Неточные совпадения
Левин подошел к брату. Ничего не ловилось, но Сергей Иванович не скучал и казался в самом веселом расположении духа. Левин видел, что, раззадоренный разговором с
доктором, он хотел поговорить. Левину же, напротив, хотелось скорее домой, чтобы распорядиться о
вызове косцов к завтрему и решить сомнение насчет покоса, которое сильно занимало его.
Шествие носильщиков, горничной и
доктора проследовало в дамскую комнату,
вызывая любопытство и уважение всех присутствующих.
Он действительно подошел к ней, когда
доктора зачем-то
вызвал судейский курьер, сел рядом и молча пожал ей руку.
Это скрытое торжество волновало и сердило Харитину, и ей опять делалось жаль мужа. Она даже насильно
вызывала в памяти те нежные сцены, которые происходили у нее с мужем в остроге. Ей хотелось пожалеть его по-хорошему, пожалеть, как умеют жалеть любящие женщины, а вместо этого она ни к селу ни к городу спросила
доктора...
Утром Райнер с
доктором собирались выйти вместе и, снаряжаясь, пошучивали над вчерашним экстренным заседанием у маркизы. Райнер говорил, что ему надо ехать в Петербург, что его
вызывают.
Но это проходило вместе с мгновением, вызвавшим эту внезапную нежность, и, как бы в отпор этому
вызову, Нелли чуть не с каждым часом делалась все мрачнее, даже с
доктором, удивлявшимся перемене ее характера.
— Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку… давайте через два часа по чайной ложке. Это
вызовет у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра
доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное — не падайте никогда духом.
Я особенно ревновал в это время, во-первых, потому, что жена испытывала то свойственное матери беспокойство, которое должно
вызывать беспричинное нарушение правильного хода жизни; во-вторых, потому, что, увидав, как она легко отбросила нравственную обязанность матери, я справедливо, хотя и бессознательно, заключил, что ей так же легко будет отбросить и супружескую, тем более, что она была совершенно здорова и, несмотря на запрещение милых
докторов, кормила следующих детей сама и выкормила прекрасно.
К обеду приехал
доктор и, разумеется, сказал, что, хотя повторные явления и могут
вызывать опасения, но, собственно говоря, положительного указания нет, но так как нет и противупоказания, то можно, с одной стороны, полагать, с другой же стороны, тоже можно полагать.
Что-то громко говорил густой дрожащий голос. Потом требовали
доктора по телефону: сановнику было дурно.
Вызвали и жену его превосходительства.
И это заключение болезненно поразило Ивана Ильича,
вызвав в нем чувство большой жалости к себе и большой злобы на этого равнодушного к такому важному вопросу
доктора.
Но из всех людей, причастных цирку, атлеты и профессиональные борцы
вызывали у
доктора Луховицына особенное восхищение, достигавшее размеров настоящей страсти.
Иногда
доктор возбуждал в Коле тоску своими насмешками, но чаще эти речи наполняли юношу некоторой гордостью: повторяя их знакомым, он
вызывал общее удивление, а это позволяло ему чувствовать себя особенным человеком — очень интеллигентным и весьма острого ума.
В этих случаях фельдшер
вызывал по телефону
доктора из «Вавилона», загородного ресторана, где Шевырев проводил свои ночи, и тот одним своим появлением успокаивал больных.
В воскресенье утром приезжала его мать и целый час плакала в мезонине у
доктора Шевырева. Петров ее не видал, но в полночь, когда все уже давно спали, с ним сделался припадок.
Доктора вызвали из «Вавилона», и, когда он приехал, Петров значительно уже успокоился от присутствия людей и от сильной дозы морфия, но все еще дрожал всем телом и задыхался. И, задыхаясь, он бегал по комнатам и бранил всех: больницу, прислугу, сиделку, которая спит. На
доктора он также накинулся.
Все в клиниках — чистота, дешевизна, любезность
докторов, цветы в коридоре —
вызывало его восторг и умиление. То смеясь, то крестясь на икону, он изливал свои чувства перед молчащим Лаврентием Петровичем и, когда слов не хватало, восклицал...
