Неточные совпадения
Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер свою шкатулку, налил в стакан горячей воды,
вынул щетку и
мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув в зеркало, он уже произнес: «Эк какие пошли писать леса!» И в самом деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
Еще помню я, как, когда мы делали круг и все взялись за руки, она нагнула головку и, не
вынимая своей руки из
моей, почесала носик о свою перчатку.
— И ты тоже, дитя
мое! —
вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. — Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?
Ну-с, государь ты
мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ,
вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
«Хорошо, — сказал я хладнокровно, — если не хочешь дать полтину, то
вынь ему что-нибудь из
моего платья.
—
Вынь все из него и положи в
моей комнате, — сказал он, — а чемодан вынеси куда-нибудь на чердак. — Вам, бабушка, и вам, милые сестры, я привез кое-какие безделицы на память… Надо бы принести их сюда…
— Оно в
моем кармане зашито; сама Марья Ивановна зашивала; а здесь, как сшили новый сюртук, я
вынул из старого и сам перешил в этот новый сюртук; вот оно здесь, пощупайте, не лгу-с!
— Ему надо покой; может, надо будет доктора. Что спросит — все исполнять, то есть… vous comprenez, ma fille? vous avez l'argent, [Вы понимаете, милая
моя? У вас есть деньги? (франц.)] нет? Вот! — И он
вынул ей десятирублевую. Он стал с ней шептаться: — Vous comprenez! vous comprenez! — повторял он ей, грозя пальцем и строго хмуря брови. Я видел, что она страшно перед ним трепетала.
Я подступил: вещь на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном месте, был изъян. Я только один и подошел смотреть, все молчали; конкурентов не было. Я бы мог отстегнуть застежки и
вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом
моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
Смотритель
вынул из несессера и положил на стол прибор: тарелку, ножик, вилку и ложку. «Еще и ложку
вынул!» — ворчал шепотом
мой человек, поворачивая рябчика на сковородке с одной стороны на другую и следя с беспокойством за движениями смотрителя. Смотритель неподвижно сидел перед прибором, наблюдая за человеком и ожидая, конечно, обещанного ужина.
И они позвали его к себе. «Мы у тебя были, теперь ты приди к нам», — сказали они и угощали его обедом, но в своем вкусе, и потому он не ел. В грязном горшке чукчанка сварила оленины,
вынимала ее и делила на части руками — какими — Боже
мой! Когда он отказался от этого блюда, ему предложили другое, самое лакомое: сырые оленьи мозги. «Мы ели у тебя, так уж и ты, как хочешь, а ешь у нас», — говорили они.
— Знаю, что острижете, — грубо проговорил Лепешкин,
вынимая толстый бумажник. — Ведь у тебя голова-то, Иван Яковлич, золотая, прямо сказать, кабы не дыра в ней… Не стоял бы ты на коленях перед мужиком, ежели бы этих своих глупостев с женским полом не выкидывал. Да… Вот тебе деньги, и чтобы завтра они у меня на столе лежали. Вот тебе
мой сказ, а векселей твоих даром не надо, — все равно на подтопку уйдут.
— Об этом мы еще поговорим после, Сергей Александрыч, а теперь я должен вас оставить… У меня дело в суде, — проговорил Веревкин,
вынимая золотые часы. — Через час я должен сказать речь в защиту одного субъекта, который убил троих. Извините, как-нибудь в другой раз… Да вот что: как-нибудь на днях загляните в
мою конуру, там и покалякаем. Эй, Виктор, вставай, братику!
— Маменька, вы что-то хотите сделать надо мною,
вынуть ключ из двери
моей комнаты, или что-нибудь такое. Не делайте ничего: хуже будет.
Мы пролезли в пролом, спустились на четыре ступеньки вниз, на каменный пол; здесь подземный мрак еще боролся со светом из проломанного потолка в другом конце подземелья. Дышалось тяжело… Проводник
мой вынул из кармана огарок свечи и зажег… Своды… кольца… крючья…
Мой сосед Кроль, тоже бросивший грамматику Перевлесского, долго и сосредоточенно жевал во рту бумажную жвачку. Наконец это ему надоело. Он
вынул изо рта нажеванный комок, посмотрел на него с некоторым недоумением и, по внезапному вдохновению, швырнул в противоположную стену. Комок влипает и расплющивается над самой кафедрой большим серым пятном. Смех.
Книгу эту он держал в укладке под замком, и не однажды я видел, что прежде, чем
вынуть ее, дед
моет руки.
Очень хотелось ударить его ногой, но было больно пошевелиться. Он казался еще более рыжим, чем был раньше; голова его беспокойно качалась; яркие глаза искали чего-то на стене.
