Неточные совпадения
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял
под руку мать; но когда они уже
выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.
— Последнее вы уж доказали, — отвечал я ему холодно и, взяв
под руку драгунского капитана,
вышел из комнаты.
Мы
вышли вместе с Грушницким; на улице он взял меня
под руку и после долгого молчания сказал...
А иногда же, все позабывши, перо чертило само собой, без ведома хозяина, маленькую головку с тонкими, острыми чертами, с приподнятой легкой прядью волос, упадавшей из-под гребня длинными тонкими кудрями, молодыми обнаженными
руками, как бы летевшую, — и в изумленье видел хозяин, как
выходил портрет той, с которой портрета не мог бы написать никакой живописец.
Хотя мне в эту минуту больше хотелось спрятаться с головой
под кресло бабушки, чем
выходить из-за него, как было отказаться? — я встал, сказал «rose» [роза (фр.).] и робко взглянул на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то
рука в белой перчатке очутилась в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими ногами.
Он бросился стремглав на топор (это был топор) и вытащил его из-под лавки, где он лежал между двумя поленами; тут же, не
выходя, прикрепил его к петле, обе
руки засунул в карманы и
вышел из дворницкой; никто не заметил!
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал
под колесо. И
выходит, что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул
рукой.) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не в ладу, не в ладу сама с собой, — продолжала она, взяв Клима
под руку и
выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают, в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
Он почувствовал это тотчас же, как только
вышел на улицу
под руку с женой, сопровождаемой Брагиным и Кумовым.
Шествие замялось. Вокруг гроба вскипело не быстрое, но вихревое движение, и гроб — бесформенная масса красных лент, венков, цветов — как будто поднялся выше; можно было вообразить, что его держат не на плечах, а на
руках, взброшенных к небу. Со двора консерватории
вышел ее оркестр, и в серый воздух,
под низкое, серое небо мощно влилась величественная музыка марша «На смерть героя».
Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять, из магазина
вышел коренастый человек, с бритым лицом
под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами из меха, взмахнул
рукой и, громко сказав: «В дантиста!» — выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывеске исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его...
Она
вышла из школы, ведя
под руку Алину, сзади их морщилось лицо Лютова. Всхлипывая, Алина говорила...
— Странный город, — говорила Спивак, взяв Клима
под руку и как-то очень осторожно шагая по дорожке сада. — Такой добродушно ворчливый. Эта воркотня — первое, что меня удивило, как только я
вышла с вокзала. Должно быть, скучно здесь, как в чистилище. Часто бывают пожары? Я боюсь пожаров.
Из флигеля
выходили, один за другим, темные люди с узлами, чемоданами в
руках, писатель вел
под руку дядю Якова. Клим хотел выбежать на двор, проститься, но остался у окна, вспомнив, что дядя давно уже не замечает его среди людей. Писатель подсадил дядю в экипаж черного извозчика, дядя крикнул...
Против Самгина лежал вверх лицом, закрыв глаза, длинноногий человек, с рыжей, остренькой бородкой, лежал сунув
руки под затылок себе. Крик Пыльникова разбудил его, он сбросил ноги на пол, сел и, посмотрев испуганно голубыми глазами в лицо Самгина, торопливо
вышел в коридор, точно спешил на помощь кому-то.
Из палисадника красивого одноэтажного дома
вышла толстая, важная дама, а за нею — высокий юноша, весь в новом, от панамы на голове до рыжих американских ботинок, держа
под мышкой тросточку и натягивая на правую
руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но — счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем.
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок,
выйдет в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза
рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую
под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Викентьев посмотрел на них обеих пристально, потом вдруг
вышел на середину комнаты, сделал сладкую мину, корпус наклонил немного вперед,
руки округлил, шляпу взял
под мышку.
— И я добра вам хочу. Вот находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня!
Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас
руки, вместо вас ходил бы по полям,
под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он себя, тогда как он, с первой же встречи с Марфенькой, передал полотну ее черты,
под влиянием первых впечатлений, и черты эти
вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и
рук“, — думал он. А портрета Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто не мешает, страсти у него нет, она его не убегает… Имея портрет, легче писать и роман: перед глазами будет она, как живая…
Она
выходила гулять, когда он пришел. Глаза у ней были, казалось, заплаканы, нервы видимо упали, движения были вялы, походка медленна. Он взял ее
под руку, и так как она направлялась из сада к полю, он думал, что она идет к часовне, повел ее по лугу и по дорожке туда.
