Неточные совпадения
Гость начал рассказывать между тем, как пан Данило,
в час откровенной беседы, сказал ему: «Гляди,
брат Копрян: когда волею Божией не будет меня на свете, возьми
к себе жену, и пусть будет она твоею женою…»
В августе был у меня Яков Дмитриевич; объезжая округ, он из Перми завернул ко мне и
погостил четыре дня. Вполне наш. Это был праздник — добрый человек, неизменно привязанный
к нам по старине. Велел очень кланяться тебе и
брату. Он очень жалеет, что не мог быть у вас за Байкалом до выезда из Иркутска. Теперь его постоянное жительство
в Омске. Сашенька здорова, но все же опасаются нервических ее припадков.
— Ни, ни! — возразил Еспер Иваныч, отрицательно мотнув головой, и потом грустным голосом прибавил: — Эх,
брат, Михайло Поликарпыч,
погости: придет время, и приехал бы
в Новоселки, да уж не
к кому!
Прокурор не ездил обыкновенно
к брату на эти вечера, но
в настоящий вечер приехал, потому что Виссарион, желая как можно более доставить удовольствия и развлечения
гостям, выдумал пригласить
к себе приехавшего
в город фокусника, а Иларион, как и многие умные люди, очень любил фокусы и смотрел на них с величайшим вниманием и любопытством.
Только вечером, уже
в восьмом часу, я застал его дома.
К удивлению моему, у него сидели
гости — Алексей Нилыч и еще один полузнакомый мне господин, некто Шигалев, родной
брат жены Виргинского.
По воскресеньям
к Лотте ходит «ейный» двоюродный
брат, и тогда Агатон на целый день уходит из дома, сначала
в греческую кухмистерскую, потом на ералаш (по 1 /10 копейки за пункт)
к кому-нибудь из бывших помпадуров, который еще настолько богат средствами, чтоб на сон грядущий побаловать своих
гостей рюмкой очищенной и куском селедки.
Сейчас послали грамоту
к Степану Михайловичу и просили позволения, чтоб внучка, во время отсутствия своего опекуна и
брата приехала
погостить к бабушке, но получили короткий ответ; «что Параше и здесь хорошо и что если желают ее видеть, то могут приехать и прогостить
в Троицком сколько угодно».
В этом доме
брат моей матери никогда не принимал ни одного человека, равного ему по общественному положению и образованию; а если кто
к нему по незнанию заезжал, то он отбояривал
гостей так, что они вперед сюда уже не заглядывали.
— Ну,
брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь, — смотри держись крепче: конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон
в тот остров; а вы, дурачье, ступайте на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что
к песочному оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего
гостя.
— Спасибо,
брат! С удовольствием пошел бы я
к тебе
в гости, да воды боюсь. Лучше уж ты прилетай ко мне
в гости на крышу… Я тебя,
брат, ягодами буду угощать — у меня целый сад, а потом раздобудем и корочку хлебца, и овса, и сахару, и живого комарика. Ты ведь любишь сахар?
Перечисляя федоровских
гостей, с которыми мне впоследствии приходилось часто встречаться, начну с дам. Старики Префацкие нередко отпускали
гостить к брату двух дочерей своих: старшую Камиллу, брюнетку среднего роста с замечательно черными глазами, ресницами и бровями, с золотистым загаром лица и ярким румянцем. Это была очень любезная девушка, но уступавшая младшей своей сестре Юлии, или, как ее называли, Юльце,
в резвой шаловливости и необычайной грации и легкости
в танцах.
Положим, я давно решил две вещи: идти
в военную службу и непременно
в кавалерию. Проживавший
в это время
в годовом отпуску гусарский ротмистр, двоюродный
брат мой Николай Васильевич Семенкович нередко приезжал
к нам
гостить и настойчиво советовал мне поступить на службу
в Киевский жандармский дивизион.
Нарушилось было наше веселье умными изобретениями
брата Петруся. Вдруг, среди скоков, раздался громкий звук от рогов,
в которые
брат приказал трубить внизу. Но некоторые из бывших тут
гостей, приятелей его, пошли
к нему и убедили его умолкнуть — что он и сделал,
к немалому удовольствию общему. Хорошо, что унятие рогов на сей раз не стоило мне ничего. Если бы не приятели его, то я бы должен был итти
к нему и купить у него тишину.
К обеду
в злобинский дом наезжали
гости со всех сторон — своя
братия купцы, горные чиновники, разные нужные люди и престо
гости.