Вынув из кармана пряничного козла, два сахарных рожка, яблоко и ветку синего изюма, он положил всё это на подушку, к носу
моему.
Если нынешнего века скосырь, привлекший должное на себя презрение, восхочет оное на мне отомстить и, встретясь со мною в уединенном месте,
вынув шпагу, сделает на меня нападение, да лишит меня жизни или, по крайней мере, да уязвит меня, — виновен ли я буду, если, извлекши
мой меч на защищение
мое, я избавлю общество от тревожащего спокойствие его члена?
«Так вот ты какая!» — Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он
вынул платок, на окно положил,
И рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я —
мой мужу остался…
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал —
Пришлось бы другим дожидаться…
В карету меня посадил генерал,
Счастливо желал оставаться…
В подтверждение наших рассказов мы с Евсеичем
вынимали из ведра то ту, то другую рыбу, а как это было затруднительно, то наконец вытряхнули всю свою добычу на землю; но, увы, никакого впечатления не произвела наша рыба на
мою мать.
— Третье теперь-с! — говорила Александра Григорьевна,
вынимая из кармана еще бумагу. — Это просьба
моя в сенат, — я сама ее сочинила…
Так вот, батюшка, я, после ужасов-то наших тогдашних, медальончик из шкатулки и
вынула, да на грудь себе и повесила на шнурке, так и носила возле креста, а сама-то боюсь, чтоб
мой не увидал.
Наконец старик торжественно подымался со стула,
вынимал коробочку с конфетами и, вручая ее Нелли, непременно прибавлял: «
Моей будущей и любезной супруге».
Чем заслужил я это, — произнес князь, с некоторым беспокойством осматриваясь кругом, — во всяком случае вы позволите мне, — продолжал он,
вынимая большую пачку из кармана, — вы позволите мне оставить у вас это доказательство
моего к вам участия и в особенности участия графа N, побудившего меня своим советом.
Вынув из кармана два яблока, назначавшиеся для расплаты с
моею постыдно бежавшей армией, я подал одно из них Валеку, другое протянул девочке. Но она скрыла свое лицо, прижавшись к Валеку.
Он развязал узелок и
вынул оттуда куклу. Рука отца, державшая
мое плечо, разжалась. В лице виднелось изумление.
Мой противник повел плечом, как будто намереваясь
вынуть руку из кармана и ударить меня. Я не моргнул и глазом.
Я готовился уже
вынуть из бумажника требуемые деньги, как в то же самое время, гремя бубенчиками и колокольцами, к воротам подъехал экипаж, и я услышал в сенях знакомый мне голос Семена Иваныча Призорова, соседа
моего по имению, а Марья Петровна, при первых звуках этого голоса, заметно сконфузилась.
Но мы были не одни; кроме лиц, которые скрылись за перегородкой, в комнате находился еще человек в длиннополом узком кафтане, с длинными светло-русыми волосами на голове, собранными в косичку. При появлении
моем он встал и,
вынув из-за пояса гребенку, подошел пошатываясь к зеркалу и начал чесать свои туго связанные волосы.
— Это только по-видимому, а в сущности, верьте мне, все сердца ко мне несутся… Они только опасаются
моих разговоров с детьми, потому что дети — это такая неистощимая сокровищница для наблюдений за родителями, что человеку опытному и благонамеренному стоит только слегка запустить руку, чтоб
вынуть оттуда целые пригоршни чистейшего золота!.. Иван Семеныч! Иван Семеныч! пожалуйте-ка сюда!
—
Вынуть, — говорю, — нельзя, а по крайности для облегчения
моей совести, как вам угодно, а извольте сколько-нибудь раз меня сами ударить, — и взял обе щеки перед ним надул.
— Есть у меня к вам, Яков Васильич, некоторая просьбица, — начал он каким-то несмелым голосом. — Это вот-с, — продолжал он,
вынимая из шифоньерки довольно толстую тетрадь, —
мои стихотворные грехи. Тут есть элегии, оды небольшие, в эротическом, наконец, роде. Нельзя ли вам из этого хлама что-нибудь сунуть в какой-нибудь журналец и напечатать? А мне бы это на старости лет было очень приятно!
Он отворил, или, правильнее, вскрыл шкаф,
вынул одну дверцу совсем и приставил ее к стенке, потому что шкаф с давних пор не имел ни петель, ни замка, — достал оттуда старые сапоги, полголовы сахару, бутылку с нюхательным табаком, графин с водкой и корку черного хлеба, потом изломанную кофейную мельницу, далее бритвенницу с куском
мыла и с щеточкой в помадной банке, старые подтяжки, оселок для перочинного ножа и еще несколько подобной дряни.
