
— Помилуйте, батюшка, как можно! — залепетал Тимофеич (он
вспомнил строгий наказ, полученный от барина при отъезде). — В город по господским делам ехали да
про вашу милость услыхали, так вот и завернули по пути, то есть — посмотреть на вашу милость… а то как же можно беспокоить!
— Представьте, он — спит! — сказала она, пожимая плечами. — Хотел переодеться, но свалился на кушетку и — уснул, точно кот. Вы, пожалуйста; не думайте, что это от неуважения к вам! Просто: он всю ночь играл в карты, явился домой в десять утра, пьяный, хотел лечь спать, но
вспомнил про вас, звонил в гостиницу, к вам, в больницу… затем отправился на кладбище.
Боялся я, соседи не
вспомнили бы чего-нибудь
про меня, да — нет, ничего будто.
Жизнь очень похожа на Варвару, некрасивую, пестро одетую и — неумную. Наряжаясь в яркие слова, в стихи, она, в сущности, хочет только сильного человека, который приласкал бы и оплодотворил ее. Он
вспомнил, с какой смешной гордостью рассказывала Варвара
про обыск у нее Лидии и Алине,
вспомнил припев дяди Миши...
— Кто-то посылает, — ответила она, шумно вздохнув. — Вероятно — хладнокровные, а ты — хладнокровный. Ночью, там, — она махнула рукой куда-то вверх, — я
вспомнила, как ты мне рассказывал
про Игоря, как солдату хотелось зарубить его… Ты — все хорошо заметил, значит — хладнокровный!
— В самом деле, — обрадовался Обломов,
вспомнив про эти деньги. — Так вот, извозчику тридцать да, кажется, двадцать пять рублей Тарантьеву… Еще куда?
Она порылась в своей опытности: там о второй любви никакого сведения не отыскалось.
Вспомнила про авторитеты теток, старых дев, разных умниц, наконец писателей, «мыслителей о любви», — со всех сторон слышит неумолимый приговор: «Женщина истинно любит только однажды». И Обломов так изрек свой приговор.
Вспомнила о Сонечке, как бы она отозвалась о второй любви, но от приезжих из России слышала, что приятельница ее перешла на третью…
Обломов и
про деньги забыл; только когда, на другой день утром, увидел мелькнувший мимо окон пакет братца, он
вспомнил про доверенность и просил Ивана Матвеевича засвидетельствовать ее в палате. Тот прочитал доверенность, объявил, что в ней есть один неясный пункт, и взялся прояснить.
И вот он умирает; Катерина Николавна тотчас
вспомнила про письмо: если бы оно обнаружилось в бумагах покойного и попало в руки старого князя, то тот несомненно прогнал бы ее навсегда, лишил наследства и не дал бы ей ни копейки при жизни.
Спасало лишь чувство: я знал, что Лиза несчастна, что мама несчастна, и знал это чувством, когда
вспоминал про них, а потому и чувствовал, что все, что случилось, должно быть нехорошо.
Даже
про Крафта
вспоминал с горьким и кислым чувством за то, что тот меня вывел сам в переднюю, и так было вплоть до другого дня, когда уже все совершенно
про Крафта разъяснилось и сердиться нельзя было.
Пусть читатель
вспомнит про сон!
Мальчик, как
вспомнил про все, вскрикнул, бросился к воде, прижал себе к обеим грудкам по кулачку, посмотрел в небеса (видели, видели!) — да бух в воду!
Нехлюдов,
вспомнив, что говорил Масленников
про адвоката, ничего не ответил и, простившись, поехал к Масленникову.
— Да? Вот как! — сказал прокурор. — Это действительно очень исключительный случай. Вы, кажется, гласный красноперского земства? — спросил прокурор, как бы
вспоминая, что он слышал прежде
про этого Нехлюдова, теперь заявлявшего такое странное решение.
Нехлюдову было очень грустно. Ему было грустно преимущественно оттого, что отказ Сената утверждал это бессмысленное мучительство над невинной Масловой, и оттого, что этот отказ делал еще более трудным его неизменное решение соединить с ней свою судьбу. Грусть эта усилилась еще от тех ужасных историй царствующего зла,
про которые с такой радостью говорил адвокат, и, кроме того, он беспрестанно
вспоминал недобрый, холодный, отталкивающий взгляд когда-то милого, открытого, благородного Селенина.
Потом много раз Нехлюдов с стыдом
вспоминал весь свой разговор с ней;
вспоминал ее не столько лживые, сколько поддельные под него слова и то лицо — будто бы умиленного внимания, с которым она слушала его, когда он рассказывал ей
про ужасы острога и
про свои впечатления в деревне.
Он
вспомнил про свою встречу в суде, нахмурился и покраснел.
Говорили дурное
про ее отношения с доктором. Нехлюдов прежде забывал это, но нынче он не только
вспомнил, но, когда он увидал у ее кресла доктора с его намасленной, лоснящейся раздвоенной бородой, ему стало ужасно противно.
Она
вспомнила, как посетившая ее в остроге Берта рассказывала ей, что тот студент, которого она любила, живя у Китаевой, приезжал к ним, спрашивал
про нее и очень жалел.
Когда вот я
про этих Веревкиных
вспомню, чудно мне делается: в кого у них детки уродились.
Старцев
вспомнил про бумажки, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонек в душе погас.
— Позволь, позволь, я тебя уличу: давеча у фонаря, когда ты вскинулся на Алешу и закричал ему: «Ты от него узнал! Почему ты узнал, что он ко мне ходит?» Это ведь ты
про меня
вспоминал. Стало быть, одно маленькое мгновеньице ведь верил же, верил, что я действительно есмь, — мягко засмеялся джентльмен.
А все-таки как ни будем мы злы, чего не дай Бог, но как
вспомним про то, как мы хоронили Илюшу, как мы любили его в последние дни и как вот сейчас говорили так дружно и так вместе у этого камня, то самый жестокий из нас человек и самый насмешливый, если мы такими сделаемся, все-таки не посмеет внутри себя посмеяться над тем, как он был добр и хорош в эту теперешнюю минуту!
Митя встал и подошел к окну. Дождь так и сек в маленькие зеленоватые стекла окошек. Виднелась прямо под окном грязная дорога, а там дальше, в дождливой мгле, черные, бедные, неприглядные ряды изб, еще более, казалось, почерневших и победневших от дождя. Митя
вспомнил про «Феба златокудрого» и как он хотел застрелиться с первым лучом его. «Пожалуй, в такое утро было бы и лучше», — усмехнулся он и вдруг, махнув сверху вниз рукой, повернулся к «истязателям...
В сквернейшем расположении духа направился он прямо к себе домой и вдруг
вспомнил про Феню: «Э, черт, вот бы давеча расспросить ее, — подумал он в досаде, — все бы и знал».
С тех пор многие годы он ни разу о своем ребенке не упомянул, да и Марфа Игнатьевна ни разу при нем
про ребенка своего не
вспоминала, а когда с кем случалось говорить о своем «деточке», то говорила шепотом, хотя бы тут и не было Григория Васильевича.
Но его мало слушали, и отец Паисий с беспокойством замечал это, несмотря на то, что даже и сам (если уж все
вспоминать правдиво), хотя и возмущался слишком нетерпеливыми ожиданиями и находил в них легкомыслие и суету, но потаенно,
про себя, в глубине души своей, ждал почти того же, чего и сии взволнованные, в чем сам себе не мог не сознаться.