Неточные совпадения
Почитав еще книгу
о евгюбических надписях и возобновив интерес к ним, Алексей Александрович в 11 часов пошел спать, и когда он, лежа в постели,
вспомнил о событии с женой, оно ему представилось уже совсем не в таком мрачном виде.
Я был в сильном горе в эту минуту, но невольно замечал все мелочи. В комнате было
почти темно, жарко и пахло вместе мятой, одеколоном, ромашкой и гофманскими каплями. Запах этот так поразил меня, что, не только когда я слышу его, но когда лишь
вспоминаю о нем, воображение мгновенно переносит меня в эту мрачную, душную комнату и воспроизводит все мельчайшие подробности ужасной минуты.
Его ночные думы
о девицах принимали осязаемый характер, возбуждая в теле тревожное,
почти болезненное напряжение, оно заставило Клима
вспомнить устрашающую книгу профессора Тарновского
о пагубном влиянии онанизма, — книгу, которую мать давно уже предусмотрительно и незаметно подсунула ему.
А в конце концов, черт знает, что в ней есть, — устало и
почти озлобленно подумал он. — Не может быть, чтоб она в полиции… Это я выдумал, желая оттолкнуться от нее. Потому что она сказала мне
о взрыве дачи Столыпина и я
вспомнил Любимову…»
Тут он
вспомнил, что газетная заметка ни слова не сказала
о цели убийства.
О Марине подумалось не только равнодушно, а
почти враждебно...
Но
почти всегда, вслед за этим, Клим недоуменно, с досадой, близкой злому унынию,
вспоминал о Лидии, которая не умеет или не хочет видеть его таким, как видят другие. Она днями и неделями как будто даже и совсем не видела его, точно он для нее бесплотен, бесцветен, не существует. Вырастая, она становилась все более странной и трудной девочкой. Варавка, улыбаясь в лисью бороду большой, красной улыбкой, говорил...
«Как это глупо», — упрекнул себя Клим и
вспомнил, что за последнее время такие детские мысли нередко мелькают пред ним, как ласточки.
Почти всегда они связаны с думами
о Лидии, и всегда, вслед за ними, являлась тихая тревога, смутное предчувствие опасности.
Пустился он тогда в большую служебную деятельность, сам напросился на хлопотливое и трудное поручение, занимавшее его года два, и, будучи характера сильного,
почти забывал происшедшее; когда же
вспоминал, то старался не думать
о нем вовсе.
Теплом проник до старикова сердца
Отчетливый и звонкий поцелуй, —
Как будто я увесистую чашу
Стоялого хмельного меду выпил.
А кстати я
о хмеле
вспомнил. Время
К столам идти, Прекрасная Елена,
И хмелю
честь воздать. Его услады
И старости доступны. Поспешим!
Желаю вам повеселиться, дети.
Говоря
о слоге этих сиамских братьев московского журнализма, нельзя не
вспомнить Георга Форстера, знаменитого товарища Кука по Сандвическим островам, и Робеспьера — по Конвенту единой и нераздельной республики. Будучи в Вильне профессором ботаники и прислушиваясь к польскому языку, так богатому согласными, он
вспомнил своих знакомых в Отаити, говорящих
почти одними гласными, и заметил: «Если б эти два языка смешать, какое бы вышло звучное и плавное наречие!»
Даже из прислуги он ни с кем в разговоры не вступал, хотя ему
почти вся дворня была родня. Иногда, проходя мимо кого-нибудь, вдруг остановится, словно
вспомнить о чем-то хочет, но не
вспомнит, вымолвит: «Здорово, тетка!» — и продолжает путь дальше. Впрочем, это никого не удивляло, потому что и на остальной дворне в громадном большинстве лежала та же печать молчания, обусловившая своего рода общий modus vivendi, которому все бессознательно подчинялись.
Вспоминаю об аресте, как
о пережитом большом подъеме,
почти экстазе.
Странно, что он
почти забыл это лицо и теперь только
о нем
вспомнил.
Все время, как я ее знал, она, несмотря на то, что любила меня всем сердцем своим, самою светлою и ясною любовью,
почти наравне с своею умершею матерью,
о которой даже не могла
вспоминать без боли, — несмотря на то, она редко была со мной наружу и, кроме этого дня, редко чувствовала потребность говорить со мной
о своем прошедшем; даже, напротив, как-то сурово таилась от меня.
О Феклинье он и не
вспоминал, даже все прошлое
почти позабыл и уже не возвращался к его подробностям, а сидел дома, положив голову на верстак, и стонал.
Она
вспомнила слова генерала Аносова
о вечной исключительной любви —
почти пророческие слова.