Вот, например,
мой портсигар (Прибиль
вынул из кармана простенький, изящный портсигар из карельской березы).
— Тогда и я с тобой, — быстро прервал его Николай Николаевич. — Ты слишком мягок. Предоставь мне с ним поговорить… А теперь, друзья
мои, — он
вынул карманные часы и поглядел на них, — вы извините меня, если я пойду на минутку к себе. Едва на ногах держусь, а мне надо просмотреть два дела.
— Ну, так представлю тебе, Аня, поручика Бахтинского. Танцор и буян, но хороший кавалерист. Вынь-ка, Бахтинский, милый
мой, там из коляски… Пойдемте, девочки… Чем, Верочка, будешь кормить? У меня… после лиманного режима… аппетит, как у выпускного… прапорщика.
Захотев поозорничать, я
вынул из кармана книжку с
моей карточкой и печатным бланком корреспондента «Московского листка» и показал ему.
— Высылкой денег; подождите, — остановил Шатов, поспешно выдвинул из стола ящик и
вынул из-под бумаг радужный кредитный билет, — вот, возьмите, сто рублей, которые вы мне выслали; без вас я бы там погиб. Я долго бы не отдал, если бы не ваша матушка: эти сто рублей подарила она мне девять месяцев назад на бедность, после
моей болезни. Но продолжайте, пожалуйста…
— А вот с икоркой у меня случай был — так именно диковинный! В ту пору я — с месяц ли, с два ли я только что замуж вышла — и вдруг так ли мне этой икры захотелось,
вынь да положь! Заберусь это, бывало, потихоньку в кладовую и все ем, все ем! Только и говорю я своему благоверному: что, мол, это, Владимир Михайлыч, значит, что я все икру ем? А он этак улыбнулся и говорит: «Да ведь ты,
мой друг, тяжела!» И точно, ровно через девять месяцев после того я и выпросталась, Степку-балбеса родила!
Ой, подруженьки, любезные
мои!
Уж как выпадет да белый первый снег, —
Выньте сердце из белой
моей груди,
Схороните
мое сердце во снегу!..
— Сколько есть — все
мое, — ответил я, садясь у окна. Торжественно
вынул из кармана коробку папирос и важно закурил.
— Да что ты, дурачок, чего сердишься? Я говорю, скажи: «Наполни, господи, пустоту
мою» и вкуси петой просвирки, потому я, знаете, — обратилась она к гостям, — я и за себя и за него всегда одну часточку
вынимаю, чтобы нам с ним на том свете в одной скинии быть, а он не хочет вкусить. Почему так?
— Поймите
мою мысль. Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, когда конверты не заклеивались по швам — это, конечно, было легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть на нее письмо и
вынуть его из конверта. Но теперь, когда конверт представляет массу, почти непроницаемую… каким образом поступить? Я неоднократно пробовал употреблять в дело слюну, но, признаюсь, усилия
мои ни разу не были увенчаны успехом. Получатели писем догадывались и роптали.
Даже стрелял один раз (
вынув тихонько дробь) в колдуна, который уверял, что ружье заговорено и не выстрелит; разумеется, ружье выстрелило и крепко напугало колдуна, который, однако, нашелся и торжественно объявил, что дедушка
мой «сам знает», чему, и поверили все, разумеется кроме Степана Михайловича.
— Дрянь человек, — сказал Гез. Его несколько злобное утомление исчезло; он погасил окурок, стал вдруг улыбаться и тщательно расспросил меня, как я себя чувствую — во всех отношениях жизни на корабле. Ответив как надо, то есть бессмысленно по существу и прилично разумно по форме, — я встал, полагая, что Гез отправится завтракать. Но на
мое о том замечание Гез отрицательно покачал головой, выпрямился, хлопнул руками по коленям и
вынул из нижнего ящика стола скрипку.
Я повиновался. Олеся быстро засучила рукав
моего пальто и расстегнула запонку у манжетки, потом она достала из своего кармана небольшой, вершка в три, финский ножик и
вынула его из кожаного чехла.
Крупов вытащил из кармана что-то среднее между бумажником и чемоданом и
вынул письмо, покоившееся в обществе кривых ножниц, ланцетов и зондов, и прочел: «Предложите таковому 2000 рублей в год и никак не более 2500, потому что за 3000 рублей у
моего соседа живет француз из Швейцарии.
Юлия Филипповна (
вынимая из кармана маленький револьвер). Давай застрелимся, друг
мой! Сначала ты… потом я!
И, захотев поозорничать, я
вынул из кармана книжку с
моей карточкой, с печатным бланком корреспондента «Московского листка» и показал ему.