Неточные совпадения
Возле кабака дорога,
проселок, всегда пыльная, и пыль
на ней всегда такая черная.
Он бы не прочь и продолжать, но ученая партия
на этот раз пересилила, и мы отправились
проселком, по незавидной, изрытой вчерашним дождем дороге.
С
проселка на большак дорога в гору пошла.
Когда плетенка, покачиваясь
на своих гибких рябиновых дрогах, бойко покатилась по извилистому
проселку, мимо бесконечных полей, Привалов в первый раз еще испытывал то блаженное чувство покоя, какому завидовал в других.
Рядились в Чермашню, двенадцать верст
проселком,
на вольных.
В нескольких верстах от Вяземы князя Голицына дожидался васильевский староста, верхом,
на опушке леса, и провожал
проселком. В селе, у господского дома, к которому вела длинная липовая аллея, встречал священник, его жена, причетники, дворовые, несколько крестьян и дурак Пронька, который один чувствовал человеческое достоинство, не снимал засаленной шляпы, улыбался, стоя несколько поодаль, и давал стречка, как только кто-нибудь из городских хотел подойти к нему.
И вот мы опять едем тем же
проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, — вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются… ну вот и село, и дом священника, где он сиживал
на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него.
Останавливались через каждые тридцать верст в деревенских избах, потому что с
проселка на столбовой тракт выезжали только верст за сорок от Р. Наконец за два дня до семейного праздника достигли мы цели путешествия.
Около двенадцати часов мы останавливались кормить в еврейском заезжем дворе, проехав только половину дороги, около тридцати верст. После этого мы оставляли шоссе и сворачивали
на проселки.
Солнце склонялось к закату, а наша «тройка» все еще устало месила пыль по
проселкам, окруженная зноем и оводами. Казалось, мы толчемся
на одном месте. Некованые копыта мягко шлепали по земле; темнело, где-нибудь
на дальнем болоте гудел «бугай», в придорожной ржи сонно ударял перепел, и нетопыри пролетали над головами, внезапно появляясь и исчезая в сумерках.
Через минуту, когда рыдван, шурша колесами в мягкой пыли и колыхаясь, ехал узким
проселком, молодые люди пронеслись мимо него и спешились впереди, привязав лошадей у плетня. Двое из них пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Петр стоял, опершись
на луку седла, и, по обыкновению склонив голову, прислушивался, стараясь по возможности определить свое положение в незнакомом месте.
— Давно хожу, а не встречал, — угрюмо возразил рябой, и они опять пошли молча. Солнце подымалось все выше, виднелась только белая линия шоссе, прямого как стрела, темные фигуры слепых и впереди черная точка проехавшего экипажа. Затем дорога разделилась. Бричка направилась к Киеву, слепцы опять свернули
проселками на Почаев.
Тут мне объяснили, что, проехав две с половиной станции, мы своротили с большой дороги и едем теперь уже не
на тройке почтовых лошадей в ряд, а тащимся гусем по
проселку на обывательских подводах.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать
проселком. Телега
на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст
проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен
на живую нитку;
на половине дороги надо часа три кормить. Но
на этот раз дорога была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не был
на родине, не был с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели...
В общей суматохе первым опомнился шустрый представитель русской прессы Перекрестов: он в то же утро, в сопровождении Летучего, бросился нагонять набоба каким-то
проселком, чтобы перехватить его, по крайней мере,
на пароходе.
Народится ли вновь
на святой Руси
Та живая душа, тот великий дух,
Чтоб от моря до моря, по всем степям,
Вдоль широкой реки, в глубине лесной
По
проселкам, по селам, по всем городам
Пронеслась эта песня, как божий гром,
И чтоб вся-то Русь православная,
Откликаючись, встрепенулася!
В одиннадцать часов, только что он отперся и вышел к домашним, он вдруг от них же узнал, что разбойник, беглый каторжный Федька, наводивший
на всех ужас, грабитель церквей, недавний убийца и поджигатель, за которым следила и которого всё не могла схватить наша полиция, найден чем свет утром убитым, в семи верстах от города,
на повороте с большой дороги
на проселок, к Захарьину, и что о том говорит уже весь город.
Деревня Сосунцы была последняя по почтовому тракту перед поворотом
на проселок, ведущий к усадьбе Егора Егорыча — Кузьмищеву.
Но в это самое утро, когда гончие царевича дружно заливались в окрестностях Москвы, а внимание охотников, стоявших
на лазах, было поглощено ожиданием, и каждый напрягал свое зрение, и ни один не заботился о том, что делали его товарищи, — в это время по глухому
проселку скакали, удаляясь от места охоты, Хомяк и Малюта, а промеж них со связанными руками, прикрученный к седлу, скакал кто-то третий, которого лицо скрывал черный башлык, надвинутый до самого подбородка.
На одном из поворотов
проселка примкнули к ним двадцать вооруженных опричников, и все вместе продолжали скакать, не говоря ни слова.
Мужик поднял кверху красное потное лицо и усмехнулся… Но, увидев
на проезжем барине кокарду, стал вдруг серьезен и задергал лошадь, не дав ей щипнуть былинку у дороги… Вдоль
проселка лежали вывернутые сохой березовые саженцы… Только пять-шесть еще сиротливо стояли, наклонясь и увядая…
На лице Лены выразилось напряжение, а Силуян, придержав лошадей, указал
на узенькую ленту
проселка, казавшегося белой полоской
на матовой черноте пара.
Сказавши это, Головлев круто поворачивает по направлению
проселка и начинает шагать, опираясь
на суковатую палку, которую он перед тем срезал от дерева.
