Неточные совпадения
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с
веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
— В кои-то
веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не с тем, чтобы говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
— Люди, милая Таисья Романовна, делятся на детей
века и детей света. Первые поглощены тем, что видимо и якобы существует,
вторые же, озаренные светом внутренним, взыскуют града невидимого…
«Итак — революция.
Вторая на моем
веку».
То, что представлялось сознанию
второй половины XIX
века единственным существенным в жизни человечества, все то оказалось лишь поверхностью жизни.
Рост техники во
вторую половину XIX
века — одна из величайших революций в истории человечества.
Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром. Маленькая кокетка со
второго взгляда заметила впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая свет. Я предложил отцу ее стакан пуншу; Дуне подал я чашку чаю, и мы втроем начали беседовать, как будто
век были знакомы.
Что такое был теоретический интерес и страсть истины и религии во времена таких мучеников разума и науки, как Бруно, Галилей и пр., мы знаем. Знаем и то, что была Франция энциклопедистов во
второй половине XVIII
века, — а далее? а далее — sta, viator! [стой, путник! (лат.)]
Во мне есть та взволнованность души, та проблематичность ума, те конфликты и антиномии, которые обнаружились во
вторую половину XIX
века и в начале XX.
Дом был выстроен во
второй половине XVIII
века поэтом совместно с братом генерал-поручиком А. М. Херасковым. Поэт Херасков жил здесь с семьей до самой своей смерти.
Дворец этот был выстроен во
второй половине восемнадцатого
века поэтом М. М. Херасковым, и в екатерининские времена здесь происходили тайные заседания первого московского кружка масонов: Херасков, Черкасский, Тургенев, Н. В. Карамзин, Енгалычев, Кутузов и «брат Киновион» — розенкрейцеровское имя Н. И. Новикова.
Во
вторую половину
века интеллигенции, настроенной революционно, пришлось вести почти героическое существование, и это страшно спутало ее сознание, отвернуло ее сознание от многих сторон творческой жизни человека, сделало ее более бедной.
Воинствующий рационализм так характерен для
второй половины XIX
века, хотя позитивный дух этого
века значительно отличается от просветительного духа
века XVIII.
Во главе фамилии Чебаковых стояли меднорудянский надзиратель старичок Ефим Андреич и Палач, а во главе Подседельниковых — заводский надзиратель Ястребок; первые с испокон
веку обращались, главным образом, около медного рудника Крутяша, а
вторые на фабрике и в заводской конторе, хотя и встречались перебежчики.
Уездное общество ей было положительно гадко, и она весьма тщательно старалась избегать всякого с ним сближения, но делала это чрезвычайно осторожно, во-первых, чтобы не огорчить отца, прожившего в этом обществе свой
век, а во-вторых, и потому, что терпимость и мягкость были преобладающими чертами ее доброго нрава.
— Кант [Кант Иммануил (1724—1804) — родоначальник немецкого идеализма
второй половины XVIII—XIX
века.] почти то же самое говорит, — возразил, как бы в некотором недоумении, Неведомов.
В первой области — вопрос о том, позади ли нужно искать золотого
века или впереди; во
второй — вопрос об устройстве золотых
веков при помощи губернских правлений и управ благочиния, на точном основании изданных на сей предмет узаконений.
— Во-первых, потому, — говорил он, — что вы читаете Байрона по-французски, и, следовательно, для вас потеряны красота и могущество языка поэта. Посмотрите, какой здесь бледный, бесцветный, жалкий язык! Это прах великого поэта: идеи его как будто расплылись в воде. Во-вторых, потому бы я не советовал вам читать Байрона, что… он, может быть, пробудит в душе вашей такие струны, которые бы
век молчали без того…
Известно давно, что у всех арестантов в мире и во все
века бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни стало в сношение с соседями, друзьями по несчастью; и
второе — оставить на стенах тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
— Две эти секты и во вражде и в согласии, — сказал он, — как часто это бывает между родителями и детьми; все-таки хлыстовщина — праматерь скопчества. [Скопчество — религиозная секта, особенное распространение получившая в России во
второй половине XVIII
века.]
