Неточные совпадения
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит,
поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У
праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли
на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село…
Хотя, по первоначальному проекту Угрюм-Бурчеева,
праздники должны
были отличаться от будней только тем, что в эти дни жителям вместо работ предоставлялось заниматься усиленной маршировкой, но
на этот раз бдительный градоначальник оплошал.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к
праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не
на кого другого, а
на Митьку. Узнали, что Митька
напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
И противнее всех
была Кити тем, как она поддалась тому тону веселья, с которым этот господин, как
на праздник для себя и для всех, смотрел
на свой приезд в деревню, и в особенности неприятна
была тою особенною улыбкой, которою она отвечала
на его улыбки.
— Сыны мои, гимназисты. Приехали
на праздники. Николаша, ты
побудь с гостем, а ты, Алексаша, ступай за мной.
Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома
на вечер зовут:
Там
будет бал, там детский
праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Всё равно:
Везде
поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин едет
на бульвар,
И там гуляет
на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
Любимым развлечением Ассоль
было по вечерам или в
праздник, когда отец, отставив банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть с трубкой в зубах, — забраться к нему
на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении.
По
праздникам его иногда видели в трактире, но он никогда не присаживался, а торопливо
выпивал за стойкой стакан водки и уходил, коротко бросая по сторонам: «да», «нет», «здравствуйте», «прощай», «помаленьку» —
на все обращения и кивки соседей.
Что ж, он и кавалер.
От нас потребуют с именьем
быть и в чине,
А Гильоме!.. — Здесь нынче тон каков
На съездах,
на больших, по
праздникам приходским?
Господствует еще смешенье языков:
Французского с нижегородским?
Разговор
на этом прекратился. Оба молодых человека уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически-злобно, но не без робости, засмеялась им вослед: ее самолюбие
было глубоко уязвлено тем, что ни тот, ни другой не обратил
на нее внимания. Она оставалась позже всех
на бале и в четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым
на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский
праздник.
Матвей Ильич
был настоящим «героем
праздника», губернский предводитель объявлял всем и каждому, что он приехал собственно из уважения к нему, а губернатор, даже и
на бале, даже оставаясь неподвижным, продолжал «распоряжаться».
Когда Самгин вышел
на Красную площадь,
на ней
было пустынно, как бывает всегда по
праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми хлопьями снега.
На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно
было представить, что
на этой площади, за час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
— Когда я
был юнкером, приходилось нередко дежурить во дворце; царь
был еще наследником. И тогда уже я заметил, что его внимание привлекают безличные люди, посредственности. Потом видел его
на маневрах,
на полковых
праздниках. Я бы сказал, что талантливые люди неприятны ему, даже — пугают его.
Какая-то сила вытолкнула из домов
на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли по бульварам, и можно
было думать, что они ждут
праздника. Самгин смотрел
на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни. По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
— Устроили жизнь!
На улицу выйти страшно. Скоро
праздники, святки, — воображаю, как весело
будет… Если б ты знал, какую анархию развела Анфимьевна в хозяйстве…
— Должно
быть, схулиганил кто-нибудь, — виновато сказал Митрофанов. — А может, захворал. Нет, — тихонько ответил он
на осторожный вопрос Самгина, — прежним делом не занимаюсь. Знаете, — пред лицом свободы как-то уж недостойно мелких жуликов ловить.
Праздник, и все лишнее забыть хочется, как в прощеное воскресенье. Притом я попал в подозрение благонадежности, меня, конечно, признали недопустимым…
Самгин
ел что-то удивительно вкусное и чувствовал себя взрослым
на празднике детей.
— Через несколько месяцев Романовы намерены устроить празднование трехсотлетия своей власти над Россией. Государственная дума ассигновала
на этот
праздник пятьсот тысяч рублей. Как отнесемся мы, интеллигенция, к этому праздничку? Не следует ли нам вспомнить, чем
были наполнены эти три сотни лет?
Как-то в
праздник, придя к Варваре обедать, Самгин увидал за столом Макарова. Странно
было видеть, что в двуцветных вихрах медика уже проблескивают серебряные нити, особенно заметные
на висках. Глаза Макарова глубоко запали в глазницы, однако он не вызывал впечатления человека нездорового и преждевременно стареющего. Говорил он все о том же — о женщине — и, очевидно, не мог уже говорить ни о чем другом.