Матвей
вспомнил ту покорность, с которою люди говорят
о судьбе, бесчисленные поговорки в
честь её, ему не хотелось, чтобы пожарный говорил об этом, он простился с ним.
Просидела она
почти до полуночи, и Кожемякину жалко было прощаться с нею. А когда она ушла, он
вспомнил Марфу, сердце его, снова охваченное страхом, трепетно забилось, внушая мысль
о смерти, стерегущей его где-то близко, — здесь, в одном из углов, где безмолвно слились тени, за кроватью, над головой, — он спрыгнул на пол, метнулся к свету и — упал, задыхаясь.
Он торопливо начал говорить про Марка Васильева, легко
вспоминая его речи, потом вынул из стола записки свои и читал их
почти плача, точно панихиду служа
о людях, уже отошедших из его мира.
И вдруг
вспомнил о боге, имя которого он слышал редко за время жизни в городе и
почти никогда не думал
о нём.
Но
о бомбах не любили говорить, и
почти каждый раз, когда кто-нибудь
вспоминал о них, все усиленно старались свести разговор на другие темы.
Я прошу тебя
вспомнить, как два года назад ты пришел ко мне, и вот на этом самом месте я просил тебя, умолял оставить свои заблуждения, напоминал тебе
о долге,
чести и
о твоих обязанностях по отношению к предкам, традиции которых мы должны свято хранить.
…Когда Саша предложил себя для совершения террористического акта над губернатором, он и сам как-то не верил в возможность убийства и отказ комитета принял как нечто заранее известное, такое, чего и следовало ожидать. И только на другой день, проснувшись и
вспомнив о вчерашнем отказе, он понял значение того, что хотел сделать, и почувствовал ужас перед самим собою. И особенно испугала его та легкость,
почти безумие, с каким пришел он к решению совершить убийство, полное отсутствие сомнений и колебаний.
Я никогда больше не встречал этого человека — моего спутника в течение
почти четырёх месяцев жизни, но я часто
вспоминаю о нём с добрым чувством и весёлым смехом.
Вот однажды, в четверг, не выдержав моего одиночества и зная, что в четверг у Антона Антоныча дверь заперта, я
вспомнил о Симонове. Подымаясь к нему в четвертый этаж, я именно думал
о том, что этот господин тяготится мною и что напрасно я это иду. Но так как кончалось всегда тем, что подобные соображения, как нарочно, еще более подбивали меня лезть в двусмысленное положение, то я и вошел. Был
почти год, как я последний раз перед тем видел Симонова.
Феоктиста Саввишна была
почти в восторге. Она очень хорошо поняла, что Владимир Андреич делает эту маленькую проволочку так только, для тону, по своему самолюбивому характеру, и потому, не входя в дальнейшие объяснения, отправилась домой. Ехавши, Феоктиста Саввишна
вспомнила, что она еще ничего не слыхала от самого Бешметева и что говорила только его сестра, и та не упоминала ни слова
о формальном предложении.
Мы видели, какие печальные обстоятельства встретили Бешметева на родине, видели, как приняли родные его намерение уехать опять в Москву; мать плакала, тетка бранилась; видели потом, как Павел
почти отказался от своего намерения, перервал свои тетради, хотел сжечь книги и как потом отложил это, в надежде, что мать со временем выздоровеет и отпустит его; но старуха не выздоравливала; герой мой беспрестанно переходил от твердого намерения уехать к решению остаться, и вслед за тем тотчас же приходила ему в голову заветная мечта
о профессорстве — он
вспоминал любимый свой труд и грядущую славу.
— Делевня наша — Егильдеево [В «Беседах
о ремесле» Горький,
вспоминая о своей работе в крендельной, писал: «Крендельщики
почти все одного уезда, забыл — какого; кажется, и одной волости — Едильгеевской, из деревень Каргузы, Собакина, Клетней».]… Тлудненько говорить мне, а то бы я…
Говоря правду, я
почти не
вспомнил о тебе всё это время.
О петербургских обстоятельствах, чтоб как чем себя развеселить, я и понятия тогда не имела; но как
вспомню, бывало, все это после его смерти-то, сяду вечерком одна-одинешенька под окошечко, пою: «Возьмите вы все золото, все
почести назад», да сама льюсь, льюсь рекою, как глаза не выйдут.
В течение этого времени Чернушка к нему не являлась, несмотря на то что Алеша, особливо в первые недели после получения конопляного зернышка, не пропускал
почти ни одного дня без того, чтобы ее не звать, когда ложился спать. Сначала он очень
о том горевал, но потом успокоился мыслию, что она, вероятно, занята важными делами по своему званию. Впоследствии же похвалы, которыми все его осыпали, так его заняли, что он довольно редко
о ней
вспоминал.