В одном из таких веселых и довольных собою городков, с самым милейшим населением, воспоминание о котором останется неизгладимым в моем сердце, встретил я Александра Петровича Горянчикова, поселенца, родившегося в России дворянином и помещиком, потом сделавшегося ссыльнокаторжным
второго разряда, за убийство жены своей, и, по истечении определенного ему законом десятилетнего термина каторги, смиренно и неслышно доживавшего свой
век в городке К. […в городке К. — Имеется в виду Кузнецк, где не раз бывал Достоевский в годы отбывания им солдатской службы в Сибири.] поселенцем.
И протопоп рассказал жене все, что было с ним у Гремучего ключа, и добавил, что отныне он живет словно
вторую жизнь, не свою, а чью-то иную, и в сем видит себе и урок и укоризну, что словно никогда не думал о бренности и ничтожестве своего краткого
века.
— О, нет, — возразил с жаром старик, — об этом не беспокойтесь, никогда не раскаюсь в былом, во-первых, потому, что глупо горевать о том, чего не воротишь, во-вторых, я, холостой старик, доживаю спокойно
век мой, а вы прекрасно начинаете вашу жизнь.
Впечатление от
второго «упокойника» не было так сильно, как от первого. Бурлаки отнеслись к нему совершенно пассивно, как к самому заурядному делу. Да оно и понятно: теперь на барке исключительно работали пристанские и заводские бурлаки, которые насмотрелись на своем
веку на всяких «упокойников».
Второе было то, что казаки сыспокон
веку смуту разводили, и верить им было нельзя.
Эта мысль, составившая содержание нашей прошедшей статьи, ожидает еще обширной фактической разработки; но мы не сомневаемся, что чем более станем мы сводить факты народной жизни за
вторую половину XVII и первую четверть XVIII
века, тем яснее будет выказываться соответствие между ними, вместо представляющегося на первый раз противоречия.
Сусанна ничего не ответила Элеоноре Карповне — она даже не поглядела на нее и только слегка, под опущенными
веками, повела глазами в ее сторону. По одному этому движению, — по движению ее зрачков, — я мог понять, какого рода чувства Сусанна питала ко
второй супруге своего вотчима… И я опять чему-то порадовался.
Одно из таких дел, которое, выражаясь судейским слогом, зачислено решенным впредь до востребования, — дело, недавно поступившее в архив, — тяжба романтизма и классицизма, так волновавшая умы и сердца в первую четверть нашего
века (даже и ближе); тяжба этих восставших из гроба сошла с ними вместе
второй раз в могилу, и нынче говорят всего менее о правах романтизма и его бое с классиками — хотя и остались в живых многие из закоснелых поклонников и непримиримых врагов его.
Между такими ростовщиками был один… но не мешает вам сказать, что происшествие, о котором я принялся рассказать, относится к прошедшему
веку, именно к царствованию покойной государыни Екатерины
Второй.
Такие предписания были во
второй половине XVI
века высшей степенью гуманности, до которой только могли возвышаться лучшие люди, подобные Сильвестру, автору «Домостроя».
— Во-вторых, — работа сама! Это, брат, великое дело, вроде войны, например. Холера и люди — кто кого? Тут ум требуется и чтобы всё было в аккурате. Что такое холера? Это надо понять, и валяй её тем, что она не терпит! Мне доктор Ващенко говорит: «Ты, говорит, Орлов, человек в этом деле нужный! Не робей, говорит, и гони её из ног в брюхо больного, а там, говорит, я её кисленьким и прищемлю. Тут ей и конец, а человек-то ожил и весь
век нас с тобой благодарить должен, потому кто его у смерти отнял?
— Нельзя, братец, в нашем
веке иначе: теперь у нас благородство есть, а нет крестьян, которые наше благородство оберегали, а во-вторых, нынче и мода такая, чтобы русской простонародности подражать.
Такова была закваска населения заволжских лесов, когда во
второй половине XVII
века явились туда новые насельники, бежавшие из сел и городов раскольники.
Но в то же время он не может уберечь себя от новых обольщений и все как будто предается мечте, что для него настанет
вторая юность, а для человечества новый золотой
век.
