Неточные совпадения
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня,
выводилНа рынок раба-славянина...
В день Симеона батюшка
Сажал меня
на бурушку
И
вывел из младенчества
По пятому годку,
А
на седьмом за бурушкой
Сама я в стадо бегала,
Отцу носила завтракать,
Утяточек пасла.
«Живей!» Филиппа
вывелиНа середину площади:
«Эй! перемена первая!» —
Шалашников кричит.
На фабрике Алферова
Трубу такую
вывелиС родителем, что страсть!
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом чащей дремучею, потом перелесочком, да и
вывел прямо
на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень
вывели Ионку
на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели
на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а
на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать
на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Их
вывели на свежий воздух и дали горячих щей; сначала, увидев пар, они фыркали и выказывали суеверный страх, но потом обручнели и с такою зверскою жадностию набросились
на пищу, что тут же объелись и испустили дух.
В этот день весь Глупов был пьян, а больше всех пятый Ивашко. Беспутную оную Клемантинку посадили в клетку и
вывезли на площадь; атаманы-молодцы подходили и дразнили ее. Некоторые, более добродушные, потчевали водкой, но требовали, чтобы она за это откинула какое-нибудь коленце.
Искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да, спасибо, случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он
вывел их
на торную дорогу и привел прямо к князю
на двор.
Даже летописец не без иронии упоминает об этом обстоятельстве:"Много лет
выводил он (Двоекуров) хитроумное сие здание, а о том не догадался, что строит
на песце".
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала
на него,
выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил и понимал в сферах ему близких и знакомых; в этой же чуждой среде он был озадачен, ошеломлен, и не мог всего обнять.
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул
на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было
на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник
вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Два мальчика в тени ракиты ловили удочками рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно
выводил поплавок из-за куста, весь поглощенный этим делом; другой, помоложе, лежал
на траве, облокотив спутанную белокурую голову
на руки, и смотрел задумчивыми голубыми глазами
на воду. О чем он думал?
Он настаивал
на том, что русский мужик есть свинья и любит свинство, и, чтобы
вывести его из свинства, нужна власть, а ее нет, нужна палка, а мы стали так либеральны, что заменили тысячелетнюю палку вдруг какими-то адвокатами и заключениями, при которых негодных вонючих мужиков кормят хорошим супом и высчитывают им кубические футы воздуха.
И каждый раз, когда из минуты забвения его
выводил долетавший из спальни крик, он подпадал под то же самое странное заблуждение, которое в первую минуту нашло
на него; каждый раз, услыхав крик, он вскакивал, бежал оправдываться, вспоминал дорогой, что он не виноват, и ему хотелось защитить, помочь.
«Будет потеха!» — подумал я, кинулся в конюшню, взнуздал лошадей наших и
вывел их
на задний двор.
Я
вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли
на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки
на спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы
на его месте умер с горя.
Еще падет обвинение
на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу свою
на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли
выводить это
на свет, провозглашать об этом?
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову,
выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются
на цыпочки от сильного желания
вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
За ужином тоже он никак не был в состоянии развернуться, несмотря
на то что общество за столом было приятное и что Ноздрева давно уже
вывели; ибо сами даже дамы наконец заметили, что поведение его чересчур становилось скандалезно.
Когда молчание мое сделалось слишком продолжительно, я стал бояться, чтобы она не приняла меня за дурака, и решился во что бы то ни стало
вывести ее из такого заблуждения
на мой счет.
Но каков был мой стыд, когда вслед за гончими, которые в голос
вывели на опушку, из-за кустов показался Турка! Он видел мою ошибку (которая состояла в том, что я не выдержал) и, презрительно взглянув
на меня, сказал только: «Эх, барин!» Но надо знать, как это было сказано! Мне было бы легче, ежели бы он меня, как зайца, повесил
на седло.
— Вот я вас! — кричал сверху дюжий полковник, — всех перевяжу! Отдавайте, холопы, ружья и коней. Видели, как перевязал я ваших?
Выведите им
на вал запорожцев!
И
вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела крепкая голова его.
— А хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! — говорил Попович, поворотившись перед ними
на коне. И потом, поглядевши
на своих, сказал: — А что ж? Может быть, ляхи и правду говорят. Коли
выведет их вон тот пузатый, им всем будет добрая защита.
Пантен, крича как
на пожаре,
вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив
на палубу корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
Меннерс забыл
вывести лодку
на песок.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь
вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится
на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы
вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
Солнышко ее греет, дождичком ее мочит… весной
на ней травка вырастет, мягкая такая… птицы прилетят
на дерево, будут петь, детей
выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие… всякие (задумывается), всякие…
Боялся, что котел не выдержит, цифры мне какие-то
на бумажке
выводил, давление рассчитывал.
