Неточные совпадения
— Что?
о вчерашнем
разговоре? — сказал Левин, блаженно щурясь и отдуваясь после оконченного обеда и решительно не в силах
вспомнить, какой это был вчерашний
разговор.
Разговор между обедавшими, за исключением погруженных в мрачное молчание доктора, архитектора и управляющего, не умолкал, где скользя, где цепляясь и задевая кого-нибудь за живое. Один раз Дарья Александровна была задета за живое и так разгорячилась, что даже покраснела, и потом уже
вспомнила, не сказано ли ею чего-нибудь лишнего и неприятного. Свияжский заговорил
о Левине, рассказывая его странные суждения
о том, что машины только вредны в русском хозяйстве.
Заметив это и то, что княжна Варвара тотчас же, чтобы переменить
разговор, поспешно заговорила
о петербургских знакомых, и
вспомнив то, что некстати говорил Вронский в саду
о своей деятельности, Долли поняла, что с этим вопросом об общественной деятельности связывалась какая-то интимная ссора между Анной и Вронским.
Он слушал
разговор Агафьи Михайловны
о том, как Прохор Бога забыл, и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и
вспоминал весь ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Оставшись один и
вспоминая разговоры этих холостяков, Левин еще раз спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления
о своей свободе,
о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. «Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, — вот это счастье!»
Не переставая думать об Анне,
о всех тех самых простых
разговорах, которые были с нею, и
вспоминая при этом все подробности выражения ее лица, всё более и более входя в ее положение и чувствуя к ней жалость, Левин приехал домой.
Солнце давно уже освещало постелю, на которой лежал гробовщик. Наконец открыл он глаза и увидел перед собою свою работницу, раздувавшую самовар. С ужасом
вспомнил Адриан все вчерашние происшествия. Трюхина, бригадир и сержант Курилкин смутно представились его воображению. Он молча ожидал, чтоб работница начала с ним
разговор и объявила
о последствиях ночных приключений.
Даже из прислуги он ни с кем в
разговоры не вступал, хотя ему почти вся дворня была родня. Иногда, проходя мимо кого-нибудь, вдруг остановится, словно
вспомнить о чем-то хочет, но не
вспомнит, вымолвит: «Здорово, тетка!» — и продолжает путь дальше. Впрочем, это никого не удивляло, потому что и на остальной дворне в громадном большинстве лежала та же печать молчания, обусловившая своего рода общий modus vivendi, которому все бессознательно подчинялись.
Вспоминая рассказы Натальи Савишны
о том, что душа усопшего до сорока дней не оставляет дома, я мысленно после смерти ношусь невидимкой по всем комнатам бабушкиного дома и подслушиваю искренние слезы Любочки, сожаления бабушки и
разговор папа с Августом Антонычем.
Вихров, оставшись один, по случаю
разговора о m-lle Захаревской невольно
вспомнил свою жизнь в губернском городе и свою служебную деятельность.
В
разговорах он иногда
вспоминал о своем отце.
Уже с утра они были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть приличное к венцу платье да приколоть фату и цветы.
О Варваре сестры не
вспоминали в своих
разговорах, как-будто ее и на свете нет. Но уже одно то, что они, беспощадные насмешницы, перемывая косточки всем, не обмолвились во весь день ни одним словечком только
о Варваре, одно это доказывало, что неловкая мысль
о ней гвоздем сидит в голове каждой из сестриц.
Он явно намекал, и я
вспомнил мои
разговоры с ним
о власти Несбывшегося. Эта власть несколько ослабела благодаря острой болезни, но я все еще слышал иногда в душе ее стальное движение, не обещающее исчезнуть.
Я
вспомнил свой утренний
разговор с Постельниковым
о моем тезоименитстве и отвечал...
Он
вспоминал длинные московские
разговоры, в которых сам принимал участие еще так недавно, —
разговоры о том, что без любви жить можно, что страстная любовь есть психоз, что, наконец, нет никакой любви, а есть только физическое влечение полов — и все в таком роде; он
вспоминал и думал с грустью, что если бы теперь его спросили, что такое любовь, то он не нашелся бы, что ответить.
— Только зачем вы упомянули об оскорблении? — продолжала она. — Я не оскорблена…
о нет! И если кто-нибудь из нас виноват, так, во всяком случае, не вы; не вы одни…
Вспомните наши последние
разговоры, и вы убедитесь, что виноваты не вы.
