Неточные совпадения
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки была в
высшей степени действительна: она дала нравственную опору Алексею Александровичу в сознании ее
любви и уважения к нему и в особенности в том, что, как ей утешительно было думать, она почти обратила его в христианство, то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его в горячего и твердого сторонника того нового объяснения христианского учения, которое распространилось в последнее время в Петербурге.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что есть
высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и
любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего
высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства
любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую свою поэму.
Но если я и вымолвил это, то смотрел я с
любовью. Говорили мы как два друга, в
высшем и полном смысле слова. Он привел меня сюда, чтобы что-то мне выяснить, рассказать, оправдать; а между тем уже все было, раньше слов, разъяснено и оправдано. Что бы я ни услышал от него теперь — результат уже был достигнут, и мы оба со счастием знали про это и так и смотрели друг на друга.
Многие из «
высших» даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем более что здесь денег не полагалось, а была лишь
любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
Но это значило только, что в
любви его к этой женщине заключалось нечто гораздо
высшее, чем он сам предполагал, а не одна лишь страстность, не один лишь «изгиб тела», о котором он толковал Алеше.
Ведь и
любовь тоже совесть,
высшая совесть, когда человек делается и лучше, и чище, и справедливее.
Им можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в
высшей степени способен внушать к себе сильную
любовь и сильную ненависть.
Он не насильственно спасал, хотел
любви и свободы, утверждал
высшее достоинство человека.
Этот мистический брак существовал лишь на
высших ступенях посвящения в тайну
любви, но от него пойдет преображение мира.
Выражение
любви есть изречение
высшего и подлинного познания.
Я не знаю, где теперь эта коллекция и кто изучает по ней фауну Сахалина, но по немногим оставшимся экземплярам, в
высшей степени изящным, и по рассказам я мог судить о богатстве коллекции и о том, сколько знания, труда и
любви затрачено доктором Супруненко на это полезное дело.
Наслаждался внутреннею тишиною, внешних врагов не имея, доведя общество до
высшего блаженства гражданского сожития, — неужели толико чужды будем ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец,
любви чужды братния и оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равных, братий возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи?
У них, например, в секте Христова
Любовь явно заметен протест против брака: соберутся мужчины и женщины и после известных молитв — кому какая временно супружница достается, тою и владеют; в противоположность этой секте, аскетизм у них доведен в хлыстовщине до бичевания себя вервиями, и, наконец,
высшая его точка проявилась в окончательном искажении человеческой природы — это в скопцах.
Вторая причина предполагавшегося брака моего сына с падчерицею графини Зинаиды Федоровны та, что эта девушка в
высшей степени достойна
любви и уважения.
— Я? О! — начал Александр, возводя взоры к небу, — я бы посвятил всю жизнь ей, я бы лежал у ног ее. Смотреть ей в глаза было бы
высшим счастьем. Каждое слово ее было бы мне законом. Я бы пел ее красоту, нашу
любовь, природу...
Несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его чувствах и намерениях в отношении
Любовь Сергеевны, а непременно хотелось сообщить про свою
любовь к Сонечке, которая мне казалась
любовью гораздо
высшего разбора.
«
Любовь —
высший дар,
высшее чувство человека! — пишет Д.В. Григорович.
— В первой, ученической, степени масонам преподавались правила
любви и справедливости, которыми каждому человеку необходимо руководствоваться в жизни; во второй их учили, как должно бороться со своими страстями и познавать самого себя, и в третьей,
высшей степени мастера, они подготовлялись к концу жизни, который есть не что иное, как долженствующее для них вскоре настать бессмертие.
Я был здоров, силен, хорошо знал тайны отношений мужчины к женщине, но люди говорили при мне об этих тайнах с таким бессердечным злорадством, с такой жестокостью, так грязно, что эту женщину я не мог представить себе в объятиях мужчины, мне трудно было думать, что кто-то имеет право прикасаться к ней дерзко и бесстыдно, рукою хозяина ее тела. Я был уверен, что
любовь кухонь и чуланов неведома Королеве Марго, она знает какие-то иные,
высшие радости, иную
любовь.
Сей
высшей политики исполненный петербургский шпис и Вольтеру нашему отрекомендовал себя демократом, за что Туганов на бале в дворянском собрании в глаза при всех его и похвалил, добавив, что это направление самое прекрасное и особенно в настоящее время идущее кстати, так как у нас уездах в трех изрядный голод и для
любви к народу открыта широкая деятельность.
