Неточные совпадения
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что
выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом
городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал...
Но драма уже совершилась бесповоротно. Прибывши домой, головотяпы немедленно
выбрали болотину и, заложив на ней
город, назвали Глуповым, а себя по тому
городу глуповцами. «Так и процвела сия древняя отрасль», — прибавляет летописец.
«Красива, умела одеться, избалована вниманием мужчин. Книжной мудростью не очень утруждала себя. Рациональна. Правильно оценила отца и хорошо
выбрала друга, — Варавка был наиболее интересный человек в
городе. И — легко “делал деньги”»…
Вечерами Самгин гулял по улицам
города,
выбирая наиболее тихие, чтоб не встретить знакомых; зайти в «Наш край» ему не хотелось; Варавка сказал о газете...
Старцев все собирался к Туркиным, но в больнице было очень много работы, и он никак не мог
выбрать свободного часа. Прошло больше года таким образом в трудах и одиночестве; но вот из
города принесли письмо в голубом конверте…
—
Выбирать между
городами я не умею, — отвечал оскорбленный Гарибальди, — и даю слово, что через два дня уеду.
—
Выберите себе какой хотите
город с министром внутренних дел, мы мешать не будем. Мы завтра все дело перешлем туда; я поздравляю вас, что так уладилось.
Через месяца полтора я получил бумагу, что могу для поселения
выбрать какой-нибудь не университетский
город на юге России.
— Ведь вот
выбрали место под
город, — возмущался Ечкин, глядя на
город в кулак. — Неудобнее трудно было придумать.
Сам же молодой человек, заметно неболтливый, как все петербуржцы, ни слова не намекал на это и занимался исключительно наймом квартиры вице-губернатору, для которой
выбрал в лучшей части
города, на набережной, огромный каменный дом и стал его отделывать.
Хорошо было бы
выбрать полк, стоящий в губернском
городе или, по крайней мере, в большом и богатом уездном, где хорошее общество, красивые женщины, знакомства, балы, охота и мало ли чего еще из земных благ.
Однажды Н.И. Пастухов, приехавший, по своему обыкновению, на Нижегородскую ярмарку,
выбрал и облюбовал себе место в нескольких верстах от
города, в небольшой деревеньке, расположенной у самого берега Волги, и, наняв там у одного из крестьян лодку, расположился со своими удочками, приготовившись к обильному улову.
Ночные прогулки под зимними звездами, среди пустынных улиц
города, очень обогащали меня. Я нарочно
выбирал улицы подальше от центра: на центральных было много фонарей, меня могли заметить знакомые хозяев, тогда хозяева узнали бы, что я прогуливаю всенощные. Мешали пьяные, городовые и «гулящие» девицы; а на дальних улицах можно было смотреть в окна нижних этажей, если они не очень замерзли и не занавешены изнутри.
— Вот видишь ли… Тут эти вот шестеро — агенты или, по-нашему, факторы Тамани-холла… Это, видишь ли, такая, скажем, себе компания… Скоро выборы. И они хотят
выбрать в мэры над
городом своего человека. И всех тогда назначат тоже своих… Ну, и тогда уже делают в
городе что хотят…
Передонов
выбирал родителей, что попроще: придет, нажалуется на мальчика, того высекут, — и Передонов доволен. Так нажаловался он прежде всего на Иосифа Крамаренка его отцу, державшему в
городе пивной завод, — сказал, что Иосиф шалит в церкви. Отец поверил и наказал сына. Потом та же участь постигла еще нескольких других. К тем, которые, по мнению Передонова, стали бы заступаться за сыновей, он и не ходил: еще пожалуются в округ.
И вот Варвара и Грушина пошли в лавочку на самый дальний конец
города и купили там пачку конвертов, узких, с цветным подбоем, и цветной бумаги.
Выбрали и бумагу и конверты такие, каких не осталось больше в лавке, — предосторожность, придуманная Грушиною для сокрытия подделки. Узкие конверты
выбрали для того, чтобы подделанное письмо легко входило в другое.