Потом он
вспомнил о Потугине,
о вчерашнем
разговоре…
Но
о бомбах не любили говорить, и почти каждый раз, когда кто-нибудь
вспоминал о них, все усиленно старались свести
разговор на другие темы.
И
разговор снова смолк, а пути между тем осталось еще менее. Ольга Федотовна
вспомнила,
о чем, бывало, слыхала в магазине, и спросила...
Вспомнив о заграничной, или, правильнее сказать, парижской, бульварной жизни и сравнивая ее с настоящей своей жизнью, генерал впал в грустное настроение духа и, молча прислушиваясь к своему пищеварению, продолжал сосать сигару, так что Янсутский, не любивший ни на минуту оставаться без какой-нибудь деятельности, обратился с
разговором к Долгову.
Естественно, наши мысли вертелись вокруг горячих утренних происшествий, и мы перебрали все, что было, со всеми подробностями, соображениями, догадками и особо картинными моментами. Наконец мы подошли к нашим впечатлениям от Молли; почему-то этот
разговор замялся, но мне все-таки хотелось знать больше, чем то, чему был я свидетелем. Особенно меня волновала мысль
о Дигэ. Эта таинственная женщина непременно возникала в моем уме, как только я
вспоминал Молли. Об этом я его и спросил.
Затем она тушит лампу, садится около стола и начинает говорить. Я не пророк, но заранее знаю,
о чем будет речь. Каждое утро одно и то же. Обыкновенно после тревожных расспросов
о моем здоровье она вдруг
вспоминает о нашем сыне офицере, служащем в Варшаве. После двадцатого числа каждого месяца мы высылаем ему по пятьдесят рублей — это главным образом и служит темою для нашего
разговора.
И он не
вспомнил о ней ни разу после
разговора матери и встречи.
Почему-то, в свою очередь,
о ней думали, что она непременно и в скором времени должна выйти замуж, и это обижало ее, — никакого мужа она не хотела. И,
вспоминая эти полушутливые
разговоры свои с Мусей и то, что Муся теперь действительно обречена, она задыхалась от слез, от материнской жалости. И всякий раз, как били часы, поднимала заплаканное лицо и прислушивалась, — как там, в тех камерах, принимают этот тягучий, настойчивый зов смерти.
Но, напившись кофе, она соображала, что Рябовский отнял у нее мужа и что теперь она осталась без мужа и без Рябовского; потом она
вспоминала разговоры своих знакомых
о том, что Рябовский готовит к выставке нечто поразительное, смесь пейзажа с жанром, во вкусе Поленова, отчего все, кто бывает в его мастерской, приходят в восторг; но ведь это, думала она, он создал под ее влиянием, и вообще благодаря ее влиянию он сильно изменился к лучшему.
И у Петра Дмитрича с дамами начался
разговор о преимуществах физического труда,
о культуре, потом
о вреде денег,
о собственности. Слушая мужа, Ольга Михайловна почему-то
вспомнила о своем приданом.
То он
вспоминал приезд Марфы, и пьянство рабочих, и свои отказы от вина, то теперешнюю поездку, и Тарасову избу, и
разговоры о дележах, то
о своем малом, и
о Мухортом, который угреется теперь под попоной, то
о хозяине, который скрипит теперь санями, ворочаясь в них.
Ложась спать, он
вспомнил, что она еще так недавно была институткой, училась, все равно как теперь его дочь,
вспомнил, сколько еще несмелости, угловатости было в ее смехе, в
разговоре с незнакомым, — должно быть, это первый раз в жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят, и на нее смотрят, и говорят с ней только с одною тайною целью,
о которой она не может не догадываться.
Вспомните, как они любят говорить
о своей неискательности и как иногда, вдруг круто изменяется направление
разговора при упоминании
о ком-нибудь из их сослуживцев, начальников или знакомых, успевающем больше других.
Одним словом,
о чем ни начинали генералы
разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили:
разговоры прекратить, и,
вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
После долгого
разговора постарайся
вспомнить всё то,
о чем было говорено, и ты удивишься, как пусто и ненужно и часто дурно было всё говоренное.
Ко времени пикника сердце барона, пораженное эффектом прелестей и талантов огненной генеральши, будет уже достаточно тронуто, для того чтоб искать романа; стало быть, свобода пикника, прелестный вечер (а вечер непременно должен быть прелестным), дивная природа и все прочие аксессуары непременно должны будут и барона и генеральшу привести в особенное расположение духа, настроить на лад сентиментальной поэзии, и они в многозначительном
разговоре (а
разговор тоже непременно должен быть многозначительным), который будет состоять большею частию из намеков, взглядов, интересных недомолвок etc., доставят себе несколько счастливых, романтических минут,
о которых оба потом будут
вспоминать с удовольствием, прибавляя при этом со вздохом...
