Неточные совпадения
― А! вот и они! ― в конце уже обеда сказал Степан Аркадьич, перегибаясь через спинку стула и протягивая руку шедшему к нему Вронскому с
высоким гвардейским полковником. В лице Вронского светилось тоже общее клубное веселое добродушие. Он весело облокотился на
плечо Степану Аркадьичу, что-то шепча ему, и с тою же веселою улыбкой протянул руку Левину.
Когда экипаж остановился, верховые поехали шагом. Впереди ехала Анна рядом с Весловским. Анна ехала спокойным шагом на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким хвостом. Красивая голова ее с выбившимися черными волосами из-под
высокой шляпы, ее полные
плечи, тонкая талия в черной амазонке и вся спокойная грациозная посадка поразили Долли.
На правой стороне теплой церкви, в толпе фраков и белых галстуков, мундиров и штофов, бархата, атласа, волос, цветов, обнаженных
плеч и рук и
высоких перчаток, шел сдержанный и оживленный говор, странно отдававшийся в
высоком куполе.
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале; и всех
вышеИ нос и
плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В
высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (Не могу…
Входят Паратов (черный однобортный сюртук в обтяжку,
высокие лаковые сапоги, белая фуражка, через
плечо дорожная сумка), Робинзон (в плаще, правая пола закинута на левое
плечо, мягкая
высокая шляпа надета набок), Кнуров, Вожеватов. Иван выбегает из кофейной с веничком и бросается обметать Паратова.
Аркадий оглянулся и увидал женщину
высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые
плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Орехова солидно поздоровалась с нею, сочувственно глядя на Самгина, потрясла его руку и стала помогать Юрину подняться из кресла. Он принял ее помощь молча и,
высокий, сутулый, пошел к фисгармонии, костюм на нем был из толстого сукна, но и костюм не скрывал остроты его костлявых
плеч, локтей, колен. Плотникова поспешно рассказывала Ореховой...
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело не быстрое, но вихревое движение, и гроб — бесформенная масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся
выше; можно было вообразить, что его держат не на
плечах, а на руках, взброшенных к небу. Со двора консерватории вышел ее оркестр, и в серый воздух, под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «На смерть героя».
Но когда перед ним развернулась площадь, он увидел, что немногочисленные прохожие разбегаются во все стороны, прячутся во двор трактира извозчиков, только какой-то
высокий старик с палкой в руке, держась за
плечо мальчика, медленно и важно шагает посреди площади, направляясь на Арбат.
К рыжебородому подошел какой-то толстый и увел за собой. Пьяный юноша исчез, к даме подошел
высокий, худощавый, носатый, с бледным лицом, с пенсне, с прозрачной бородкой неопределенной окраски, он толкал в
плечо румянощекую девушку, с толстой косой золотистых волос.
Дочь оказалась на голову
выше матери и крупнее ее в
плечах, пышная, с толстейшей косой, румянощекая, ее большие ласковые глаза напомнили Самгину горничную Сашу.
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы, на лице его вздулись костяные желваки, пот блестел на виске, и левая нога вздрагивала под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски положив подбородок на
плечо Лютова, подняв руку
выше головы, сжимая и разжимая пальцы.
Человек был почти на голову
выше всех рабочих, стоявших вокруг,
плечо к
плечу, даже как будто щекою к щеке.
Высокий, беловолосый человек, встряхивая головою, брызгал кровью на
плечо себе и все спрашивал...
В конце комнаты у стены — тесная группа людей, которые похожи на фабричных рабочих, преобладают солидные, бородатые, один —
высокий, широкоплеч, почти юноша, даже усов не заметно на скуластом, подвижном лице, другой — по
плечо ему, кудрявый, рыженький.
К даме величественно подошел
высокий человек с лысой головой — он согнулся, пышная борода его легла на декольтированное
плечо, дама откачнулась, а лысый отчетливо выговорил...
Самгин через
плечо свое присмотрелся к нему, увидал, что Кутузов одет в шведскую кожаную тужурку, похож на железнодорожного рабочего и снова отрастил обширную бороду и стал как будто более узок в
плечах, но
выше ростом. Но лицо нимало не изменилось, все так же широко открыты серые глаза и в них знакомая усмешка.