Савельич поглядел
на меня с глубокой горестью и пошел за моим долгом. Мне было жаль бедного старика; но я хотел вырваться
на волю и доказать, что уж я не ребенок. Деньги были доставлены Зурину. Савельич поспешил
вывезти меня из проклятого трактира. Он явился с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
Иные
вывозили в тележках сор, наполнявший ров; другие лопатками копали землю;
на валу каменщики таскали кирпич и чинили городскую стену.
Ему очень хотелось сказать Лидии что-нибудь значительное и приятное, он уже несколько раз пробовал сделать это, но все-таки не удалось
вывести девушку из глубокой задумчивости. Черные глаза ее неотрывно смотрели
на реку,
на багровые тучи. Клим почему-то вспомнил легенду, рассказанную ему Макаровым.
— Анфимьевну-то вам бы скорее
на кладбище, а то — крысы ее портят. Щеки выели, даже смотреть страшно. Сыщика из сада товарищи давно
вывезли, а Егор Васильич в сарае же. Стену в сарае поправил я. Так что все в порядке. Никаких следов.
Пустынная улица
вывела Самгина
на главную, — обе они выходили под прямым углом
на площадь; с площади ворвалась пара серых лошадей, покрытых голубой сеткой; они блестели
на солнце, точно смазанные маслом, и выкидывали ноги так гордо, красиво, что Самгин приостановился, глядя
на их быстрый парадный бег.
Солдата
вывели на панель, поставили, как доску, к стене дома, темная рука надела
на голову его шапку, но солдат, сняв шапку, вытер ею лицо и сунул ее под мышку.
Самгину показалось, что глаза Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины смотрят
на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо ждал. Запах сырости становился теплее, гуще. Тот, кто
вывел писаря, возвратился, подошел к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что от очков ее отскакивают синие огни…
Однажды он шел с Макаровым и Лидией
на концерт пианиста, — из дверей дворца губернатора два щеголя торжественно
вывели под руки безобразно толстую старуху губернаторшу и не очень умело, с трудом, стали поднимать ее в коляску.
В костюме сестры милосердия она показалась Самгину жалостно постаревшей. Серая, худая, она все встряхивала головой, забывая, должно быть, что буйная шапка ее волос связана чепчиком, отчего голова,
на длинном теле ее, казалась уродливо большой. Торопливо рассказав, что она едет с двумя родственниками мужа в имение его матери
вывозить оттуда какие-то ценные вещи, она воскликнула...
— А ты уступи, Клим Иванович! У меня вот в печенке — камни, в почках — песок, меня скоро черти возьмут в кухарки себе, так я у них похлопочу за тебя, ей-ей! А? Ну, куда тебе, козел в очках, деньги? Вот, гляди, я свои грешные капиталы семнадцать лет все
на девушек трачу, скольких в люди
вывела, а ты — что, а? Ты, поди-ка, и
на бульвар ни одной не
вывел, праведник! Ни одной девицы не совратил, чай?
Он, по-моему, человека из подполья, — Достоевского-то человека, —
вывел на свободу окончательно.
— Нет, скажи, напомни, что я встретился ей затем, чтоб
вывести ее
на путь, и что я благословляю эту встречу, благословляю ее и
на новом пути! Что, если б другой… — с ужасом прибавил он, — а теперь, — весело заключил он, — я не краснею своей роли, не каюсь; с души тяжесть спала; там ясно, и я счастлив. Боже! благодарю тебя!
А чтоб там квартиры
на Литейной, ковры да жениться
на богатой, детей в знать
выводить — прошло времечко!
Отец взял его одной рукой за воротник,
вывел за ворота, надел ему
на голову фуражку и ногой толкнул сзади так, что сшиб с ног.
Они, по-видимому, любят быть вместе — вот единственное заключение, какое можно
вывести, глядя
на них; обходится она с ним так же, как и с другими: благосклонно, с добротой, но так же ровно и покойно.
Она заглядывала ему в глаза, но ничего не видела; и когда, в третий раз, они дошли до конца аллеи, она не дала ему обернуться и, в свою очередь,
вывела его
на лунный свет и вопросительно посмотрела ему в глаза.
Тарантьев делал много шума,
выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать, смотреть, не шевеля пальцем,
на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
Отчего же Ольга не трепещет? Она тоже шла одиноко, незаметной тропой, также
на перекрестке встретился ей он, подал руку и
вывел не в блеск ослепительных лучей, а как будто
на разлив широкой реки, к пространным полям и дружески улыбающимся холмам. Взгляд ее не зажмурился от блеска, не замерло сердце, не вспыхнуло воображение.
Несмотря
на все эти причуды, другу его, Штольцу, удавалось вытаскивать его в люди; но Штольц часто отлучался из Петербурга в Москву, в Нижний, в Крым, а потом и за границу — и без него Обломов опять ввергался весь по уши в свое одиночество и уединение, из которого могло его
вывести только что-нибудь необыкновенное, выходящее из ряда ежедневных явлений жизни; но подобного ничего не было и не предвиделось впереди.