Опираясь на него, я
вышел «на улицу» в тот самый момент, когда палуба вдруг как будто вырвалась из-под ног и скрылась, а перед глазами очутилась целая изумрудная гора, усыпанная голубыми волнами, с белыми, будто жемчужными, верхушками, блеснула и тотчас же скрылась за борт. Меня стало прижимать к пушке, оттуда потянуло к люку. Я обеими
руками уцепился за леер.
На другой день, когда
вышли из Зунда, я спросил, отчего все были в такой тревоге, тем более что средство, то есть Копенгаген и пароход, были
под рукой?
Выбрав из десятка галстуков и брошек те, какие первые попались
под руку, — когда-то это было ново и забавно, теперь было совершенно всё равно, — Нехлюдов оделся в вычищенное и приготовленное на стуле платье и
вышел, хотя и не вполне свежий, но чистый и душистый, в длинную, с натертым вчера тремя мужиками паркетом столовую с огромным дубовым буфетом и таким же большим раздвижным столом, имевшим что-то торжественное в своих широко расставленных в виде львиных лап резных ножках.
— Вместе
выйдем, — сказал Нехлюдов, с удовольствием пожимая сильную, широкую
руку Богатырева и, как всегда,
под приятным впечатлением чего-то здорового, бессознательного, свежего, расстался с ним на крыльце его дома.
Выйдя в коридор, секретарь встретил Бреве. Подняв высоко плечи, он, в расстегнутом мундире, с портфелем
под мышкой, чуть не бегом, постукивая каблуками и махая свободной
рукой так, что плоскость
руки была перпендикулярна к направлению его хода, быстро шагал по коридору.
Отыскали покладистых старичков, те
под пьяную
руку подмахнули за все общество уставную грамоту, и дело пошло гулять по всем мытарствам. Мастеровые и крестьяне всеми способами старались доказать неправильность составленной уставной грамоты и то, что общество совсем не уполномачивало подписывать ее каких-то сомнительных старичков. Так дело и тянулось из года в год. Мужики нанимали адвокатов, посылали ходоков, спорили и шумели с мировым посредником, но из этого решительно ничего не
выходило.
Меня всегда удивляла находчивость гольда. Кажется, не было такого затруднительного положения, из которого он не сумел бы
выйти. Все, что ему было нужно, он находил тут же, около себя,
под рукою.
Он долго не мог отыскать свою шляпу; хоть раз пять брал ее в
руки, но не видел, что берет ее. Он был как пьяный; наконец понял, что это
под рукою у него именно шляпа, которую он ищет,
вышел в переднюю, надел пальто; вот он уже подходит к воротам: «кто это бежит за мною? верно, Маша… верно с нею дурно!» Он обернулся — Вера Павловна бросилась ему на шею, обняла, крепко поцеловала.
Так-то, Огарев,
рука в
руку входили мы с тобою в жизнь! Шли мы безбоязненно и гордо, не скупясь, отвечали всякому призыву, искренно отдавались всякому увлечению. Путь, нами избранный, был не легок, мы его не покидали ни разу; раненные, сломанные, мы шли, и нас никто не обгонял. Я дошел… не до цели, а до того места, где дорога идет
под гору, и невольно ищу твоей
руки, чтоб вместе
выйти, чтоб пожать ее и сказать, грустно улыбаясь: «Вот и все!»
Барин делает полуоборот, чтоб снова стать на молитву, как взор его встречает жену старшего садовника, которая
выходит из садовых ворот.
Руки у нее заложены
под фартук: значит, наверное, что-нибудь несет. Барин уж готов испустить крик, но садовница вовремя заметила его в окне и высвобождает
руки из-под фартука; оказывается, что они пусты.
Хотя Харитон Артемьич и предупредил зятя относительно Булыгиных, а сам не утерпел и
под пьяную
руку все разболтал в клубе. Очень уж ловкий анекдот
выходил. Это происшествие облетело целый город, как молния. Очень уж постарался Илья Фирсыч. Купцы хохотали доупаду. А тут еще суслонский поп ходит по гостиному двору и рассказывает, как Полуянов морозит у него на погребе скоропостижное девичье тело.
Это помешало мне проводить мать в церковь к венцу, я мог только
выйти за ворота и видел, как она
под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она шла по остриям гвоздей.
Теперь из-под
рук выходили уже не трескучие мудреные «пьесы», а тихая песня, грустная украинская думка звенела и плакала в темных комнатах, размягчая материнское сердце.
Дело в том, что всего две недели назад он получил
под рукой одно известие, хоть и короткое и потому не совсем ясное, но зато верное, о том, что Настасья Филипповна, сначала пропавшая в Москве, разысканная потом в Москве же Рогожиным, потом опять куда-то пропавшая и опять им разысканная, дала наконец ему почти верное слово
выйти за него замуж.