После попугая
доктор был второй пострадавший от моего настроения. Я не пригласил его в комнату и захлопнул перед его носом окно. Две грубые, неприличные выходки, за которые я
вызвал бы на дуэль даже женщину [Последняя фраза написана выше зачеркнутой строки, в которой можно разобрать: «сорвал бы с плеч голову и вышиб бы все окна». — А. Ч.]. Но кроткий и незлобный «щур» не имел понятия о дуэли. Он не знал, что значит сердиться.
Это
вызвало со стороны княгини Д* ряд мероприятий, из которых одно было очень решительное и имело успех: она сначала прислала сказать
доктору, чтобы он не смел к ней возвращаться из заразного дома; а потом, когда увидала, что он и в самом деле не возвращается, она прислала его звать, так как с нею случился припадок какой-то жестокой болезни, и наконец, через полтора месяца, когда пришла весна и природа, одевшаяся в зелень, выманила француза в лес, пострелять куропаток для завтрака тети, на него внезапно напали четыре человека в масках, отняли у него ружье, завернули его в ковер и отнесли на руках в скрытую на лесной дороге коляску и таким образом доставили его княгине…
Однако разговор кое-как шел и, верно, продолжался бы долее ввиду решительного нежелания гостей отойти от стола с закуской, если бы капитан не пригласил их садиться за стол и не усадил королеву между собой и
доктором Федором Васильевичем, чем
вызвал, как показалось Володе, быть может, и слишком самонадеянно, маленькую гримаску на лице королевы, не имевшей, по всей вероятности, должного понятия о незначительном чине Володи, обязывающем его сесть на конце стола, который моряки называют «баком», в отличие от «кормы», где сидят старшие в чине.
Приложив трубою обе руки ко рту, своим могучим басом
Доктор вызывал на всю залу исполнительниц, обращая на себя всеобщее внимание...
Инна, после высылки из Богородицкого уезда, где работала на голоде, жила пока дома, но вскоре собиралась ехать за границу. История на Рождественских курсах с последовавшим исключением курсисток
вызвала в Петербурге всеобщее возмущение
доктором Бертенсоном. Один либеральный промышленник предложил наиболее пострадавшим курсисткам, Инне в том числе, ехать на его счет в Швейцарию оканчивать врачебное образование и обязался высылать им до окончания курса по двадцать пять рублей в месяц.
Зная
доктора Караулова за человека осторожного и благоразумного, графиня сообразила, что вероятно действительная опасность болезни ее мужа заставила его послать ей этот
вызов в первые дни ее траура.
— Если он не согласится венчаться, я
вызову его на дуэль… Вы будете его секундантом, а
доктор пригодится кому-нибудь из нас…
Мать обомлела, точно не ждала этого
вызова, и, взяв Пашку за руку, повела его в комнатку.
Доктор сидел у стола и машинально стучал по толстой книге молоточком.
Частые посещения
доктора Неволина, уже успевшего сделаться «петербургской знаменитостью»,
вызвали было некоторые пересуды.
Он знал в подробности все светские интриги и историю почти каждой из звездочек полусвета, и о нем говорили шутя, что если бы он захотел, то мог бы написать такую скандальную хронику, от которой бы содрогнулось даже петербургское общество. Но
доктор Звездич умел молчать или, вернее, говорить кстати. Он не мог быть назван скрытным, но и никогда не говорил того, что могло бы скомпрометировать тех, кто не должен был быть скомпрометированным, и таким образом не
вызывал вражды к себе людей, жизнью которых он жил.
— Тиф, батюшка. Кто ни взойдет — смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут треплемся. Тут уж нашего брата
докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, — с видимым удовольствием сказал
доктор. — Прусских
докторов вызывали, так не любят союзники-то наши.
Этот возглас Стягина
вызвал в нем вдруг мысль о Вере Ивановне. Ее стройная фигура, умная и красивая голова с густыми волосами всплыли перед ним, и ему ужасно захотелось ее видеть. Захотелось и заговорить о ней с
доктором, но он застыдился этого.
Доктор с угрюмым
вызовом подтвердил...
Умирая, наконец, не
вызывают на бой самое грозную смерть, а просят послать скорее за
доктором, и если поднимают руку, то вооруженную не непобедимой шпагой, а пером, чтобы подписать завещание.