Но приходит время, когда, с одной стороны, смутное сознание в душе своей
высшего закона
любви к богу и ближнему, с другой — страдания, вытекающие из противоречий жизни, заставляют человека отречься от жизнепонимания общественного и усвоить новое, предлагаемое ему, разрешающее все противоречия и устраняющее страдания его жизни, — жизнепонимание христианское. И время это пришло теперь.
Исполнение учения только в безостановочном движении — в постигновении всё
высшей и
высшей истины, и всё в большем и большем осуществлении ее в себе всё большей и большей
любовью, а вне себя всё большим и большим осуществлением царства божия.
«Неразумно, — говорит человек общественный, — жертвовать благом своим, своей семьи, своего отечества для исполнения требований какого-то
высшего закона, требующего от меня отречения от самых естественных и добрых чувств
любви к себе, к своей семье, к родине, к отечеству, и, главное, опасно отвергать обеспечение жизни, даваемое государственным устройством».
Надо верить тому, кого любишь, — сказал он, — нет
высшего доказательства
любви.
Испуская последний вздох, я все-таки буду верить, что наука — самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, что она всегда была и будет
высшим проявлением
любви и что только ею одною человек победит природу и себя.
Прежде с
любовью, с благоговением слушали фразеров, толкующих о необходимости того или другого, о
высших стремлениях и т. п.
Эта скрытая положительность освобождается
любовью, струится во все стороны, как теплотвор, беспрерывно стремясь найти условия осуществления и выхода из области всеобщего отрицания в область свободного деяния; когда наука достигает
высшей точки, она естественно переходит самое себя.
Всякий шаг Чацкого, почти всякое слово в пьесе тесно связаны с игрой чувства его к Софье, раздраженного какою-то ложью в ее поступках, которую он и бьется разгадать до самого конца. Весь ум его и все силы уходят в эту борьбу: она и послужила мотивом, поводом к раздражениям, к тому «мильону терзаний», под влиянием которых он только и мог сыграть указанную ему Грибоедовым роль, роль гораздо большего,
высшего значения, нежели неудачная
любовь, словом, роль, для которой и родилась вся комедия.
И чем дальше от детства, чем ближе к настоящему, тем ничтожнее и сомнительнее были радости. Начиналось это с Правоведения. Там было еще кое-что истинно хорошее: там было веселье, там была дружба, там были надежды. Но в
высших классах уже были реже эти хорошие минуты. Потом, во время первой службы у губернатора, опять появились хорошие минуты: это были воспоминания о
любви к женщине. Потом всё это смешалось, и еще меньше стало хорошего. Далее еще меньше хорошего и что дальше, то меньше.
Где ни раскройте сатирические журналы, везде вам попадется — то насмешка над глупою спесью, то обличение бесчеловечных поступков, то злая выходка против эгоистических расчетов, то внушение правил человеколюбия, снисходительности к низшим, правдивости перед
высшими, честности,
любви к отечеству и пр.
Любовь к общему благу он признает весьма сильною в народе и только
высший класс общества считает удалившимся от этой
любви, по причине заражения его философскими началами полковника Вейсса.
Он придумал и учредил, сообразно с началами разумной системы общества, детские школы, в которых новая,
высшая система внешней обстановки, действуя на образование юных характеров, производила в них привычки и наклонности мирно-благожелательные и одушевляла их
любовью ко всем.
Редко, и то у
высших гениев поэзии, являлась чистая
любовь к человечеству, не возмущаемая интересами партий.
Вот почему
любовь, как
высшая тайна, — родная стихия заклинаний отсюда они появляются, вырастая, как цветы из бездны.
Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой
любви нужно исходить от
высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе.
Во имя
высшего, отвлеченного закона справедливости, а вовсе не по внушению живого чувства
любви к собратьям, вовсе не по сознанию тех прямых, настоятельных надобностей, которые указываются идущею перед нами жизнью.
Но вижу в этом только то, что люди, большинство их, к сожалению, несмотря на то, что закон их
высшей человеческой природы открыт им, всё еще продолжая жить по закону животной природы, этим лишают себя самого действительного средства самозащиты: воздаяния добром за зло, которым они могли бы пользоваться, если бы следовали не животному закону насилия, а человеческому закону
любви.
Исполнение закона бога — закона
любви, дающего
высшее благо, возможно во всяком положении.
