Неточные совпадения
В то
время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов
вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
— Тако да видят людие! — сказал он, думая попасть в господствовавший в то
время фотиевско-аракчеевский тон; но потом,
вспомнив, что он все-таки не более как прохвост, обратился к будочникам и приказал согнать городских попов...
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже
вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое
время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание...
Она
вспоминала его слова, выражение лица его, напоминающее покорную лягавую собаку, в первое
время их связи.
Она
вспоминала не одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она
вспомнила о них в то единственное торжественное для них
время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.
Она
вспоминала свое усилие в первое
время, чтобы преодолеть отвращение, которое она испытывала к нему, как и ко всем чахоточным, и старания, с которыми она придумывала, что сказать ему.
В то
время как она входила, лакей Вронского с расчесанными бакенбардами, похожий на камер-юнкера, входил тоже. Он остановился у двери и, сняв фуражку, пропустил ее. Анна узнала его и тут только
вспомнила, что Вронский вчера сказал, что не приедет. Вероятно, он об этом прислал записку.
Пописав несколько
времени, Левин вдруг с необыкновенною живостью
вспомнил Кити, ее отказ и последнюю встречу. Он встал и начал ходить по комнате.
Анна теперь с трудом могла
вспомнить то чувство почти набожного уважения, которое она в первое
время имела к этим лицам.
— Но оскорбление? — сказала Кити. — Оскорбления нельзя забыть, нельзя забыть, — говорила она,
вспоминая свой взгляд на последнем бале, во
время остановки музыки.
Еще в первое
время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел,
вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я
вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем. Пройдет
время, и я буду к этому равнодушен».
Только уж потом он
вспомнил тишину ее дыханья и понял всё, что происходило в ее дорогой, милой душе в то
время, как она, не шевелясь, в ожидании величайшего события в жизни женщины, лежала подле него.
Но ему во всё это
время было неловко и досадно, он сам не знал отчего: оттого ли, что ничего не выходило из каламбура: «было дело до Жида, и я дожида-лся», или от чего-нибудь другого. Когда же наконец Болгаринов с чрезвычайною учтивостью принял его, очевидно торжествуя его унижением, и почти отказал ему, Степан Аркадьич поторопился как можно скорее забыть это. И, теперь только
вспомнив, покраснел.
Потом она
вспомнила худую-худую фигуру Петрова с его длинною шеей, в его коричневом сюртуке; его редкие вьющиеся волосы, вопросительные, страшные в первое
время для Кити голубые глаза и его болезненные старания казаться бодрым и оживленным в её присутствии.
«Пятнадцать минут туда, пятнадцать назад. Он едет уже, он приедет сейчас. — Она вынула часы и посмотрела на них. — Но как он мог уехать, оставив меня в таком положении? Как он может жить, не примирившись со мною?» Она подошла к окну и стала смотреть на улицу. По
времени он уже мог вернуться. Но расчет мог быть неверен, и она вновь стала
вспоминать, когда он уехал, и считать минуты.
Вспомнив еще раз об Алексее Александровиче, она
вспоминала и
время своей болезни после родов и то чувство, которое тогда не оставляло ее.
Но и не глядясь в зеркало, она думала, что и теперь еще не поздно, и она
вспомнила Сергея Ивановича, который был особенно любезен к ней, приятеля Стивы, доброго Туровцына, который вместе с ней ухаживал за ее детьми во
время скарлатины и был влюблен в нее.
— Да, но что же делать девушке, у которой нет семьи? — вступился Степан Аркадьич,
вспоминая о Чибисовой, которую он всё
время имел в виду, сочувствуя Песцову и поддерживая его.
— Грушницкий! — сказал я, — еще есть
время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено;
вспомни — мы были когда-то друзьями…
— Мы об вас
вспоминали у председателя палаты, у Ивана Григорьевича, — сказал наконец Чичиков, видя, что никто не располагается начинать разговора, — в прошедший четверг. Очень приятно провели там
время.
Когда я стараюсь
вспомнить матушку такою, какою она была в это
время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
В это
время я нечаянно уронил свой мокрый платок и хотел поднять его; но только что я нагнулся, меня поразил страшный пронзительный крик, исполненный такого ужаса, что, проживи я сто лет, я никогда его не забуду, и, когда
вспомню, всегда пробежит холодная дрожь по моему телу.
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно
вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой в то
время, как мы стали спускаться по лестнице.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. —
Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет
время, будет
время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
Мы
вспомнили и прежнее счастливое
время…
— Да
вспомни его воспитание,
время, в которое он жил, — заметил Аркадий.
Присев на ступени паперти, протирая платком запыленные глаза и очки, Самгин
вспомнил, что Борис Варавка мечтал выковырять землю из пушек, достать пороха и во
время всенощной службы выстрелить из обеих пушек сразу.
— Революция неизбежна, — сказал Самгин, думая о Лидии, которая находит
время писать этому плохому актеру, а ему — не пишет. Невнимательно слушая усмешливые и сумбурные речи Лютова, он
вспомнил, что раза два пытался сочинить Лидии длинные послания, но, прочитав их, уничтожал, находя в этих хотя и очень обдуманных письмах нечто, чего Лидия не должна знать и что унижало его в своих глазах. Лютов прихлебывал вино и говорил, как будто обжигаясь...
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно мало
времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин с изумлением
вспоминал, как он поднял девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Он все
время вспоминал Инокова, не думая о нем, а просто видя его рядом с Любашей, рядом с собою, в поле, когда развалилась казарма, рядом с Елизаветой Спивак.