Особенно звонко и тревожно кричали женщины. Самгина подтолкнули к свалке, он очутился очень близко к человеку с флагом, тот все еще держал его над головой, вытянув руку удивительно прямо: флаг был не больше головного платка, очень яркий, и струился в воздухе, точно пытаясь сорваться с палки. Самгин толкал спиною и
плечами людей сзади себя, уверенный, что человека с флагом будут бить. Но
высокий, рыжеусый, похожий на переодетого солдата, легко согнул руку, державшую флаг, и сказал...
За оградой явилась необыкновенной плотности толпа людей, в центре первого ряда шагал с красным знаменем в руках
высокий, широкоплечий, черноусый, в полушубке без шапки, с надорванным рукавом на правом
плече.
Но смеялась только
высокая, тощая дама, обвешанная с
плеч до колен разнообразными пакетами, с чемоданом в одной руке, несессером в другой; смеялась она визгливо, напряженно, из любезности; ей было очень неудобно идти, ее толкали больше, чем других, и, прерывая смех свой, она тревожно кричала шутникам...
Даже прежде, когда Кутузов носил студенческий сюртук, он был мало похож на студента, а теперь, в сером пиджаке, туго натянутом на его широких
плечах, в накрахмаленной рубашке с
высоким воротником, упиравшимся в его подбородок, с клинообразной, некрасиво подрезанной бородой, он был подчеркнуто ни на кого не похож.
Пышно украшенный цветами, зеленью, лентами, осененный красным знаменем гроб несли на
плечах, и казалось, что несут его люди неестественно
высокого роста. За гробом вели под руки черноволосую женщину, она тоже была обвязана, крест-накрест, красными лентами; на черной ее одежде ленты выделялись резко, освещая бледное лицо, густые, нахмуренные брови.
Пока она умывалась, пришла Варвара, а вслед за нею явился Маракуев в рыжем пиджаке с чужого
плеча, в серых брюках с пузырями на коленях, в
высоких сапогах.
— Н-нет, братья, — разрезал воздух
высокий, несколько истерический крик. Самгин ткнулся в спину Туробоева и, приподнявшись на пальцах ног, взглянул через его
плечо, вперед, откуда кричал
высокий голос.
— Уйди, — повторила Марина и повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого
плеча, напряженно
высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
К маленькому оратору подошла
высокая дама и, опираясь рукою о
плечо, изящно согнула стан, прошептала что-то в ухо ему, он встал и, взяв ее под руку, пошел к офицеру. Дронов, мигая, посмотрев вслед ему, предложил...
— Смирно-о! Эй, ты, рябой, — подбери брюхо! Что ты — беременная баба? Носки, носки, черт вас возьми! Сказано: пятки — вместе, носки — врозь. Харя чертова — как ты стоишь? Чего у тебя
плечо плеча выше? Эх вы, обормоты, дураково племя. Смирно-о! Равнение налево, шагом… Куда тебя черти двигают, свинья тамбовская, куда? Смирно-о! Равнение направо, ша-агом… арш! Ать — два, ать — два, левой, левой… Стой! Ну — черти не нашего бога, ну что мне с вами делать, а?
В мечтах перед ним носился образ
высокой, стройной женщины, с покойно сложенными на груди руками, с тихим, но гордым взглядом, небрежно сидящей среди плющей в боскете, легко ступающей по ковру, по песку аллеи, с колеблющейся талией, с грациозно положенной на
плечи головой, с задумчивым выражением — как идеал, как воплощение целой жизни, исполненной неги и торжественного покоя, как сам покой.
Но если б ее обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии. Несколько
высокому росту строго отвечала величина головы, величине головы — овал и размеры лица; все это в свою очередь гармонировало с
плечами,
плечи — с станом…
Вошел человек лет сорока, принадлежащий к крупной породе,
высокий, объемистый в
плечах и во всем туловище, с крупными чертами лица, с большой головой, с крепкой, коротенькой шеей, с большими навыкате глазами, толстогубый.
— Покорно благодарю, — ласково отозвался Обломов, принимая пирог, и, заглянув в дверь, уперся взглядом в
высокую грудь и голые
плечи. Дверь торопливо затворилась.
Ей по
плечу современные понятия, пробивающиеся в общественное сознание; очевидно, она черпнула где-то других идей, даже знаний, и стала неизмеримо
выше круга, где жила. Как ни старалась она таиться, но по временам проговаривалась каким-нибудь, нечаянно брошенным словом, именем авторитета в той или другой сфере знания.
