Неточные совпадения
Нет ничего важнее внутренней работы
в одиночестве с богом. Работа эта
в том, чтобы останавливать себя
в желании
блага своей
животной личности, напоминать себе бессмысленность телесной жизни. Только когда один с собой с богом, и можно делать это. Когда с людьми, тогда уже поздно. Когда с людьми, то поступишь хорошо только тогда, когда заготовил способность самоотречения
в уединении,
в обществе с богом.
Любовь очень часто
в представлении таких людей, признающих жизнь
в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для
блага своего ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих людей, чтобы обеспечить своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу людям; это то чувство, по которому человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
Истинная любовь всегда имеет
в основе своей отречение от
блага личности и возникающее от того благоволение ко всем людям. Только на этом общем благоволении может вырости истинная любовь к известным людям — своим или чужим. И только такая любовь дает истинное
благо жизни и разрешает кажущееся противоречие
животного и разумного сознания.
Стоит человеку признать свою жизнь
в стремлении к
благу других, и уничтожается обманчивая жажда наслаждений; праздная же и мучительная деятельность, направленная на наполнение бездонной бочки
животной личности, заменяется согласной с законами разума деятельностью поддержания жизни других существ, необходимой для его
блага, и мучительность личного страдания, уничтожающего деятельность жизни, заменяется чувством сострадания к другим, вызывающим несомненно плодотворную и самую радостную деятельность.
Истинная жизнь человека, проявляющаяся
в отношении его разумного сознания к его
животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание
блага животной личности. Отрицание же
блага животной личности начинается тогда, когда пробуждается разумное сознание.
Они вступают
в брак, заводятся семьей, и жадность к приобретению
благ животной жизни усиливается оправданием семьи: борьба с другими ожесточается и устанавливается (инерция) привычка жизни только для
блага личности.
Обнаружение истинной жизни состоит
в том, что
животная личность влечет человека к своему
благу, разумное же сознание показывает ему невозможность личного
блага и указывает какое-то другое
благо.
Третья причина бедственности личной жизни была — страх смерти. Стоит человеку признать свою жизнь не
в благе своей
животной личности, а
в благе других существ, и пугало смерти навсегда исчезает из глаз его.
Сознание
личности для человека — не жизнь, но тот предел, с которого начинается его жизнь, состоящая всё
в большем и большем достижении свойственного ему
блага, независимого от
блага животной личности.
Мы знаем их только потому, что
в них видим
личность, подобную нашей
животной личности, которая так же, как и наша, стремится к
благу и подчиняет проявляющемуся
в ней закону разума вещество,
в условиях пространства и времени.
Вслед за
животными мы видим растения,
в которых мы уже с трудом узнаем подобную нам
личность, стремящуюся к
благу.
Любовь очень часто
в представлении людей, признающих жизнь
в животной личности, — то самое чувство, вследствие которого для
блага своего ребенка одна мать отнимает у другого голодного ребенка молоко его матери и страдает от беспокойства за успех кормления; то чувство, по которому отец, мучая себя, отнимает последний кусок хлеба у голодающих людей, чтобы обеспечить своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; то чувство, по которому бывает даже, что человек из любви насильничает женщину; это то чувство, по которому люди одного товарищества наносят вред другим, чтобы отстоять своих; это то чувство, по которому человек мучает сам себя над любимым занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
Не из познаний законов вещества, как это думают, мы можем познавать закон организмов, и не из познания закона организмов мы можем познавать себя, как разумное сознание, но наоборот. Прежде всего мы можем и нам нужно познать самих себя, т. е. тот закон разума, которому для нашего
блага должна быть подчинена наша
личность, и тогда только нам можно и нужно познать и закон своей
животной личности и подобных ей
личностей, и, еще
в большем отдалении от себя, законы вещества.
Сколько бы ни изучал человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им
в себе и других, жизнь, совершающуюся без его усилий, — жизнь эта всегда останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений не поймет эту несознаваемую им жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся от него
в бесконечность пространства и времени, жизнью никак не осветит свою истинную жизнь, открытую ему
в его сознании и состоящую
в подчинении его совершенно особенной от всех и самой известной ему
животной личности совершенно особенному и самому известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого известного ему
блага.