«Для начала, — думал Передонов, — надо
выбрать начальство попроще и там осмотреться, принюхаться, — видно будет, как относятся к нему, что о нем говорят». Поэтому, решил Передонов, всего умнее начать с городского головы. Хотя он — купец и учился всего только в уездном училище, но все же он везде бывает, и у него все бывают, и он пользуется в
городе уважением, а в других
городах и даже в столице у него есть знакомые, довольно важные.
И, подпрыгивая, он рассказал далее, что из
города выбрали и увезли всех, Марка, Комаровского, Рогачева и ещё каких-то мужа с женой, служивших в земской управе.
Я не знал, какое я занимаю положение в отношении центра
города; постояв, подумав и
выбрав из своего фланелевого костюма все колючие шарики и обобрав шлепки липкого теста, которое следовало бы запретить, я пошел вверх, среди относительной темноты.
Я
выбрал эту улицу из-за выгоды ее восхождения в глубь и в верх
города, расположенного рядом террас, так как здесь, в конце каждого квартала, находилось несколько ступеней из плитняка, отчего автомобили и громоздкие карнавальные экипажи не могли двигаться; но не один я искал такого преимущества.
Да и долго еще по пограничным еврейским местечкам ездили отряды солдат с глухими фурами и ловили еврейских ребятишек,
выбирая, которые поздоровее, сажали в фуры, привозили их в
города и рассылали по учебным полкам, при которых состояли школы кантонистов.
— Всех этих либералов, генералов, революционеров, распутных баб. Большой костёр, и — жечь! Напоить землю кровью, удобрить её пеплом, и будут урожаи. Сытые мужики
выберут себе сытое начальство… Человек — животное и нуждается в тучных пастбищах, плодородных полях.
Города — уничтожить… И всё лишнее, — всё, что мешает мне жить просто, как живут козлы, петухи, — всё — к дьяволу!
Не в
городе, не на губернаторском подворье тогда искали ума-то, а у нас в Протозанове: не посоветовавшись с бабинькою, ничего не делали; выборы приходили, все к ней прежде съезжались да советовались, и кого она решит
выбрать, того и
выбирали, а другого, хоть он какой будь, не токмо что спереду, а и с боков и сзаду расшит и выстрочен, — не надо.
Кроме того, как в это время Доримедонт Васильич часто должен был ездить в
город, где хлопотал о пенсии за свою службу и раны, ему нужен был кучер, то мужики
выбрали для услуг из своей среды мужика Зинку.
В четверг только на час уходил к Колесникову и передал ему деньги. Остальное время был дома возле матери; вечером в сумерки с ней и Линочкой ходил гулять за
город. Ночью просматривал и жег письма; хотел сжечь свой ребяческий старый дневник, но подумал и оставил матери. Собирал вещи,
выбрал одну книгу для чтения; сомневался относительно образка, но порешил захватить с собою — для матери.
Так называемые педагогисты имели право сами
выбирать время для приготовления уроков и одиночных прогулок по
городу; им же дозволялось курение табаку, строго запрещенное всем прочим ученикам.
— Ба, вот была бы штука!.. Право, хорошая штука была бы, ей-богу! Ведь нынче как раз судный день. Что, если б жидовскому чорту полюбился как раз наш шинкарь Янкель?.. Да где! Не выйдет. Мало ли там, в
городе, жидов? К тому же еще Янкель — жидище грузный, старый да костистый, как ерш. Что в нем толку? Нет, не такой он, мельник, счастливый человек, чтобы Хапун
выбрал себе из тысячи как раз ихнего Янкеля.
Оттого и
выбирают человека ловкого, бывалого, чтоб в
городе не запропал и чтоб в Лыскове купцы его не обошли, потому что эти лысковцы народ дошлый, всячески норовят нашего брата огреть…
Выезжал ли Вольга-свет с дружиною
По селам,
городам за получкою,
С мужиков
выбирать дани-выходы...
Далеко ль бог несет, — куда путь держишь?»
Взговорит ли Вольга таковы слова:
«А я еду, мужик, со дружинушкой
По селам-городам за получкою —
Выбирать с мужиков дани-выходы.