Самгин не встречался с ним несколько месяцев, даже не
вспоминал о нем, но однажды, в фойе театра Грановской, во
время антракта, Дронов наскочил на него, схватил за локоть, встряхнул руку и, веселыми глазами глядя под очки Самгина, выдыхая запах вина, быстро выразил радость встречи, рассказал, что утром приехал из Петрозаводска, занят поставками на Мурманскую дорогу.
Подумав, он
вспомнил: из книги немецкого демократа Иоганна Шерра. Именно этот профессор советовал смотреть на всемирную историю как на комедию, но в то же
время соглашался с Гете в том, что...
«Нет, конечно, Тагильский — не герой, — решил Клим Иванович Самгин. — Его поступок — жест отчаяния. Покушался сам убить себя — не удалось, устроил так, чтоб его убили… Интеллигент в первом поколении — называл он себя. Интеллигент ли? Но — сколько людей убито было на моих глазах!» —
вспомнил он и некоторое
время сидел, бездумно взвешивая: с гордостью или только с удивлением
вспомнил он об этом?
В конце зимы он поехал в Москву, выиграл в судебной палате процесс, довольный собою отправился обедать в гостиницу и, сидя там,
вспомнил, что не прошло еще двух лет с того дня, когда он сидел в этом же зале с Лютовым и Алиной, слушая, как Шаляпин поет «Дубинушку». И еще раз показалось невероятным, что такое множество событий и впечатлений уложилось в отрезок
времени — столь ничтожный.
«И в бездонном мешке
времени кружится земной шар», —
вспомнил он недавно прочитанную фразу и подумал, что к Достоевскому и Гоголю следует присоединить Леонида Андреева, Сологуба.
Он смотрел вслед быстро уходящему, закуривая папиросу, и думал о том, что в то
время, как «государству грозит разрушение под ударами врага и все должны единодушно, необоримой, гранитной стеной встать пред врагом», — в эти грозные дни такие безответственные люди, как этот хлыщ и Яковы, как плотник Осип или Тагильский, сеют среди людей разрушительные мысли, идеи. Вполне естественно было
вспомнить о ротмистре Рущиц-Стрыйском, но тут Клим Иванович испугался, чувствуя себя в опасности.
Затем он
вспомнил, что в кармане его лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны работать, что она хочет открыть в городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать газету и пройти в городские головы. Лидия будет дочерью городского головы. Возможно, что, со
временем, он расскажет ей роман с Нехаевой; об этом лучше всего рассказать в комическом тоне.
Но — чего я жалею?» — вдруг спросил он себя, оттолкнув эти мысли, продуманные не один десяток раз, — и
вспомнил, что с той высоты, на которой он привык видеть себя, он, за последнее
время все чаще, невольно сползает к этому вопросу.
«Как это глупо», — упрекнул себя Клим и
вспомнил, что за последнее
время такие детские мысли нередко мелькают пред ним, как ласточки. Почти всегда они связаны с думами о Лидии, и всегда, вслед за ними, являлась тихая тревога, смутное предчувствие опасности.
— Недавно, беседуя с одним из таких хитрецов, я
вспомнил остроумную мысль тайного советника Филиппа Вигеля из его «Записок». Он сказал там: «Может быть, мы бы мигом прошли кровавое
время беспорядков и давным-давно из хаоса образовалось бы благоустройство и порядок» — этими словами Вигель выразил свое, несомненно искреннее, сожаление о том, что Александр Первый не расправился своевременно с декабристами.
Но он сухо поблагодарил ее, не подумал взглянуть на локти и извинился, что очень занят. Потом углубился в воспоминания лета, перебрал все подробности,
вспомнил о всяком дереве, кусте, скамье, о каждом сказанном слове, и нашел все это милее, нежели как было в то
время, когда он наслаждался этим.
— Я слыхал, дядюшка, что художники теперь в большом уважении. Вы, может быть, старое
время вспоминаете. Из академии выходят знаменитые люди…
Но Райский в сенат не поступил, в академии с бюстов не рисовал, между тем много читал, много писал стихов и прозы, танцевал, ездил в свет, ходил в театр и к «Армидам» и в это
время сочинил три вальса и нарисовал несколько женских портретов. Потом, после бешеной Масленицы, вдруг очнулся,
вспомнил о своей артистической карьере и бросился в академию: там ученики молча, углубленно рисовали с бюста, в другой студии писали с торса…
Вспоминаю, что, пробудясь, я некоторое
время лежал на диване как ошеломленный, стараясь сообразить и припомнить и притворясь, что все еще сплю.
Лиза как-то говорила мне раз, мельком,
вспоминая уже долго спустя, что я произнес тогда эту фразу ужасно странно, серьезно и как бы вдруг задумавшись; но в то же
время «так смешно, что не было возможности выдержать»; действительно, Анна Андреевна опять рассмеялась.
Он
вспоминал слова американского писателя Торо, который, в то
время как в Америке было рабство, говорил, что единственное место, приличествующее честному гражданину в том государстве, в котором узаконивается и покровительствуется рабство, есть тюрьма.
Что было прежде, — прежде ли он сердцем пожалел ее или прежде
вспомнил себя, свои грехи, свою гадость именно в том, в чем он упрекал ее, — он не помнил. Но вдруг в одно и то же
время он почувствовал себя виноватым и пожалел ее.
Вспомнил он последнее свидание с ней, ту животную страсть, которая в то
время овладела им, и то разочарование, которое он испытал, когда страсть была удовлетворена.
Нехлюдов
вспомнил всё, что он видел вчера, дожидаясь в сенях, и понял, что наказание происходило именно в то
время, как он дожидался, и на него с особенной силой нашло то смешанное чувство любопытства, тоски, недоумения и нравственной, переходящей почти в физическую, тошноты, которое и прежде, но никогда с такой силой не охватывало его.
Нехлюдов живо и радостно
вспомнил тогдашнее
время и свое знакомство с Богодуховской.