Тот, кто обожает
высшего, у того гордость исчезает из сердца так же, как свет костра при свете солнца. Тот, чье сердце чисто и в ком нет гордости, кто кроток, постоянен и прост, кто смотрит на всякое существо, как на своего друга, и любит каждую душу, как свою, кто одинаково обращается с каждым с нежностью и
любовью, кто желает творить добро и оставил тщеславие, — в сердце того человека живет владыка жизни.
Никогда
высшие классы не проявляли столько
любви и симпатии к низшим, как теперь, а между тем никогда они не были так ненавидимы ими.
Предвечного решения Божия, которое осталось тайною даже «начальствам и властям» небесным, не мог разгадать и искуситель, дух зависти, который уже по тому самому лишен был всякой проницательности в
любви: судя по самому себе и не допуская ничего иного и
высшего, он мог рассчитывать лишь на то, что Творец, обиженный непослушанием, отвернется от мира, бросит его, как сломанную игрушку, а тогда-то и воцарится в нем сатана.
Итак, в религиозном переживании дано — и в этом есть самое его существо — непосредственное касание мирам иным, ощущение
высшей, божественной реальности, дано чувство Бога, притом не вообще, in abstracto, но именно для данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир, пред которым трепещет от страха, радости,
любви, стыда, покаяния.
Он возлюбил мир такою
любовью, которая не останавливается перед
высшей и последней жертвой — пред крестной смертью Возлюбленного Сына.
Мы непосредственно знаем себя, однако, только как личности, обособленные центры бытия, а органичность свою ощущаем лишь чрез социальную среду как внешнюю данность, нечто случайное и принудительное, не соборность, но коллектив, имеющий
высший идеал не в
любви, а в солидарности.
«Как ψιλή άνευ χαρακτήρας δπαρξις, Бог не может быть мыслим ни безусловным благом и
любовью, ни абсолютной красотою, ни совершеннейшим разумом; по своему существу Бог выше всех этих атрибутов личного бытия, — лучше, чем само благо и
любовь, совершеннее, чем сама добродетель, прекраснее, чем сама красота; его нельзя назвать и разумом в собственном смысле, ибо он выше всякой разумной природы (οίμείνων ή λογική φύσις); он не есть даже и монада в строгом смысле, но чище, чем сама монада, и проще, чем сама простота [Legat, ad Cajum Fr. 992, с: «το πρώτον αγαθόν (ό θεός) καί καλόν και εύδαίμονα και μακάριον, ει δη τάληθές ειπείν, το κρεϊττον μεν αγαθού, κάλλιον δε καλού και μακαρίου μεν μακαριώτερον. ευδαιμονίας δε αυτής εΰδαιονέστερον» (
Высшее благо — Бог — и прекрасно, и счастливо, и блаженно, если же сказать правду, то оно лучше блага, прекраснее красоты и блаженнее блаженства, счастливее самого счастья). De m. op. Pf. l, 6: «κρείττων (ό θεός) ή αυτό τάγαθόν και αυτό το καλόν, κρείττων τε και ή αρετή, και κρεϊττον ή επιστήμη».
«
Любовь не есть вывод разума, а есть сама радостная деятельность жизни, которая со всех сторон окружает нас… Люди грубыми руками ухватывают росток
любви и кричат: «вот он, мы нашли его, мы теперь знаем его, взрастим его.
Любовь,
любовь!
высшее чувство, вот оно!» И люди начинают пересаживать его, исправлять его и захватывают, заминают его так, что росток умирает, не расцветши, и те же или другие люди говорят: все это вздор, пустяки, сентиментальность».
Глубокое отъединение, глубокая вражда лежит между мужчиною и женщиною. В душах —
любовь к мучительству и мученичеству, жажда власти и жажда унижения, — все, кроме способности к слиянному общению с жизнью. Душа как будто заклята злым колдуном. Горячо и нежно загораются в ней светлые огоньки
любви, но наружу они вырываются лишь темными взрывами исступленной ненависти.
Высшее счастье
любви — это мучить и терзать любимое существо.
И говорить: «Господи, да будет воля Твоя!» И чувствовать над собою
высшую скорбь и
любовь, и, отрешившись от своей воли, предать ее, не рассуждая, в руки
высшей воли.
«Я не могу быть счастлив, — пишет самоубийца, — даже и при самом
высшем и непосредственном счастье
любви к ближнему и
любви ко мне человечества, ибо знаю, что завтра же все это будет уничтожено: и я, и все счастье это, и вся
любовь, и все человечество — обратимся в ничто, в прежний хаос.