Неточные совпадения
Васенька, лежа на животе и
вытянув одну
ногу в чулке, спал так крепко, что нельзя было от него добиться ответа.
Даже и Ласка, спавшая свернувшись кольцом, в краю сена, неохотно встала и лениво, одну за другой,
вытягивала и расправляла свои задние
ноги.
Как будто не зная, какою прежде ступить
ногой, Фру-Фру,
вытягивая длинною шеей поводья, тронулась, как на пружинах, покачивая седока на своей гибкой спине.
Рядом с Анной на серой разгоряченной кавалерийской лошади,
вытягивая толстые
ноги вперед и, очевидно, любуясь собой, ехал Васенька Весловский в шотландском колпачке с развевающимися лентами, и Дарья Александровна не могла удержать веселую улыбку, узнав его. Сзади их ехал Вронский. Под ним была кровная темно-гнедая лошадь, очевидно разгорячившаяся на галопе. Он, сдерживая ее, работал поводом.
Можно просидеть несколько часов, поджав
ноги в одном и том же положении, если знаешь, что ничто не помешает переменить положение; но если человек знает, что он должен сидеть так с поджатыми
ногами, то сделаются судороги,
ноги будут дергаться и тискаться в то место, куда бы он хотел
вытянуть их.
Базаров высунулся из тарантаса, а Аркадий
вытянул голову из-за спины своего товарища и увидал на крылечке господского домика высокого, худощавого человека с взъерошенными волосами и тонким орлиным носом, одетого в старый военный сюртук нараспашку. Он стоял, растопырив
ноги, курил длинную трубку и щурился от солнца.
Явился писатель Никодим Иванович, тепло одетый в толстый, коричневый пиджак, обмотавший шею клетчатым кашне; покашливая в рукав, он ходил среди людей, каждому уступая дорогу и поэтому всех толкал. Обмахиваясь веером, вошла Варвара под руку с Татьяной; спросив чаю, она села почти рядом с Климом,
вытянув чешуйчатые
ноги под стол. Тагильский торопливо надел измятую маску с облупившимся носом, а Татьяна, кусая бутерброд, сказала...
Туробоев отошел в сторону, Лютов,
вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной рубахе без пояса; полторы
ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
Солдат упал вниз лицом, повернулся на бок и стал судорожно щупать свой живот. Напротив, наискось, стоял у ворот такой же маленький зеленоватый солдатик, размешивал штыком воздух, щелкая затвором, но ружье его не стреляло. Николай, замахнувшись ружьем, как палкой, побежал на него; солдат, выставив вперед левую
ногу,
вытянул ружье, стал еще меньше и крикнул...
Варавка сидел небрежно развалив тело свое в плетеном кресле,
вытянув короткие
ноги, сунув руки в карманы брюк, — казалось, что он воткнул руки в живот свой.
Над крыльцом дугою изгибалась большая, затейливая вывеска, — на белом поле красной и синей краской были изображены: мужик в странной позе — он стоял на одной
ноге,
вытянув другую вместе с рукой над хомутом, за хомутом — два цепа; за ними — большой молоток; дальше — что-то непонятное и — девица с парнем; пожимая друг другу руки, они целовались.
Освещая стол, лампа оставляла комнату в сумраке, наполненном дымом табака; у стены,
вытянув и неестественно перекрутив длинные
ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся, глядя в пол, рядом — Алексей Гогин и человек в поддевке и смазных сапогах, похожий на извозчика; вспыхнувшая в углу спичка осветила курчавую бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам, сел и так осторожно
вытянул длинные
ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на
ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.
Торопливо закурив папиросу, он
вытянул под стол уставшие
ноги, развалился на стуле и тотчас же заговорил, всматриваясь в лицо Самгина пристально, с бесцеремонным любопытством...
Пара серых лошадей бежала уже далеко, а за ними, по снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно
вытянув шею, шла на трех
ногах и хрипела, а вместо четвертой в снег упиралась толстая струя крови; другая лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
Вдоль стены — шесть корчаг, а за ними, в углу на ящике, сидел, прислонясь к стене затылком и спиною,
вытянув длинные, тонкие
ноги верблюда, человек в сером подряснике.