Любовь — это не есть пристрастие к тому, что увеличивает временное
благо личности человека, как любовь к избранным лицам или предметам, а то стремление к
благу того, что вне человека, которое остается
в человеке после отречения от
блага животной личности.
В чем бы ни состояло истинное
благо человека, для него неизбежно отречение его от
блага животной личности. Отречение от
блага животной личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь
в подчинении разумному сознанию, то он совершается
в каждом человеке насильно при плотской смерти его
животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей
личности и перейти
в другой вид существования.
Следующее за этим по достоверности знание есть знание таких же
животных личностей, как и мы,
в которых мы узнаем общее с нами стремление к
благу и общее с нами разумное сознание.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей
животной личности совершающийся, закон и есть закон нашей жизни, есть старинное заблуждение,
в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение
животной личности разуму для достижения
блага жизни, ставит на место его изучение существования людей, независимо от
блага жизни.
Ведь то же и с разумом, посредством которого я познаю. Если бы я мог видеть то, что за пределами моего разума, я бы не видал того, что
в пределах его. А для
блага моей истинной жизни мне нужнее всего знать то, чему я должен подчинить здесь и теперь свою
животную личность для того, чтобы достигнуть
блага жизни. И разум открывает мне это, открывает мне
в этой жизни тот единый путь, на котором я не вижу прекращение своего
блага.
Жизнь есть стремление к
благу. Стремление к
благу есть жизнь. Так понимали, понимают и всегда будут понимать жизнь все люди. И потому жизнь человека есть стремление к человеческому
благу, а стремление к человеческому
благу и есть жизнь человеческая. Толпа, люди не мыслящие, понимают
благо человека
в благе его
животной личности.
Изучение всего этого важно для человека, показывая ему, как
в отражении, то, что необходимо совершается
в его жизни; но очевидно, что знание того, что уже совершается и видимо нами, как бы оно ни было полно, не может дать нам главного знания, которое нужно нам, — знания того закона, которому должна для нашего
блага быть подчинена наша
животная личность.
Но дело
в том, что не рассуждать о любви могут только те люди, которые уже употребили свой разум на понимание жизни и отреклись от
блага личной жизни; те же люди, которые не поняли жизни и существуют для
блага животной личности, не могут не рассуждать.
Возможность истинной любви начинается только тогда, когда человек понял, что нет для него
блага его
животной личности. Только тогда все соки жизни переходят
в один облагороженный черенок истинной любви, разростающийся уже всеми силами ствола дичка
животной личности. Учение Христа и есть прививка этой любви, как Он и сам сказал это. Он сказал, что Он, Его любовь, есть та одна лоза, которая может приносить плод, и что всякая ветвь, не приносящая плода, отсекается.
Не может не видеть человек, что существование его
личности от рождения и детства до старости и смерти есть не что иное, как постоянная трата и умаление этой
животной личности, кончающееся неизбежной смертью; и потому сознание своей жизни
в личности, включающей
в себя желание увеличения и неистребимости
личности, не может не быть неперестающим противоречием и страданием, не может не быть злом, тогда как единственный смысл его жизни есть стремление к
благу.
Не понимая того, что
благо и жизнь наша состоят
в подчинении своей
животной личности закону разума, и принимая
благо и существование своей
животной личности за всю нашу жизнь, и отказываясь от предназначенной нам работы жизни, мы лишаем себя истинного нашего
блага и истинной нашей жизни и на место ее подставляем то видимое нам существование нашей
животной деятельности, которое совершается независимо от нас и потому не может быть нашей жизнью.
Следующее по достоверности знание есть наше знание
животных,
в которых мы видим
личность, подобно нашей стремящуюся к
благу, но уже чуть узнаем подобие нашего разумного сознания, и с которыми мы уже не можем общаться этим разумным сознанием.
Жизнь человек знает
в себе как стремление к
благу, достижимому подчинением своей
животной личности закону разума.
Животная личность,
в которой застает себя человек и которую он призван подчинять своему разумному сознанию, есть не преграда, но средство, которым он достигает цели своего
блага:
животная личность для человека есть то орудие, которым он работает.
Но разумное сознание всегда показывает человеку, что удовлетворение требований его
животной личности не может быть его
благом, а потому и его жизнью, и неудержимо влечет его к тому
благу и потому к той жизни, которая свойственна ему и не умещается
в его
животной личности.