Но я ничему этому не внимал и погрузился в книги и ученье, как мышь в кадку с мукою, откуда
выглядывал на свет божий робко, изредка, с застенчивою дикостью и большою неохотою. Притом же, удерживая сравнение себя с утонувшею в муке мышью, я должен сказать, что, найдя вкус и удовольствие в занятиях науками, я и наружу выглядывал, как бы обсыпанная мукою мышь, и уже в столь ранние мои годы начал казаться изрядным чудаком. Но буду по возможности держаться в своем повествовании порядка.
Неточные совпадения
Солнце
выглянуло давно
на расчищенном небе и живительным, теплотворным
светом своим облило степь. Все, что смутно и сонно было
на душе у козаков, вмиг слетело; сердца их встрепенулись, как птицы.
Хороша зима! А кто ж это порхает по кустам, поет? Не наши ли летние гостьи? А там какие это цветы
выглядывают из-за забора? Бывают же такие зимы
на свете!
Время от времени я
выглядывал в дверь и видел старика, сидевшего
на том же месте, в одной и той же позе. Пламя костра освещало его старческое лицо. По нему прыгали красные и черные тени. При этом освещении он казался выходцем с того
света, железным человеком, раскаленным докрасна. Китаец так ушел в свои мысли, что, казалось, совершенно забыл о нашем присутствии.
Натаскали огромную кучу хвороста и прошлогодних сухих листьев и зажгли костер. Широкий столб веселого огня поднялся к небу. Точно испуганные, сразу исчезли последние остатки дня, уступив место мраку, который, выйдя из рощи, надвинулся
на костер. Багровые пятна пугливо затрепетали по вершинам дубов, и казалось, что деревья зашевелились, закачались, то
выглядывая в красное пространство
света, то прячась назад в темноту.
Когда случалось овладевать целым медвежьим гнездом, то из берлоги брали и привозили маленьких медвежат. Их обыкновенно держали в большом каменном сарае с маленькими окнами, проделанными под самой крышей. Окна эти были без стекол, с одними толстыми, железными решетками. Медвежата, бывало, до них вскарабкивались друг по дружке и висели, держась за железо своими цепкими, когтистыми лапами. Только таким образом они и могли
выглядывать из своего заключения
на вольный
свет божий.
Он обратился к улице. Из-за разорванных туч
выглянуло на миг солнце и скупым, желтым
светом озарило мокрую и печальную улицу. Только противоположный дом стоял все таким же гордым и веселым, и окна его сияли. Но Андрей Николаевич не видел его. Он видел то, что было когда-то и что так упорно продолжало являться назло всем стенам и запорам.
К празднику прибавка —
тыши.
Тариф.
Эх,
и заведу я себе
тихоокеанские галифища,
чтоб из штанов
выглядывать,
как коралловый риф!»
А Надя:
«И мне с эмблемами платья.
Без серпа и молота не покажешься в
свете!
В чём
сегодня
буду фигурять я
на балу в Реввоенсовете?!»
На стенке Маркс.
Рамочка ала.
На «Известиях» лежа, котёнок греется.
А из-под потолочка
верещала
оголтелая канареица.
При слабом
свете лампад и единственных свечей перед образами как-то особенно хмуро и сурово
выглядят нынче
на иконах аскетические лица угодников и святых.
И не совсем еще проснувшимся, не успевшим стряхнуть с себя обаяние молодого томительного сна, почтальоном вдруг овладело желание, ради которого забываются тюки, почтовые поезда… все
на свете. Испуганно, словно желая бежать или спрятаться, он взглянул
на дверь, схватил за талию дьячиху и уж нагнулся над лампочкой, чтобы потушить огонь, как в сенях застучали сапоги и
на пороге показался ямщик… Из-за его плеча
выглядывал Савелий. Почтальон быстро опустил руки и остановился, словно в раздумье.
Тучи — низкие, причудливо-лохматые — горели по всему небу яркими красками. Над головою тянулось большое, расплывающееся по краям, облако ярко-красного цвета, далеко
на востоке нежно розовели круглые облачка, а их перерезывала черно-лиловая гряда туч. Облако над головою все краснело, как будто наливалось кроваво-красным
светом. Небо, покрытое странными, клубящимися тучами,
выглядело необычно и грозно.
Студент
выглянул за дверь и рукой поманил меня. Я посмотрел: в разных местах горизонта, молчаливой цепью, стояли такие же неподвижные зарева, как будто десятки солнц всходили одновременно. И уже не было так темно. Дальние холмы густо чернели, отчетливо вырезая ломаную и волнистую линию, а вблизи все было залито красным тихим
светом, молчаливым и неподвижным. Я взглянул
на студента: лицо его было окрашено в тот же красный призрачный цвет крови, превратившейся в воздух и
свет.
Он пробудился и
выглянул наружу, чтобы полюбоваться лучшим зрелищем, какое бывает
на свете, — молодою матерью, которая прядет шерсть и качает своего ребенка…
Она несла узел, в котором заключены были, едва
выглядывая на белый
свет, Квинт Курций, Юлий Кесарь, Езоп и прочие великие мужи древности, удостоенные, по милости пастора, преобразиться из римской и греческой тоги в русскую одежду.
— Как видно, Nicolas! — сказал голос Сони. — Николай оглянулся
на Соню и пригнулся, чтобы ближе рассмотреть ее лицо. Какое-то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном
свете, близко и далеко,
выглядывало из соболей.