— Обязательно! — сказал он и, плотно сложив длинные
ноги свои,
вытянув их, преградил, как шлагбаумом, дорогу Айно к столу. Самгин даже вздрогнул, ему показалось, что Долганов сделал это из озорства, но, когда Айно, — это уж явно нарочно! — подобрав юбку, перешагнула через
ноги ниже колен, Долганов одобрительно сказал...
Размахивая шляпой, он указал ею на жандарма; лицо у него было серое, на висках выступил пот, челюсть тряслась, и глаза, налитые кровью, гневно блестели. Он сидел на постели в неудобной позе,
вытянув одну
ногу, упираясь другою в пол, и рычал...
— Какая скука! — шептал он, то
вытягивая, то поджимая
ноги.
Ему показалось неловко дремать сидя, он перешел на диван, положил голову на мягкую обивку дивана; а
ноги вытянул. «Освежусь немного, потом примусь…» — решил он… и вскоре заснул. В комнате раздавалось ровное, мерное храпенье.
Молодые чиновники в углу, завтракавшие стоя, с тарелками в руках, переступили с
ноги на
ногу; девицы неистово покраснели и стиснули друг другу, как в большой опасности, руки; четырнадцатилетние птенцы, присмиревшие в ожидании корма, вдруг
вытянули от стены до окон и быстро с шумом повезли назад свои скороспелые
ноги и выронили из рук картузы.
Лишь только завидит кого-нибудь равного себе, сейчас колени у него начинают сгибаться, он точно извиняется, что у него есть
ноги, потом он быстро наклонится, будто переломится пополам, руки
вытянет по коленям и на несколько секунд оцепенеет в этом положении; после вдруг выпрямится и опять согнется, и так до трех раз и больше.
Петух с своим качающимся красным гребнем казался совершенно спокойным и только закатывал глаза, то
вытягивал, то поднимал одну черную
ногу, цепляя когтями за занавеску девушки.
Конвойный поднял обутые в коты без подверток
ноги и поставил и
вытянул их под козла.
Тэке, мотнув несколько раз головой и звонко ударив передними
ногами в землю, кокетливо подошел к девушке,
вытянув свою атласную шею, и доверчиво положил небольшую умную голову прямо на плечо хозяйки.
Половодов скрепя сердце тоже присел к столу и далеко
вытянул свои поджарые
ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова таким взглядом, как будто хотел сказать: «Ну, друзья, что-то вы теперь будете делать… Посмотрим!» Ляховский в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг, сдвинул свои очки совсем на лоб и проговорил деловым тоном...
— Я так рад видеть вас наконец, Сергей Александрыч, — говорил Половодов,
вытягивая под столом свои длинные
ноги. — Только надолго ли вы останетесь с нами?
— Немножко еще потерпите, Игнатий Львович, — отвечал Половодов,
вытягивая свои длинные
ноги. — Ведь вы знаете, что для нас теперь самое важное — выиграть время… А когда Оскар Филипыч устроит все дело, тогда мы с Николаем Иванычем не так заговорим.
Я так ушел в свои думы, что совершенно забыл, зачем пришел сюда в этот час сумерек. Вдруг сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и увидел какое-то несуразное и горбатое животное с белыми
ногами.
Вытянув вперед свою большую голову, оно рысью бежало по лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное пулей. Через минуту я увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Он плясал; то с удальством потряхивал, то, словно замирая, поводил маленькой лысой головкой,
вытягивал жилистую шею, топотал
ногами на месте, иногда, с заметным трудом, сгибал колени.
Старик
вытянул свою темно-бурую, сморщенную шею, криво разинул посиневшие губы, сиплым голосом произнес: «Заступись, государь!» — и снова стукнул лбом в землю. Молодой мужик тоже поклонился. Аркадий Павлыч с достоинством посмотрел на их затылки, закинул голову и расставил немного
ноги.
Не говоря ни слова, встал он с места, расставил
ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и
вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, — и всё ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: «Не мечите бисер перед свиньями»…
Цитирую его «Путешествие в Арзрум»: «…Гасан начал с того, что разложил меня на теплом каменном полу, после чего он начал ломать мне члены,
вытягивать суставы, бить меня сильно кулаком: я не чувствовал ни малейшей боли, но удивительное облегчение (азиатские банщики приходят иногда в восторг, вспрыгивают вам на плечи, скользят
ногами по бедрам и пляшут на спине вприсядку).
Конечно, недаром он к нему ездит, хочет что-нибудь
вытянуть, но и то надо сказать, что волка
ноги кормят.
