Неточные совпадения
— Отжившее-то отжившее, а всё бы с ним надо обращаться поуважительнее. Хоть бы Снетков… Хороши мы, нет ли, мы тысячу лет
росли. Знаете, придется если вам пред домом разводить садик, планировать, и
растет у вас на этом
месте столетнее дерево… Оно, хотя и корявое и старое, а всё вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом. Его
в год не
вырастишь, — сказал он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
— Вот смотрите,
в этом
месте уже начинаются его земли, — говорил Платонов, указывая на поля. — Вы увидите тотчас отличье от других. Кучер, здесь возьмешь дорогу налево. Видите ли этот молодник-лес? Это — сеяный. У другого
в пятнадцать лет не поднялся <бы> так, а у него
в восемь
вырос. Смотрите, вот лес и кончился. Начались уже хлеба; а через пятьдесят десятин опять будет лес, тоже сеяный, а там опять. Смотрите на хлеба, во сколько раз они гуще, чем у другого.
В этом настроении не было
места для Никоновой, и недели две он вспоминал о ней лишь мельком,
в пустые минуты, а потом, незаметно,
выросло желание видеть ее. Но он не знал, где она живет, и упрекнул себя за то, что не спросил ее об этом.
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу
в день 27 февраля. Один,
в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она
в двух
местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева
росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
Он сознавал, что Марина занимает первое
место в его жизни, что интерес к ней
растет, становится настойчивей, глубже, а она — все менее понятна.
Он
растет слишком часто;
в других
местах его сажают реже.
Он советовал нам ехать по другой дороге, где
в одном
месте растет несколько камфарных деревьев, довольно редких здесь.
Но тут, за кустами, была незнакомая ему канавка, заросшая крапивой; он спотыкнулся
в нее и, острекав руки крапивой и омочив их уже павшей под вечер
росой, упал, но тотчас же, смеясь над собой, справился и выбежал на чистое
место.
Как ни старались люди, собравшись
в одно небольшое
место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не
росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, — весна была весною даже и
в городе.
Всюду
в обнажениях я видел кристаллические сланцы и кварцы, окрашенные окисью меди. Китайцы говорят, что на Сице есть золото, а
в горах — горный хрусталь.
В долине Сицы раньше были хорошие хвойные смешанные леса, впоследствии выгоревшие. Теперь на
месте пожарища
выросли березняки 25-летнего возраста.
В сырых
местах, где трава
растет кочками, нижняя часть ее долго еще остается зеленой.
Билимбе — царство растений. По обоим берегам реки лес
растет так густо, что кажется, будто река течет
в коридоре. Наклонившиеся деревья во многих
местах перепутались ветвями и образовали живописные арки.
Между старыми яблонями и разросшимися кустами крыжовника пестрели круглые бледно-зеленые кочаны капусты; хмель винтами обвивал высокие тычинки; тесно торчали на грядах бурые прутья, перепутанные засохшим горохом; большие плоские тыквы словно валялись на земле; огурцы желтели из-под запыленных угловатых листьев; вдоль плетня качалась высокая крапива;
в двух или трех
местах кучами
росли: татарская жимолость, бузина, шиповник — остатки прежних «клумб».
От Сидатуна долина Имана носит резко выраженный денудационный характер. Из мелких притоков ее
в этом
месте замечательны: с правой стороны Дандагоу [Дунь-да-гоу — большая восточная долина.] (с перевалом на Арму), потом — Хуангзегоу [Хуа-цзянь-гоу — долина,
в которой много цветов.] и Юпигоу [Ю-пи-гоу — долина рыбьей кожи.], далее — Могеудзгоу [Мо-чу-цзы-гоу — долина, где
растет много грибов.] и Туфангоу [Ту-фан-гоу — долина с домами из земли.].
Бухта Тютихе (будем так называть ее) окаймлена с севера и с юга невысокими горами, лишенными древесной растительности; только по распадинам и вообще
в местах, защищенных от морских ветров, кое-где
растут группами дуб и липа исключительно дровяного характера.
В этих
местах растет густой смешанный лес с преобладанием кедра. Сильно размытые берега, бурелом, нанесенный водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие
в кустах, — все это свидетельствовало о недавних больших наводнениях.