Пейзаж портили красные массы и трубы фабрик. Вечером и по
праздникам на дорогах встречались группы рабочих; в будни они
были чумазы, растрепанны и злы, в
праздники приодеты, почти всегда пьяны или
выпивши, шли они с гармониями, с песнями, как рекрута, и тогда фабрики принимали сходство с казармами. Однажды кучка таких веселых ребят, выстроившись поперек дороги, крикнула ямщику...
С начала лета в доме стали поговаривать о двух больших предстоящих
праздниках: Иванове дне, именинах братца, и об Ильине дне — именинах Обломова: это
были две важные эпохи в виду. И когда хозяйке случалось купить или видеть
на рынке отличную четверть телятины или удавался особенно хорошо пирог, она приговаривала: «Ах, если б этакая телятина попалась или этакий пирог удался в Иванов или в Ильин день!»
Утешься, добрая мать: твой сын вырос
на русской почве — не в будничной толпе, с бюргерскими коровьими рогами, с руками, ворочающими жернова. Вблизи
была Обломовка: там вечный
праздник! Там сбывают с плеч работу, как иго; там барин не встает с зарей и не ходит по фабрикам около намазанных салом и маслом колес и пружин.
Они вели счет времени по
праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда ни
на месяцы, ни
на числа. Может
быть, это происходило частью и оттого, что, кроме самого Обломова, прочие всё путали и названия месяцев, и порядок чисел.
После болезни Илья Ильич долго
был мрачен, по целым часам повергался в болезненную задумчивость и иногда не отвечал
на вопросы Захара, не замечал, как он ронял чашки
на пол и не сметал со стола пыль, или хозяйка, являясь по
праздникам с пирогом, заставала его в слезах.
— У нас, в Обломовке, этак каждый
праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены
были с графской кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и
на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
Она стригла седые волосы и ходила дома по двору и по саду с открытой головой, а в
праздник и при гостях надевала чепец; но чепец держался чуть-чуть
на маковке, не шел ей и как будто готов
был каждую минуту слететь с головы. Она и сама, просидев пять минут с гостем, извинится и снимет.
Его отвлекали, кроме его труда, некоторые знакомства в городе, которые он успел сделать. Иногда он обедывал у губернатора, даже
был с Марфенькой, и с Верой
на загородном летнем
празднике у откупщика, но, к сожалению Татьяны Марковны, не пленился его дочерью, сухо ответив
на ее вопросы о ней, что она «барышня».
Желания у ней вращаются в кругу ее быта: она любит, чтобы Святая неделя
была сухая, любит Святки, сильный мороз, чтобы сани скрипели и за нос щипало. Любит катанье и танцы, толпу,
праздники, приезд гостей и выезды с визитами — до страсти. Охотница до нарядов, украшений, мелких безделок
на столе,
на этажерках.
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите другого, то…
будьте моей лесной царицей, моей женой, — и
на земле не
будет никого счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный
праздник, в день рождения вашей сестры…
У Васина,
на Фонтанке у Семеновского моста, очутился я почти ровно в двенадцать часов, но его не застал дома. Занятия свои он имел
на Васильевском, домой же являлся в строго определенные часы, между прочим почти всегда в двенадцатом. Так как, кроме того,
был какой-то
праздник, то я и предполагал, что застану его наверно; не застав, расположился ждать, несмотря
на то что являлся к нему в первый раз.
Все эти мальчики по
праздникам ездили
на фрегат и прекрасно хором
пели обедню.
Сегодня 11-е апреля — Пасха;
была служба как следует: собрались к обедне со всех трех судов; потом разгавливались. Выписали яиц из Нагасаки, выкрасили и христосовались.
На столе появились окорока, ростбифы, куличи —
праздник как
праздник, точно
на берегу!
По такому исключительному случаю
был устроен маленький семейный
праздник,
на котором разговорам не
было конца. Привалов точно переродился
на деревенском воздухе и удивлял Надежду Васильевну своим оживленным, бодрым настроением. Когда вечером начали все прощаться, Нагибин крепко поцеловал руку Надежды Васильевны и проговорил растроганным голосом...
Нужно отдать полную справедливость Хионии Алексеевне, что она не отчаивалась относительно будущего: кто знает, может
быть, и
на ее улице
будет праздник — времена переменчивы.
— Вот, Вася, и
на нашей улице
праздник, — говорил Гуляев своему поверенному. — Вот кому оставлю все, а ты это помни: ежели и меня не
будет, — все Сергею… Вот мой сказ.