Встряхнув кудрями, он сгибался над гитарой,
вытягивал шею, точно гусь; круглое, беззаботное лицо его становилось сонным; живые, неуловимые глаза угасали в масленом тумане, и, тихонько пощипывая струны, он играл что-то разымчивое, невольно поднимавшее на
ноги.
Когда же тетерев
вытянул шею, встал на
ноги, беспрестанно повертывает голову направо и налево или, делая боковые шаги к тонкому концу сучка, потихоньку кудахчет, как курица, то охотник должен стрелять немедленно, если подъехал уже в меру: тетерев сбирается в путь; он вдруг присядет и слетит.
Все три породы — отличные бегуны, особенно кроншнеп малого рода: когда станет к нему приближаться человек, то он, согнувши несколько свои длинные
ноги,
вытянув шею и наклонив немного голову, пускается так проворно бежать, что глаз не успевает следить за ним, и, мелькая в степной траве какою-то вьющеюся лентою, он скоро скрывается от самого зоркого охотника.
Должно заметить общую особенность дупелей, бекасов, гаршнепов и особенно вальдшнепов: они никогда не выпрямляются на
ногах и не
вытягивают своих шей, как обыкновенные береговые кулики; ножки и шейки их всегда как-то согнуты или скорчены, что и дает им особенную посадку. Самцов от самок различить по перьям очень трудно.
Вообще стрепет сторожек, если стоит на
ногах или бежит, и смирен, если лежит, хотя бы место было совершенно голо: он
вытянет шею по земле, положит голову в какую-нибудь ямочку или впадинку, под наклонившуюся травку, и думает, что он спрятался; в этом положении он подпускает к себе охотника (который никогда не должен ехать прямо, а всегда около него и стороною) очень близко, иногда на три и на две сажени.
Кроншнеп, зачерпнув носом воды, проворно оборачивает голову и нос нижнею стороной кверху, чем и удерживает в нем воду, как в вогнутом сосуде; еще проворнее заворачивает он назад голову и нос, в том же обращенном положении поддевает под
ногу (для чего одну
ногу подгибает), потом быстро
вытягивает вверх голову и спускает воду в горло… операция довольно мудреная, которую кроншнеп выполняет очень ловко и легко.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали под
ногами вязкий и влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью,
вытянув вперед руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.
Ясно, что жена для него вроде резиновой куколки, которою забавляются дети: то
ноги ей
вытянут, то голову сплющат или растянут, и смотрят, какой из этого вид будет.
— Чему вы-таки веселитесь, Иван Семеныч? — удивлялся Овсянников,
вытягивая свои
ноги, как палки.
Мало-помалу он
вытянул из ила одну
ногу, потом другую и, наконец, стиснув от боли зубы, сделал один шаг, потом ступил еще десять шагов и выбрел на берег.
Все девицы, кроме гордой Жени, высовываются из окон. Около треппелевского подъезда действительно стоит лихач. Его новенькая щегольская пролетка блестит свежим лаком, на концах оглобель горят желтым светом два крошечных электрических фонарика, высокая белая лошадь нетерпеливо мотает красивой головой с голым розовым пятном на храпе, перебирает на месте
ногами и прядет тонкими ушами; сам бородатый, толстый кучер сидит на козлах, как изваяние,
вытянув прямо вдоль колен руки.
Но я заметил, что для больших людей так сидеть неловко потому, что они должны были не опускать своих
ног, а
вытягивать и держать их на воздухе, чтоб не задевать за землю; я же сидел на роспусках почти с
ногами, и трава задевала только мои башмаки.
— Как он ему ноги-то
вытягивает, вот это отлично! — заметил Замин.
Уткнув нос в землю и
вытянув хвост палкой, красавица Brunehaut шла впереди с той грацией, с какой ходят только кровные пойнтеры; она едва касалась земли своими тонкими и сильными
ногами, вынюхивая каждую кочку.
Внимание ее обострялось. С высоты крыльца она ясно видела избитое, черное лицо Михаила Ивановича, различала горячим блеск его глаз, ей хотелось, чтобы он тоже увидал ее, и она, приподнимаясь на
ногах,
вытягивала шею к нему.
— Так! — сказал офицер, откидываясь на спинку стула. Хрустнул пальцами тонких рук,
вытянул под столом
ноги, поправил усы и спросил Николая...