На всем протяжении река принимает
в себя с правой стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где
растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.]. От
места слияния их идет тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
По всем признакам видно было, что горы кончаются. Они отодвинулись куда-то
в сторону, и на
место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью. Дуб и липа дровяного характера с отмерзшими вершинами
растут здесь кое-где группами и
в одиночку. Около самой реки — частые насаждения ивы, ольхи и черемухи. Наша тропа стала принимать влево,
в горы, и увела нас от реки километра на четыре.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что вода
в реке была только кое-где
в углублениях, мы шли прямо по ее руслу.
В средней части реки Сандагоу
растут такие же хорошие леса, как и на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов.
В одном
месте река делает большую петлю.
Из таких вьющихся растений можно указать на уже знакомую коломикту и лимонник с запахом и вкусом, действительно напоминающими лимон.
В сырых
местах росли папоротник, чистоуст с красным пушком на стеблях, что придает растению весьма эффектный вид, и целые заросли гигантского белокопытника. Листья его большие, раздельнозубчатые, сверху бледно-зеленые, внизу матово-бледные. Весной это самое лакомое блюдо медведей.
Характер растительности был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива
росли то группами, то
в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые
места положительно непроходимыми,
в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти по таким кустарникам
в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
Тридцать лет тому назад Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства, до того ничтожными и незаметными, что им было достаточно
места между ступней самодержавных ботфорт и землей — а
в них было наследие 14 декабря, наследие общечеловеческой науки и чисто народной Руси. Новая жизнь эта прозябала, как трава, пытающаяся
расти на губах непростывшего кратера.
Быть может, когда-нибудь
в нем были устроены клумбы с цветами, о чем свидетельствовали земляные горбы, рассеянные по
местам, но на моей памяти
в нем
росла только трава, и матушка не считала нужным восстановлять прежние затеи.
— Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты
вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою на голове, с острою саблею
в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном
месте, не выражая на лице своем ни гнева, ни примирения.
На Трубе у бутаря часто встречались два любителя его бергамотного табаку — Оливье и один из братьев Пеговых, ежедневно ходивший из своего богатого дома
в Гнездниковском переулке за своим любимым бергамотным, и покупал он его всегда на копейку, чтобы свеженький был. Там-то они и сговорились с Оливье, и Пегов купил у Попова весь его громадный пустырь почти
в полторы десятины. На
месте будок и «Афонькина кабака»
вырос на земле Пегова «Эрмитаж Оливье», а непроездная площадь и улицы были замощены.
Против роскошного дворца Шереметевской больницы
вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь на один только день. От рассвета до потемок колыхалось на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной
в этом
месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя цель.
Диссертация его все
росла, но печатать ее он не решался, пока для него оставались темными некоторые
места, например: «Див кличет вьрху древа», «рыща
в тропу трояню», или «трубы трубят до додутки»…
Клубок пыли исчез. Я повернулся к городу. Он лежал
в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из пыли, дыма и тумана,
местами сверкали клочки заросшего пруда, и старый инвалид дремал
в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда, на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг
выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел на меня с высоты своего роста и сказал сурово...
Должно быть, это своеобразно красиво, но предубеждение против
места засело так глубоко, что не только на людей, но даже на растения смотришь с сожалением, что они
растут именно здесь, а не
в другом
месте.
В шести верстах от Дуэ на открытом
месте уже стояла Слободка, была уже на Дуйке тюрьма, и вот по соседству мало-помалу стала
вырастать резиденция: помещения для чиновников и канцелярий, церковь, склады, лавки и проч.
В первую же минуту эти семьи отталкивают своею искусственностью и фальшью и дают почувствовать, что тут,
в атмосфере, испорченной тюрьмою и неволей, семья давно уже сгнила, а на
месте ее
выросло что-то другое.
С развитием на Сахалине городской жизни
растет мало-помалу и потребность
в рынке;
в Александровске уже определилось
место, где бабы продают овощи, и на улицах не редкость встретить ссыльных, торгующих огурцами и всякою зеленью.
Оно имеет одну только улицу и благодаря условиям
места может
расти только
в длину, но не
в ширину.
Хотя камыш и тростник
растут иногда
в обыкновенных мокрых болотах и даже
в топких, на
местах, которые потверже, как я уже говорил, но есть собственно камышистые, или тростниковые, болота, принадлежащие только по почве к роду болот мокрых.
Положим, что
в настоящих лесных губерниях, при всем старании не так многочисленного их населения, лесу не выведут, но во многих других
местах, где некогда
росли леса, остались голые степи, и солома заменила дрова.
В исходе мая бекасы выводятся и держатся сначала
в крепких болотных
местах:
в кустах, топях и молодых камышах; как же скоро бекасята подрастут, то мать переводит их
в луговые части болот, где суше и
растет высокая, густая трава, и остается с ними там, пока они совершенно
вырастут.