— Именно оттого, — ответил Самоквасов, — только Фленушку я и не видал
почти тогда. При мне она постриглась. Теперь она уж не Фленушка, а мать Филагрия… Ну да Господь с ней. Прошу я вас, не помышляйте никогда
о ней — было у нас с ней одно баловство, самое пустое дело, не стоит
о нем и
вспоминать. По правде говорю, по совести.
—
Вспоминала я про него, —
почти вовсе неслышным голосом ответила Дуня крепко обнимавшей ее Аграфене Петровне. — В прошлом году во все время, что, помнишь, с нами в одной гостинице жил, он ни слова не вымолвил, и я тоже… Ты знаешь. И вдруг уехал к Фленушке. Чего не вытерпела, чего не перенесла я в ту пору… Но и тебе даже ни слова
о том не промолвила, а с кем же с другим было мне говорить… Растерзалась тогда вся душа моя. — И, рыдая, опустилась в объятья подруги.
Среди орочей было несколько стариков. Поджав под себя ноги, они сидели на корье и слушали с большим вниманием. Потом я, в свою очередь, стал расспрашивать их
о том, как жили они раньше, когда были еще детьми. Старики оживились, начали
вспоминать свою молодость — время, давно прошедшее,
почти забытое, былое… Вот что они рассказывали.
Вспомнил студент своих товарищей, которые неохотно говорят
о семьях,
вспомнил свою мать, которая
почти всегда лжет, когда ей приходится говорить
о муже и детях…
О том прошлом, какое было до ее поступления в учительницы, она уже отвыкла
вспоминать — и
почти все забыла.
Но как же, с другой стороны, характерен и этот тоскующий по чаю обыватель: «холодную атмосферу» помнит хорошо, а
о горячей руке помощи, протянувшейся к нему из этой атмосферы в смертную минуту гибели, — забыл или не
почел нужным
вспомнить!
Потом было у них с Таисией много радости с устройством квартиры, с мебелью и арматурой, потом со счастливым рождением первого ребенка, девочки, названной в
честь бабушки Еленой, Леночкой — жертва не оказалась бесплодной. Но и люди не оказались неблагодарными, и если Таисия больше молчала, храня свою тайну, то Михаил Михайлович каждый день
вспоминал о маман и твердо и на все времена для детей и внуков установил ее культ.
Он
вспомнил о своем
почти пустом бумажнике. Озноб пробежал по всему его телу.
Травля была презабавная… Кровь порядочно струилась по пухлой щеке Кульковского, и, несмотря на боль, он не смел отогнать свою мучительницу. Мариорица
почти со слезами смотрела на это зрелище. Наконец, государыня, боясь видеть своего пажа корноухим, сжалилась над ним и велела отнять собаку. Сколько раз, при совершении этого мученического подвига,
вспоминал Кульковский
о своем дежурном стуле в Летнем дворце! Вдобавок поручили ему смотреть за сучкою, с тем чтобы она привыкла к нему.
Настя,
о которой так неожиданно
вспомнил Савин, была его молоденькая ключница в Рудневе, проживавшая там в последнее время на правах
почти полноправной хозяйки.
Забыта была и трагическая смерть Фимки, память
о которой
почти изгладилась на салтыковском дворе. Каждый из дворовых слишком много имел оснований дрожать за свою жизнь, чтобы
вспоминать о смерти других.
Вперемежку с песнями дубасят в
честь весны друг друга в спину,
вспоминают после каждого слова родителей и говорят
о недоимках.
Так же спокойно прошли следующие две ночи: никто не являлся, и с необыкновенной легкостью, удивительной при данных обстоятельствах, я
почти совсем забыл
о своем странном посетителе; редкие попытки
вспомнить создавали
почти болезненное чувство — так упорно отказывалась память вызывать неприятные для нее и тяжелые образы.
Вот неожиданное происшествие: отыскался в Москве Николай Евгеньевич, наш дорогой инженер и свояк, и мало того, что отыскался, но еще прислал любезное письмо с предложением денег.
Вспомнил почти через год, что у него есть мамаша, Инна Ивановна, и предлагает мне разделить материальные заботы
о ее существовании. Но ни
о Саше, ни
о брате Павлуше, ни
о моей Лидочке — ни слова.
Несмотря, однако, на такую древность Старого Города, наша история не дарит ему
почти ни одной страницы и
вспоминает о нем только вскользь и изредка.