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая на затылок и шею темная коса,
высокая грудь и роскошные
плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу. В галерее их не поставили бы рядом: в жизни они сходились — и он смотрел одичалыми глазами на обе.
«А вот что около меня!» — добавил я, боязливо и вопросительно поглядывая то на валы, которые поднимались около моих
плеч и локтей и
выше головы, то вдаль, стараясь угадать, приветнее ли и светлее ли других огней блеснут два фонаря на русском фрегате?
— Да что ж это, конца не будет! — говорил, затягиваясь папиросой,
высокий толстый, красный, с поднятыми
плечами и короткими руками, не переставая куривший в закрывавшие ему рот усы конвойный начальник. — Измучали совсем. Откуда вы их набрали столько? Много ли еще?
Из города донесся по воде гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный òзям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За
плечами была небольшая сумка, на голове
высокая меховая вытертая шапка.
— Добрые вести не лежат на месте! — весело проговорила
высокая, полная женщина, показываясь в дверях спальни; за ее
плечом виднелось розовое бойкое лицо Верочки, украшенное на лбу смешным хохолком.
— Ктура годзина, пане? (который час?) — обратился со скучающим видом пан с трубкой к
высокому пану на стуле. Тот вскинул в ответ
плечами: часов у них у обоих не было.
Под шалью сказывались широкие полные
плечи,
высокая, еще совсем юношеская грудь.
Они расходились по домам из класса со своими ранчиками за
плечами, другие с кожаными мешочками на ремнях через
плечо, одни в курточках, другие в пальтишках, а иные и в
высоких сапогах со складками на голенищах, в каких особенно любят щеголять маленькие детки, которых балуют зажиточные отцы.
Ему опять внушили, что он и тут преувеличивает, что господин Калганов хоть и
выше его ростом, но лишь немного, и разве только вот панталоны выйдут длинноваты. Но сюртук оказался действительно узок в
плечах.
Главный кассир начал ходить по комнате. Впрочем, он более крался, чем ходил, и таки вообще смахивал на кошку. На
плечах его болтался старый черный фрак, с очень узкими фалдами; одну руку он держал на груди, а другой беспрестанно брался за свой
высокий и тесный галстух из конского волоса и с напряжением вертел головой. Сапоги он носил козловые, без скрипу, и выступал очень мягко.
Митя, малый лет двадцати восьми,
высокий, стройный и кудрявый, вошел в комнату и, увидев меня, остановился у порога. Одежда на нем была немецкая, но одни неестественной величины буфы на
плечах служили явным доказательством тому, что кроил ее не только русский — российский портной.
Семья старовера состояла из его жены и 2 маленьких ребятишек. Женщина была одета в белую кофточку и пестрый сарафан, стянутый
выше талии и поддерживаемый на
плечах узкими проймами, располагавшимися на спине крестообразно. На голове у нее был надет платок, завязанный как кокошник. Когда мы вошли, она поклонилась в пояс низко, по-старинному.
— О чем загорюнился, Грицько? — вскричал
высокий загоревший цыган, ударив по
плечу нашего парубка. — Что ж, отдавай волы за двадцать!
Во всякой толпе его
плечи были
выше голов окружающих.
На другой стороне сидит здоровенный, краснорожий богатырь в одной рубахе с засученным до
плеча рукавом, перед ним цирюльник с окровавленным ланцетом — значит, уж операция кончена; из руки богатыря
высокой струей бьет, как из фонтана, кровь, а под рукой стоит крошечный мальчишка, с полотенцем через
плечо, и держит таз, большой таз, наполовину полный крови.
Положим, это еще Кречинский делал. Но Сухаревка
выше Кречинского. Часы или булавку долго ли подменить! А вот подменить дюжину штанов — это может только Сухаревка. Делалось это так: ходят малые по толкучке, на
плечах у них перекинуты связки штанов, совершенно новеньких, только что сшитых, аккуратно сложенных.
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой.
Сползла с
плеча его доха,
Под ней — кресты, мундир,
На шляпе — перья петуха.
Почтенный бригадир,
Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил
И дверцы прочного возка
Княгине отворил…
Беспоповцы не признают писанных на дереве икон, а на крестах изображений св. духа и «титлу»: И. Н. Ц. И.
Высокая и статная Аграфена и в своем понитке, накинутом кое-как на
плечи, смотрела красавицей, но в ее молодом лице было столько ужаса и гнетущей скорби, что даже у Таисьи упало сердце.