Когда куличата подрастут и труднее станет прятаться им
в степной, иногда невысокой траве, отец с матерью выводят их
в долочки и вообще
в такие
места, где трава выше и гуще или где
растет мелкий степной кустарник; там остаются они до совершенного возраста молодых, до их взлета, или подъема.
Очень редко по берегам их
растет мелкий кустарник. Если взглянуть на такую реку, извивающуюся по степи, с высокого
места, что случается довольно редко, то представится необыкновенное зрелище: точно на длинном бесконечном снурке, прихотливо перепутанном, нанизаны синие яхонты
в зеленой оправе, перенизанные серебряным стеклярусом: текущая вода блестит, как серебро, а неподвижные омуты синеют
в зеленых берегах, как яхонты.
Степные же
места не ковылистые
в позднюю осень имеют вид еще более однообразный, безжизненный и грустный, кроме выкошенных луговин, на которых, около круглых стогов потемневшего от дождя сена,
вырастает молодая зеленая отава; станицы тудаков и стрепетов любят бродить по ней и щипать молодую траву, даже гуси огромными вереницами, перемещаясь с одной воды на другую, опускаются на такие
места, чтобы полакомиться свежею травкою.
Когда
вырастет трава, то при поверхностном обозрении нельзя заметить, где горело и где нет; но, разогнув свежую зеленую траву около самого гнезда, вы всегда найдете прошлогоднюю сухую траву, чего на горелом
месте нет и быть не может и
в чем убедиться нетрудно.
Природа медленно производит эту работу, и я имел случай наблюдать ее: первоначальная основа составляется собственно из водяных растений, которые, как известно,
растут на всякой глубине и расстилают свои листья и цветы на поверхности воды; ежегодно согнивая, они превращаются
в какой-то кисель — начало черноземного торфа, который, слипаясь, соединяется
в большие пласты; разумеется, все это может происходить только на водах стоячих и предпочтительно
в тех
местах, где мало берет ветер.
[
В некоторых, более лесных уездах Оренбургской губернии, где
растут породы и смолистых дерев, водятся олени, рыси и росомахи;
в гористых
местах — дикие козы, а
в камышах и камышистых уремах по Уралу — кабаны] Между белками попадаются очень белесоватые, почти белые, называемые почему-то горлянками, и белки-летяги: последние имеют с обеих сторон, между переднею и заднею лапкою, кожаную тонкую перепонку, которая, растягиваясь, помогает им прыгать с дерева на дерево, на весьма большое расстояние.
В июле поспевает полевая вишня;
места, где
растет она, называются вишенными садками; они занимают иногда огромное пространство и сначала еще ярче краснеют издали, чем клубника, но спелая ягода темнеет и получает свой собственный, вишневый цвет.
Каждое утро восходит такое же светлое солнце; каждое утро на водопаде радуга, каждый вечер снеговая, самая высокая гора там, вдали, на краю неба, горит пурпуровым пламенем; каждая «маленькая мушка, которая жужжит около него
в горячем солнечном луче, во всем этом хоре участница:
место знает свое, любит его и счастлива»; каждая-то травка
растет и счастлива!
Бывало, Агафья, вся
в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые
в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех
местах, где кровь их падала, цветы
вырастали.
Верстах
в двух ниже по течению той же реки Березайки, на
месте старой чудской копи,
вырос первый медный рудник Крутяш, — это был один из лучших медных рудников на всем Урале.
Катеньке шестнадцать лет; она
выросла; угловатость форм, застенчивость и неловкость движений, свойственные девочке
в переходном возрасте, уступили
место гармонической свежести и грациозности только что распустившегося цветка; но она не переменилась.
— По здешнему
месту эти концы очень часто, сударь, бывают. Смотришь, это, на человека:
растет, кажется… ну, так
растет! так
растет! Шире да выше, краше да лучше, и конца-краю, по видимостям, деньгам у него нет. И вдруг, это, — прогорит. Словно даже свечка,
в одну минуту истает. Либо сам запьет, либо жена сбесится… разумеется, больше от собственной глупости. И пойдет, это, книзу, да книзу, уже да хуже…
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай
в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на том
месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой лес на этом самом
месте лет через сорок
вырастет!
— Вот, Павел! Не
в голове, а
в сердце — начало! Это есть такое
место в душе человеческой, на котором ничего другого не
вырастет…