Он не имел ни
брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И
в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи
к нему с
гостями не пристанут,
Цветы на нем от зноя все увянут…
Она глядела покойно и обыкновенно, как будто вместе с
братом приехала
к Власичу
в гости.
Была бы она дама и неглупая, а уж добрая, так очень добрая; но здравого смысла у ней как-то мало было; о хозяйстве и не спрашивай: не понимала ли она, или не хотела ничем заняться, только даже обедать приказать не
в состоянии была; деревенскую жизнь терпеть не могла; а рядиться, по
гостям ездить, по городам бы жить или этак года бы, например, через два съездить
в Москву,
в Петербург, и прожить там тысяч десять —
к этому
в начальные годы замужества была неимоверная страсть; только этим и бредила; ну, а
брат, как человек расчетливый, понимал так, что
в одном отношении он привык уже
к сельской жизни; а другое и то, что как там ни толкуй, а
в городе все втрое или вчетверо выйдет против деревни; кроме того, усадьбу оставить, так и доход с именья будет не тот.
Да,
брат, ты уж согласись, что тебе бы хотелось, чтоб у меня, например, твоего лучшего друга, стало вдруг тысяч сто капитала; чтоб все враги, какие ни есть на свете, вдруг бы, ни с того ни с сего, помирились, чтоб все они обнялись среди улицы от радости и потом сюда
к тебе на квартиру, пожалуй,
в гости пришли.
И вот сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при себе чиновником особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям бегает,
к его зайчихе
в гости ходит… Вдруг слышит, словно его кто-то под бок толкнул. Оглядывается — ан это невестин
брат.
— Непутный! — молвила Аксинья Захаровна, подавая
брату чашку лянсина. — Тоже чаю!.. Не
в коня корм!.. Алексеюшка, — продолжала она, обращаясь
к Лохматому, — пригляди хоть ты за ним, голубчик, как гости-то приедут… Не допускай ты его
к тому столу, не то ведь разом насвищется.
— О
брате вздумала… Патап на ум пришел… Знался он с отцом-то Михаилом, с тем красноярским игумном… Постом
к нему
в гости ездил… с тем… Ну, с тем самым человеком…
Дело
в том, что он только что вернулся из
гостей, где сказано было много неприятных и обидных для него вещей. Сначала заговорили о пользе образования вообще, потом же незаметно перешли
к образовательному цензу служащей
братии, причем было высказано много сожалений, упреков и даже насмешек по поводу низкого уровня. И тут, как это водится во всех российских компаниях, с общих материй перешли
к личностям.
Утро прошло скучно. Глафира Васильевна говорила о спиритизме и о том, что она Водопьянова уважает,
гости зевали. Тотчас после обеда все собрались
в город, но Лариса не хотела ехать
в свой дом одна с
братом и желала, чтоб ее отвезли на хутор
к Синтяниной, где была Форова. Для исполнения этого ее желания Глафира Васильевна устроила переезд
в город вроде partie de plaisir; [приятной прогулки (франц.).] они поехали
в двух экипажах: Лариса с Бодростиной, а Висленев с Гордановым.
Ниже, на Мясницкой, дядя указал мне на барские же хоромы на дворе, за решеткой (где позднее были меблированные комнаты, а теперь весь он занят иностранными конторами) — гостеприимный дом
братьев Нилусов, игроков, которые были «под конец» высланы за подозрительную игру со своими
гостями.
К ним ездили, как
в клуб, и сотни тысяч помещичьих денег переходили из Опекунского совета прямо по соседству —
в дом Нилусов.
— Раскусили? — с разгоревшимися глазами вскричал Палтусов, наклоняясь
к гостю. — Я говорю вам… никто и не заметил, как вахлак наложил на все лапу. И всех съест, если ваш
брат не возьмется за ум. Не одну французскую madame слопает такой Гордей Парамоныч! А он, наверно, пишет"рупь" — буквами"пь". Он немца нигде не боится. Ярославский калачник выживает немца-булочника, да не то что здесь, а
в Питере, с Невского, с Морской, с Васильевского острова…
— Так вот его три года врачи лечили, а
брат платил; и по разным местам целители его исцеляли, и тоже не исцелили, а только деньги на молитвы брали. И вся огромнейшая семья богатыря
в разор пришла. А Лидия приехала
к дяде
гостить и говорит: «Этому можно попробовать помочь, только надо это с терпением».