О, как я раскаивалась,
вспоминая разговор в башне…
Незаметно
разговор перешел на другие темы: Миону спрашивал меня
о том, как живут удэхейцы на берегу моря, и
вспоминал кое-кого из своих старых знакомых.
Увидев меня, студент, вероятно,
вспомнил разговор, который был ночью, и на сонном лице его исчезла забота и показалось выражение мозговой лени. Он махнул рукой на мужика и,
о чем-то думая, отошел в сторону.
Когда я
вспоминаю о своем гаденьком вилянье перед Наташей, меня злость берет: уж два дня прошло; как мальчик, шалость которого открыта, я боюсь
разговора с нею и стараюсь избегать ее.
Серебряков. Благодарю. Очень рад. Вы тоже простите меня. Когда я после того случая на другой день старался обдумать все происшедшее и
вспомнил о нашем
разговоре, мне было очень неприятно… Будем друзьями. (Берет его под руку и идет к столу.)
Долго стоять было неловко: на него начали коситься. Он заметил пронзительный взгляд одной богомолки, из-под черного платка, и
вспомнил, как ему отец эконом, когда они ехали в долгуше к становому, в
разговоре о раскольницах-старухах сказал...
Неприятно было
вспоминать про рыбу, которую ел за обедом. Лунный свет беспокоил его, а потом послышался
разговор. В соседней комнате, должно быть, в гостиной, отец Сисой говорил
о политике...
Тургенева я не приобрел в сотрудники в 1864 году, но мой визит к нему и
разговор по поводу моей просьбы
о сотрудничестве остались в моей памяти, и я уже имел случай
вспоминать о них в печати в другие годы — и до кончины его, и после.
— И я говорю, не хорошо-с, а особенно: к чему
о том через столько прошлых лет вспоминать-с, да еще при большой публике и в народном месте, каковы есть трактирные залы на благородной половине, где всякий
разговор идет и всегда есть склонность в уме к политике.
Он не мог себе представить,
о чем он будет завтра говорить с Сергеем Сергеичем, с Татьяной, как будет держать себя с Надеждой — и послезавтра тоже, и заранее испытывал смущение, страх и скуку. Чем наполнить эти длинные три дня, которые он обещал прожить здесь? Ему припомнились
разговор об ясновидении и фраза Сергея Сергеича: «он ахнуть не успел, как на него медведь насел»,
вспомнил он, что завтра в угоду Татьяне придется улыбаться ее сытым, пухлым девочкам, — и решил уехать.
— Наш
разговор,
о котором вы
вспомнили, касался, Наталья Федоровна, совершенно иного чувства любви, нежели то, которое, как я заключил из ваших слов, питает ко мне Екатерина Петровна, — начал он. — Я тоже готов любить ее, как друга, но она едва ли удовлетворится таким чувством. Иного же я питать к ней не могу…
Андрей Иванович при этом случае
вспомнил разговор свой с Ранеевой
о русских женщинах и устыдился, что в числе их оскорбил своим злословием и Прасковью.
Павел Петрович замечал проделки Суворова, но сдерживался. Когда же последний уехал с развода, Павел Петрович, призвав к себе князя Андрея, долго и сильно пенял на Александра Васильевича,
вспомнил свой
разговор с ним в кабинете, говорил, что не мог от него добиться толку, что на все намеки его, государя,
о поступлении вновь на службу Суворов отвечал подробным описанием штурма Измаила и на замечание Павла Петровича, что он мог бы оказать новые услуги, вступив в службу, начал рассказывать
о взятии Праги.
Что-то бодрящее, никогда не испытанное наполняло его… Он
вспомнил свой
разговор с доктором
о"почве" — и ему стало еще отраднее…
Слышал ли он или сам вел ничтожные
разговоры, читал ли он или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался как прежде: не спрашивал себя из чего хлопочут люди, когда всё так кратко и неизвестно, но
вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление
о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить.
«Да это, верно, рекрутов провожают», —
вспомнил я бывший на днях
разговор о том, что пятеро назначено из нашей деревни, и пошел по направлению к невольно притягивающей к себе веселой песне.