Выйдя на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко
вырисовывались на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу на всю жизнь.
Неточные совпадения
Дромадер, Шанц и Алмазная горы резко
вырисовывались на светлом
фоне неба и казались теперь еще сумрачнее и выше.
На светлом
фоне неба отчетливо
вырисовывалась его фигура с котомкой за плечами, с сошками и с ружьем в руках.
На нестройном
фоне струнных инструментов звуки цевницы
вырисовывались резко, отчетливо и дико-красиво.
Повозка стояла
на гребне холма. Дорога шла
на запад. Сзади, за нами,
на светлеющем
фоне востока,
вырисовывалась скалистая масса, покрытая лесом; громадный камень, точно поднятый палец, торчал кверху. Чертов лог казался близехонько.
Справа, совсем близко, высятся окутанные дымкой тумана передовые острова. Вот Порто-Санте, вот голый камень, точно маяк, выдвинутый из океана, вот еще островок, и наконец
вырисовывается на ярко-голубом
фоне лазуревого неба темное пятно высокого острова. Это остров Мадера.
Дальше за кустами
на фоне темного неба, усеянного миллионами звезд,
вырисовывались кроны больших деревьев с узловатыми ветвями: тополь, клен, осокорь, липа, все они стали теперь похожи друг
на друга, все приняли однотонную, не то черную, не то буро-зеленую окраску.
Оба подходят к окну и смотрят,
вырисовываясь черными силуэтами
на фоне посветлевшего окна.
Вся южная сторона неба густо залита багровым заревом. Небо воспалено, напряжено, зловещая краска мигает
на нем и дрожит, точно пульсирует.
На громадном багрово-матовом
фоне рельефно
вырисовываются облака, бугры, оголенные деревья. Слышен торопливый, судорожный звон набата.
Бьет два часа… Свет маленькой ночной лампы скудно пробивается сквозь голубой абажур. Лизочка лежит в постели. Ее белый кружевной чепчик резко
вырисовывается на темном
фоне красной подушки.
На ее бледном лице и круглых, сдобных плечах лежат узорчатые тени от абажура. У ног сидит Василий Степанович, ее муж. Бедняга счастлив, что его жена наконец дома, и в то же время страшно напуган ее болезнью.