Как при первом свидании на Хуту, так и теперь, когда я ближе присмотрелся к ним, я не нашел их однотипными. Одни из них имели овальные лица без усов и бороды, небольшой нос, смуглую кожу и правильный разрез глаз. У других было плоское скуластое лицо, обросшее черной бородой, широкий выгнутый нос и глаза с монгольской складкой
век. Первые были небольшого роста с поразительно маленькими руками и ногами,
вторые роста выше среднего, широкие в костях и с хорошо развитыми конечностями.
Но методы и основные принципы исследования определялись эволюционной теорией
второй половины XIX
века.
Может быть, теперь, в XX
веке, в Париже и завелись среди французов такие «пауперы», но тогда (во
второй половине 60-х годов) мы их не знавали и нигде не встречали.
Но и тогда, каким я находил Герцена как сына своей эпохи, как писателя и общественного деятеля
второй половины XIX
века, он выдержал бы сравнение с кем угодно из выдающихся людей в России и за границей, с какими меня сталкивала жизнь до той эпохи.
Из всех писавших в легальной литературе Чернышевский был наиболее ярко выраженным социалистом, и этим определилось его значение для русской интеллигенции, которая по своему моральному сознанию во
вторую половину XIX
века вся почти была социалистической.
Дворянство, которое было передовым и наиболее культурным слоем в начале и еще в середине XIX
века, во
вторую половину
века будет понижаться в культурном уровне, делаться реакционным и должно будет уступить место разночинной интеллигенции, которая принесет с собой совсем иной, новый тип культуры.
Нигде на Западе не существовала в такой своеобразной форме проблема «интеллигенция и народ», которой посвящено все русское мышление
второй половины XIX
века, ибо на Западе в сущности не было ни «интеллигенции», ни «народа» в русском смысле слова.
Просветительница и вольтерианка Екатерина
Вторая, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, окончательно создала те формы крепостного права, которые вызвали протест заболевшей совести русской интеллигенции XIX
века.
Во
вторую половину XIX
века слой, который именуется просто культурным, переходит в новый тип, получающий наименование интеллигенции.
Вместе с тем в семинарской молодежи
второй половины 50-х годов и начала 60-х годов назревал бурный протест против упадочного православия XIX
века, против безобразия духовного быта, против обскурантской атмосферы духовной школы.
Второе то, что все лица как этой, так и всех других драм Шекспира живут, думают, говорят и поступают совершенно несоответственно времени и месту. Действие «Короля Лира» происходит за 800 лет до рождества Христова, а между тем действующие лица находятся в условиях, возможных только в средние
века: в драме действуют короли, герцоги, войска, и незаконные дети, и джентльмены, и придворные, и доктора, и фермеры, и офицеры, и солдаты, и рыцари с забралами, и т. п.
Кроме обычных посетителей и просителей, нынче еще особенные: первый — это бездетный, доживающий в большой бедности свой
век, старик крестьянин;
второй — это очень бедная женщина с кучей детей; третий — это крестьянин, сколько я знаю, достаточный. Все трое из нашей деревни, и все трое по одному и тому же делу. Собирают перед Новым годом подати, и у старика описали самовар, у бабы овцу и у достаточного крестьянина корову. Все они просят защиты или помощи, а то и того и другого.
Вскоре после мира с Турцией открылась война с Польшей. Падение Польши, как мы уже имели случай заметить, назревало давно, оно было намечено ходом истории как в собственном, так и в соседних государствах, и во
второй половине XVIII
века исход зависел уже только от группировки внешних обстоятельств. Польша сделалась ареной борьбы иностранных государств за преобладание, и правящий класс сам разделался на соответствующие партии.
Тридцать лет воспоминаний"и ряд отдельных мемуарных очерков о А. Писемском, И. Тургеневе, М. Салтыкове-Щедрине, И. Гончарове, А. Рубинштейне, А. Герцене, Л. Толстом, а также о французских писателях и общественных деятелях
второй половины XIX
века.
Рассказы первых сшиты почти все белыми нитками злобной зависти,
вторым же, по крайней мере, служит извинением, что они судят о поступках деятеля начала
века с точки зрения его конца.
Стиль гуманизма эпохи Возрождения очень мало походит на стиль гуманизма XIX
века, но в первом было уже заложено семя
второго.