Перед каждым на виду висит долбица умножения, а
под рукою стирабельная дощечка: все, что который мастер делает, — на долбицу смотрит и с понятием сверяет, а потом на дощечке одно пишет, другое стирает и в аккурат сводит: что на цыфирях написано, то и на деле
выходит.
Лаврецкий
вышел из дома в сад, сел на знакомой ему скамейке — и на этом дорогом месте, перед лицом того дома, где он в последний раз напрасно простирал свои
руки к заветному кубку, в котором кипит и играет золотое вино наслажденья, — он, одинокий, бездомный странник,
под долетавшие до него веселые клики уже заменившего его молодого поколения, — оглянулся на свою жизнь.
Вязмитинов встал, взял его
под руку и тихо
вышел с ним в библиотеку Петра Лукича, где Розанов скоро и заснул на одном из диванов.
Когда они
вышли на улицу, Володя взял ее
под руку и сказал умоляющим голосом...
Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к ручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною
рукой и начала говорить, немного нараспев: «В некиим царстве, в некиим государстве…» Это
вышла сказка
под названием «Аленький цветочек» [Эту сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов не один десяток раз, потому что она мне очень нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
Выходишь, бывало, сначала
под навес какой-то, оттуда в темные сени с каменными сводами и с кирпичным, выбитым просительскими ногами полом, нащупаешь дверь, пропитанную потом просительских
рук, и очутишься в узком коридоре.
В левом углу зала отворилась высокая дверь, из нее, качаясь,
вышел старичок в очках. На его сером личике тряслись белые редкие баки, верхняя бритая губа завалилась в рот, острые скулы и подбородок опирались на высокий воротник мундира, казалось, что
под воротником нет шеи. Его поддерживал сзади
под руку высокий молодой человек с фарфоровым лицом, румяным и круглым, а вслед за ними медленно двигались еще трое людей в расшитых золотом мундирах и трое штатских.
Никто не отзывался. Было темно,
под ногами мягко, и пахло навозом. Направо от двери в стойле стояла пара молодых саврасых. Петр Николаич протянул
руку — пусто. Он тронул ногой. Не легла ли? Нога ничего не встретила. «Куда ж они ее вывели?» подумал он. Запрягать — не запрягали, сани еще все наружи. Петр Николаич
вышел из двери и крикнул громко...
Сидевшая с ним рядом Полина тоже постарела и была худа, как мумия. Во всю последнюю станцию Калинович ни слова не проговорил с женой и вообще не обращал на нее никакого внимания. У подъезда квартиры, когда он стал
выходить из экипажа, соскочивший с своего тарантаса исправник хотел было поддержать его
под руку.
На ее глазах Калинович подъехал к своему крыльцу,
вышел сам первый, а потом, высадив Минаеву, как жену,
под руку, скрылся с нею за свою стеклянную дверь.
Можно будет распустить
под рукой слух, что это старая ваша любовь, на которую мать была не согласна, потому что он нечиновен; но для сердца вашего, конечно, не может существовать подобного препятствия: вы
выходите за него, и прекрасно!
У Палагеи Евграфовны были красные, наплаканные пятна
под глазами; даже Терка с каким-то чувством поймал и поцеловал
руку Калиновича, а разрумянившаяся от водки приказничиха поцеловалась с ним три раза. Все
вышли потом проводить на крыльцо.
Высокий, немного сутуловатый пехотный офицер, натягивая на
руку не совсем белую, но опрятную перчатку,
вышел из калитки одного из маленьких матросских домиков, нагороженных на левой стороне Морской улицы, и, задумчиво глядя себе
под ноги, направился в гору к бульвару.
Пьеса кончилась. Марья Николаевна попросила Санина накинуть на нее шаль и не шевелилась, пока он окутывал мягкой тканью ее поистине царственные плечи. Потом она взяла его
под руку,
вышла в коридор — и чуть не вскрикнула: у самой двери ложи, как некое привидение, торчал Дöнгоф; а из-за его спины выглядывала паскудная фигурка висбаденского критика. Маслянистое лицо «литтерата» так и сияло злорадством.
Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел было позвонить кельнера и послать ее с ним… «Нет! этак неловко… Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми — неловко тоже. Притом уже ночь на дворе — и он, пожалуй, уже ушел из магазина». Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и
вышел на улицу; повернул за угол, за другой — и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой
под мышкой, со свертком бумаги в
руке, молодой энтузиаст спешил домой.