Пастухи Нумитора были сердиты за это на близнецов,
выбрали время, когда Ромула не было, схватили Рема и привели в
город к Нумитору и говорят: «Проявились в лесу два брата, отбивают скотину и разбойничают. Вот мы одного поймали и привели». Нумитор велел отвести Рема к царю Амулию. Амулий сказал: «Они обидели братниных пастухов, пускай брат их и судит». Рема опять привели к Нумитору. Нумитор позвал его к себе и спросил: «Откуда ты и кто ты такой?»
Когда его
выбрали царем, царевич послал за
город привести к себе своих товарищей. Когда им сказали, что их требует царь, они испугались: думали, что они сделали какую-нибудь вину в
городе. Но им нельзя было убежать, и их привели к царю. Они упали ему в ноги, но царь велел встать. Тогда они узнали своего товарища. Царь рассказал им все, что с ним было, и сказал им: «Видите ли вы, что моя правда? Худое и доброе — все от бога. И богу не труднее дать царство царевичу, чем купцу — барыш, а мужику — работу».
Она сказала мне, что и самый
город Киев она
выбрала для нашего житья, во-первых, потому, что не хотела, чтобы я проводил юность между чужеземным населением в Лифляндии, которая хотя и была ее родиной, но для меня не годится.
Приехал из Арматлука столяр Капралов, — его
выбрали заведовать местным отделом народного образования. Он был трезв, и еще больше Катю поражало несоответствие его простонародных выражений с умными, странно-интеллигентными глазами. Профессор и Катя долго беседовали с ним, наметили втроем открытие рабоче-крестьянского клуба, дома ребенка, школы грамоты. Капралов расспрашивал, что у них по народному образованию делается в
городе, на лету ловил всякую мысль, и толковать с ним было одно удовольствие.
— Добровольцы по всем дорогам уходят в Феодосию, а оттуда в Керчь. В
городе полная анархия. Офицеры все забирают в магазинах, не платя, солдаты врываются в квартиры и грабят. Говорят, собираются устроить резню в тюрьмах. Рабочие уже
выбрали тайный революционный комитет, чтобы взять власть в свои руки.
В Вене на первых порах мне опять жилось привольно, с большими зимними удобствами, не было надобности так сновать по
городу,
выбрал я себе тихий квартал в одном из форштадтов, с русскими молодыми людьми из медиков и натуралистов, в том числе с тем зоологом У., с которым познакомился в Цюрихе за полгода перед тем.
Всякий купивший у нас не менее чем на 50 р.,
выбирает и получает бесплатно одну из следующих пяти вещей: чайник из британского металла, сто визитных карточек, план
города Москвы, чайницу в виде нагой китаянки и книгу „Жених удивлен, или Невеста под корытом“, рассказ Игривого Весельчака».
Весь
город день и ночь был на ногах: рыли рвы и проводили валы около крепостей и острожек, расставляли по ним бдительные караулы; пробовали острия своих мечей на головах подозрительных граждан и, наконец,
выбрав главным воеводой князя Гребенку-Шуйского, клали руки на окровавленные мечи и крестились на соборную церковь св. Софии, произнося страшные клятвы быть единодушными защитниками своей отчизны.
— Царь объявит своею собственностью несколько
городов, — повествовал он, —
выберет тысячу телохранителей из князей, дворян, детей боярских и даст им поместья в этих
городах, а прежних вотчинников и владельцев переведет в иные места; в самой же Москве займет под них некоторые улицы. Телохранителям этим дано будет особое отличие: к седлам их коней будут привязаны собачьи головы и метлы в «ознаменование» того, что они грызут царских лиходеев и выметают измену из России.
Весь
город день и ночь был на ногах: рыли рвы и проводили валы около крепостей и острожек; расставляли по ним бдительные караулы; пробовали острия своих мечей на головах подозрительных граждан и, наконец,
выбрав главным воеводою князя Гребенку — Шуйского, клали руки на окровавленные мечи и крестились на соборную церковь святой Софии, произнося страшные клятвы быть единодушными защитниками своей отчизны.
Она — мать, она — член общества, жена почетной особы в
городе, может
выбирать себе какую угодно отрасль благотворительности.
В
городе идет толк, что не дальше как завтрашний день его
выберут в губернские предводители…