Время стоит еще раннее, шестой час в начале; золотистый утренний туман вьется над
проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося
на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат бесчисленные стада птиц.
— Как не знать? они было и проводника уж нашли, который взялся довести их до войска пана Хоткевича; да не
на того напали: он из наших; повел их
проселком, водил, водил да вывел куда надо. Теперь не отвертятся.
А я прыг
на коня, в задние ворота,
проселком, выскакал
на большую дорогу, да и был таков!
Ехал он довольно медленно,
проселками, без особенных приключений: раз только шина лопнула
на заднем колесе; кузнец ее сваривал-сваривал, обругал и ее и себя, да так и бросил; к счастью, оказалось, что и с лопнувшею шиной можно у нас прекрасно путешествовать, особенно по"мякенькому", то есть по грязи.
Аристарх. Вот теперь расставим людей. Вы двое
на бугор, вы двое к мосту, да хоронитесь хорошенько за кусты, —
на проселок не надо, там только крестьяне да богомольцы ходят. Вы, коли увидите прохожего или проезжего, так сначала пропусти его мимо себя, а потом и свистни. А вы, остальные, тут неподалеку в кусты садитесь. Только сидеть не шуметь, песен не петь, в орлянку не играть,
на кулачки не биться. Свистну, так выходите. (Подходит к Хлынову).
Аристарх. А вот пойдемте
на большую дорогу, может, кто и попадется. А тут что, тут
проселок. Вон, видишь, богомолки идут.
И поныне проезжий по
проселкам и уездным городам, не желающий ограничиваться прихваченною с собой закуской, вынужден брать повара, так как никаких гостиниц
на пути нет, а стряпне уездных трактиров следует предпочитать сухой хлеб.
Около этого времени мы вышли с
проселка, где ноги вязли в расползавшейся почве,
на большое шоссе, ведущее из Ясс в Бухарест.
Кабак, куда направлялись они, стоял одиноко
на распутье, между столбовой дорогой и глубоким, узким
проселком; сделав два или три поворота,
проселок исчезал посреди черных кочковатых полей и пустырей, расстилавшихся во все стороны
на неоглядное пространство. Ни одно деревцо не оживляло их; обнаженнее, глуше этого места трудно было сыскать во всей окрестности.
Проколесивши добрый час по глинистым кочковатым полям, стлавшимся за лесом, путники наши выехали наконец
на проселок и немного погодя услышали отдаленный шум мельницы.
Вскоре все три путника достигли высокой избы, осененной елкой и скворечницей, стоявшей
на окраине дороги при повороте
на проселок, и остановились.
Гора уже давным-давно закрыла собою дорогу села; во все стороны
на необозримый кругозор открывались черные поля, смоченные дождями; редко-редко мелькала вдалеке полоса соснового леса или деревушка; дорога то и дело перемежалась
проселками.
…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях
проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему
на осине...
Когда ветер проносился мимо и протяжное его завывание
на минуту смолкало, окрестность наполнялась неровным шумом падающего дождя и глухим журчанием потоков, катившихся по
проселкам.
Пока еще тянулся
проселок, они шли ходко, но как только старуха свернула
на пашню, Антон начал уже с трудом поспевать за ней; ночь стала опять черна, и дождь, ослабевший было
на время, полил вдруг с такой силой, что он едва мог различать черты своей спутницы.
Акулина перелезла через околицу и почти машинально своротила
на проселок, огибавший бесконечное поле ржи, только что золотившейся от цвета.
Ступив
на проселок, он остановился, поглазел направо и налево, почесал затылок, потом оба бока и спину.
Мы идем, смеемся себе. Выбились
на проселок. Дождь кончился, от нас
на солнышке пар валит. Встретили сибиряка, трубочки закурили, потом сошли в овражек и сели. Они подошли, остановиться-то уж им неловко, идут мимо, потупились.
Выехав из города, они сейчас же своротили
на проселок.
Дорога жалась над речкой, к горам. У «Чертова пальца» она отбегала подальше от хребта, и
на нее выходил из ложбины
проселок… Это было самое опасное место, прославленное многочисленными подвигами рыцарей сибирской ночи. Узкая каменистая дорога не допускала быстрой езды, а кусты скрывали до времени нападение. Мы подъезжали к ложбине. «Чертов палец» надвигался
на нас, все вырастая вверху, во мраке. Тучи пробегали над ним и, казалось, задевали за его вершину.
«Что ж, говорю, теперича, как будете: назад ли вернетесь или дальше поедем?» — Хожу я круг ее — не знаю, как и утешить, потому жалко. А тут еще и лог этот недалече; с
проселку на него выезжать приходилось, мимо «Камня». Вот видит она, что и сам я с нею опешил, и засмеялась...
Ехать приходилось днем и ночью, кое-где для скорости сворачивая с большой дороги
на прямые
проселки.
Они вынырнули
на дорогу с
проселка, в конце которого виднелись верхушки крыш небольшого поселения, расположенного у самой реки.
Получив общее с ним поручение, я хотел сам за ним ехать в Кокин, но он меня предупредил и дожидался уже в усадьбе Маркове, которая стоит
на самом повороте с кокинского торгового тракта
на проселок, ведущий к месту нашего назначения.
Середи болот, середи лесов, в сторону от
проселка, что ведет из Комарова в Осиповку,
на песчаной горке, что желтеет над маловодной, но омутистой речкой, стоит село Свиблово. Селом только пишется,
на самом-то деле «погост» [Населенная местность, где церковь с кладбищем, но домов, кроме принадлежащих духовенству, нет.].
Перелезли и вышли
на проселок одаль от деревни.