— Вот уж воистину сделали вы мне
праздник сегодня… Двадцать лет с плеч долой. Давно ли вот такими маленькими
были, а теперь… Вот смотрю
на вас и думаю: давно ли я сама
была молода, а теперь… Время-то, время-то как катится!
— Главное, Хина, не нужно зарываться…
Будь паинькой, а там и
на нашей улице
праздник будет. Посмотрим теперь, что
будут поделывать Ляховские и Половодовы… Ха-ха!.. Может
быть, придется и Хине поклониться, господа…
— Хуже дьявола… — согласился Половодов, шаркая ногами. — А все-таки
на нашей улице
будет праздник…
Часа в три утра в природе совершилось что-то необычайное. Небо вдруг сразу очистилось. Началось такое быстрое понижение температуры воздуха, что дождевая вода, не успевшая стечь с ветвей деревьев, замерзла
на них в виде сосулек. Воздух стал чистым и прозрачным. Луна, посеребренная лучами восходящего солнца,
была такой ясной, точно она вымылась и приготовилась к
празднику. Солнце взошло багровое и холодное.
Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит
на барщину, торговлей не занимается,
ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по
праздникам ходит в сапогах.
Татьяна даже не хотела переселиться к нам в дом и продолжала жить у своей сестры, вместе с Асей. В детстве я видывал Татьяну только по
праздникам, в церкви. Повязанная темным платком, с желтой шалью
на плечах, она становилась в толпе, возле окна, — ее строгий профиль четко вырезывался
на прозрачном стекле, — и смиренно и важно молилась, кланяясь низко, по-старинному. Когда дядя увез меня, Асе
было всего два года, а
на девятом году она лишилась матери.
Берендеи,
Кому из вас удастся до рассвета
Снегурочку увлечь любовью, тот
Из рук царя, с великим награжденьем
Возьмет ее, и лучшим гостем
будетЗа царскими столами
на пирах,
На празднике Ярилы.
Вот любо-то! Вот радость! Не в народе,
В густой толпе, из-за чужой спины,
Снегурочка смотреть
на праздник будет, —
Вперед пойдет. И царь, и люди скажут:
Такой четы
на диво поискать!
На этот раз порядок
был удивительный, народ понял, что это его
праздник, что он чествует одного из своих, что он больше чем свидетель, и посмотрите в полицейском отделе газет, сколько
было покраж в день въезда невесты Вольского и сколько [Я помню один процесс кражи часов и две-три драки с ирландцами.
Но,
на беду инквизиции, первым членом
был назначен московский комендант Стааль. Стааль — прямодушный воин, старый, храбрый генерал, разобрал дело и нашел, что оно состоит из двух обстоятельств, не имеющих ничего общего между собой: из дела о
празднике, за который следует полицейски наказать, и из ареста людей, захваченных бог знает почему, которых вся видимая вина в каких-то полувысказанных мнениях, за которые судить и трудно и смешно.
Наши люди рассказывали, что раз в храмовой
праздник, под хмельком, бражничая вместе с попом, старик крестьянин ему сказал: «Ну вот, мол, ты азарник какой, довел дело до высокопреосвященнейшего! Честью не хотел, так вот тебе и подрезали крылья». Обиженный поп отвечал будто бы
на это: «Зато ведь я вас, мошенников, так и венчаю, так и хороню; что ни
есть самые дрянные молитвы, их-то я вам и читаю».
— Я об этом хотел просить. В приговоре сказано: по докладу комиссии, я возражаю
на ваш доклад, а не
на высочайшую волю. Я шлюсь
на князя, что мне не
было даже вопроса ни о
празднике, ни о каких песнях.
Приезд керенских мужиков
был праздником для всей дворни, они грабили мужиков, обсчитывали
на каждом шагу, и притом без малейшего права.
Для перемены, а долею для того, чтоб осведомиться, как все обстоит в доме у нас, не
было ли ссоры между господами, не дрался ли повар с своей женой и не узнал ли барин, что Палашка или Ульяша с прибылью, — прихаживали они иногда в
праздники на целый день.
И княгиня оставляла ее в покое, нисколько не заботясь, в сущности, о грусти ребенка и не делая ничего для его развлечения. Приходили
праздники, другим детям дарили игрушки, другие дети рассказывали о гуляньях, об обновах. Сироте ничего не дарили. Княгиня думала, что довольно делает для нее, давая ей кров; благо
есть башмаки,
на что еще куклы!