У порога дома офицеров встретил сам фон Раббек, благообразный старик лет шестидесяти, одетый
в штатское платье. Пожимая
гостям руки, он сказал, что он очень рад и счастлив, но убедительно, ради бога, просит господ офицеров извинить его за то, что он не пригласил их
к себе ночевать;
к нему приехали две сестры с детьми,
братья и соседи, так что у него не осталось ни одной свободной комнаты.
— Хорошо, — сказал Ермак, — больше ты мне не нужен, возвращайся
к Кучуму и скажи ему, что мы идем
к нему
в гости. Пусть принимает с честью, а то мы его угостим по-свойски из наших пищалей. Сам, чай, видел, как сыпятся от них с лошадей ваши
братья, что твой горох…
Летом он приезжал
к сестре, и здесь устраивались свиданья между ним и Иваном Осиповичем Лысенко, сын которого Ося на время летних вакаций всегда отправлялся на побывку
к княгине Полторацкой и был желанным
гостем в ее доме, как сын задушевного друга ее
брата и, наконец, как сын человека, о котором у княгини сохранились более нежные воспоминания.
Волынской вынул из урны свернутую бумажку и прочел: «Берегитесь! все ваши
гости лазутчики Бирона, выучившие роль ваших друзей и приехавшие
к вам под именами их. Они хотят втереться
к вам
в кабинет. Не оскорбляйте рыцаря: это
брат герцога».
Случалось даже, что маленький жених ревновал
к двоюродному
брату Густаву, приезжавшему иногда, хотя гораздо реже его,
гостить в Гельмете.
— Ну, теперь мы одни, — сказал князь Оболенский, усаживая
гостей своих
в светлице на широких дубовых лавках, покрытых суконными настилками. — Поведай же мне, Назарий Евстигнеевич, так как мы с тобой считаемся кровными и недальними, — ты мне внучатый
брат доводишься, — волею или неволею занесла вас лихая студь
к нам, вашим ворогам?
— Домчу я тебя, моя краля ненаглядная,
в Тамбов,
к брату, там ты
погостишь, паспорт тебе оборудую… А сам вернусь да попрошусь у графа на службу
в Питер, я хотя ему и слуга, но не хам, как ты меня вечер обозвала, потому я из духовенства, а
брат у меня
в Тамбове повытчиком
в суде служит — чиновник заправский… Поселю я тебя
в Питере
в отдаленности, никто тебя под чужим именем не разыщет…
—
В самом деле, генерал, почему же нам не поехать
гостить в Москву
к брату Сереже, — сказала Ираида Ивановна.
— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия. Что смерть князя последовала от вмешательства посторонней руки — если этого из дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать
в гости в половине будущего сентября
к брату, вдруг ни с того, ни с сего травится сам.
В этом нет логики.
— Ну, теперь мы одни, — сказал князь Оболенский, усаживая
гостей своих
в светлице на широких дубовых лавках, покрытых суконными настилками. — Поведай же мне, Назарий Евстигнеевич, так как мы с тобой считаемся кровными и недальними, — ты мне внучатый
брат доводишься, — волею или неволею занесла вас лихая стужа
к нам, вашим ворогам?
«Настасья все скучает и убивается по Аленушке; говорит, хоть бы одним глазком поглядеть на родненькую, так не отпустишь ли, любезный
брат,
погостить ее
к нам, сбережем пуще родной дочери», — говорилось между прочим
в присланной грамоте.
Перед отъездом на место сбора, паны собирались по соседству партиями, под предлогом охоты. У Венцлавовича собрались 21-го апреля сам довудца и человек двенадцать его сподвижников,
в числе которых были три молодых артиллерийских офицера, убежавшие из Могилёва: Корсак и два
брата Манцевичевы, наэлектризированные своею матерью. На другой день
в трех повозках они поехали
к Маковецкому
в фольварк Черноручье, где застали ужечеловек 30
гостей.
Григорий Александрович,
в котором принимала участие сама императрица, конечно, был во всех этих домах желанным
гостем. Он был на дружеской ноге с
братьями Орловыми, из которых Григорий не называл его иначе как «тезкой». Впрочем, отношения этих знаменитых
братьев, Алексея и Григория,
к Потемкину не были искренни. Они, как умные люди, предвидели его возвышение,
в душе завидовали ему и
в тайне интриговали.
«Встал
в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел
к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу
в один из комитетов), возвратился
к обеду, обедал один (у графини много
гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для
братьев. Ввечеру сошел
к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.