Неточные совпадения
В апреле 1876 года я встретил моего товарища по сцене — певца Петрушу Молодцова (пел Торопку
в Большом театре, а потом служил со мной
в Тамбове). Он затащил меня
в гости к своему
дяде в этот серый дом с палисадником,
в котором бродила коза и играли два гимназистика-приготовишки.
Вскоре
к дяде Марку стали ходить
гости: эта, обыкновенная, Горюшина, откуда-то выгнанный сын соборного дьякона, горбун Сеня Комаровский, а позднее
к ним присоединились угреватый и вихрастый Цветаев, служивший
в земстве, лысый, весь вытертый и большеносый фельдшер Рогачев да племянница второго соборного попа Капитолина Галатская, толстая, с красным,
в малежах [Чаще называют матежами — род крупных, желтоватых веснушек или пятен, особенно, у беременных женщин — Ред.], лицом, крикливая и бурная.
— Маменька! маменька, что вы! да ведь это Сережа, — бормотал
дядя, дрожа всем телом от страха. — Ведь он, маменька,
к нам
в гости приехал.
О Татьяне изредка доходили вести; он знал, что она вместе с своею теткой поселилась
в своем именьице, верстах
в двухстах от него, живет тихо, мало выезжает и почти не принимает
гостей, — а впрочем, покойна и здорова. Вот однажды
в прекрасный майский день сидел он у себя
в кабинете и безучастно перелистывал последний нумер петербургского журнала; слуга вошел
к нему и доложил о приезде старика-дяди.
Дядя приезжал раза два летом и иногда
гостил у нас по неделе, а тетка появлялась
к нам положительно один раз
в год,
к Прасковьину дню, когда maman была именинница.
Травля его назначалась как послеобеденное развлечение для
гостей, которые обыкновенно съезжались
к дяде на Рождество. Приказ об этом был уже отдан на охоте
в то же самое время, когда Храпону было велено отвести виновного Сганареля и посадить его
в яму.
Ее сильно беспокоило, что она, хозяйка, оставила
гостей; и вспоминала она, как за обедом ее муж Петр Дмитрич и ее
дядя Николай Николаич спорили о суде присяжных, о печати и о женском образовании; муж по обыкновению спорил для того, чтобы щегольнуть перед
гостями своим консерватизмом, а главное — чтобы не соглашаться с
дядей, которого он не любил;
дядя же противоречил ему и придирался
к каждому его слову для того, чтобы показать обедающим, что он,
дядя, несмотря на свои 59 лет, сохранил еще
в себе юношескую свежесть духа и свободу мысли.
Вечером
в этот же день
к ним приехали два почтенные
гостя: пастор и вице-адмирал, которого называли «Onkel». [
Дядя (нем.).] Они оставались недолго и уехали. А вслед за ними,
в сумерки, пронеслась опять со своим саквояжем Аврора, и ее больше не стало.
Здесь кстати рассказать забавный анекдот и пример рассеянности Александра Семеныча, который случился, впрочем, несколько позднее. Я пришел один раз обедать
к Шишковым, когда уже все сидели за столом. Мне сказали, что
дядя обедает
в гостях и что он одевается. Я сел за стол, и через несколько минут Александр Семеныч вышел из кабинета во всем параде, то есть
в мундире и
в ленте; увидев меня, он сказал: «Кабы знал, что ты придешь, — отказался бы сегодня обедать у Бакуниных».
Тут узнал я, что
дядя его, этот разумный и многоученый муж, ревнитель целости языка и русской самобытности, твердый и смелый обличитель торжествующей новизны и почитатель благочестивой старины, этот открытый враг слепого подражанья иностранному — был совершенное дитя
в житейском быту; жил самым невзыскательным
гостем в собственном доме, предоставя все управлению жены и не обращая ни малейшего внимания на то, что вокруг него происходило; что он знал только ученый совет
в Адмиралтействе да свой кабинет,
в котором коптел над словарями разных славянских наречий, над старинными рукописями и церковными книгами, занимаясь корнесловием и сравнительным словопроизводством; что, не имея детей и взяв на воспитание двух родных племянников, отдал их
в полное распоряжение Дарье Алексевне, которая, считая все убеждения супруга патриотическими бреднями, наняла
к мальчикам француза-гувернера и поместила его возле самого кабинета своего мужа; что родные его жены (Хвостовы), часто у ней гостившие, сама Дарья Алексевна и племянники говорили при
дяде всегда по-французски…
Сделав им уваженье насчет тиатеру,
дядя ладил, чтобы опять
к ним
в гости ехать.
Дядя Елистрат пожелал всероссийского произведения, и минуты через три ловкий любимовец [
В трактирах приволжских городов и
в обеих столицах половыми служат преимущественно уроженцы Любимского уезда Ярославской губернии.], ровно с цепи сорвавшись, летел уж
к своим
гостям.
Гостей провели по корвету, затем, когда все поднялись наверх, пробили артиллерийскую тревогу, чтобы показать, как военное судно быстро приготовляется
к бою, и потом повели
в капитанскую каюту, где был накрыт стол, на котором стояло множество бутылок, видимо обрадовавших племянника,
дядю и руководителя внешней и внутренней политикой Гавайского королевства.
Только что проснулся Марко Данилыч, опрометью вскочил с постели и, Богу не молясь, чаю не напившись, неумывкой поспешил ко вчерашним собеседникам.
К первому Белянкину подъехал
в косной. Тот еще не просыпался, но племянник его, увидав такого важного
гостя, стремглав бросился
в казенку
дядю будить. Минуты через две, протирая глаза и пошатываясь спросонья, Евстрат Михайлыч стоял перед козырным тузом Гребновской пристани.
Ниже, на Мясницкой,
дядя указал мне на барские же хоромы на дворе, за решеткой (где позднее были меблированные комнаты, а теперь весь он занят иностранными конторами) — гостеприимный дом братьев Нилусов, игроков, которые были «под конец» высланы за подозрительную игру со своими
гостями.
К ним ездили, как
в клуб, и сотни тысяч помещичьих денег переходили из Опекунского совета прямо по соседству —
в дом Нилусов.
— Так вот его три года врачи лечили, а брат платил; и по разным местам целители его исцеляли, и тоже не исцелили, а только деньги на молитвы брали. И вся огромнейшая семья богатыря
в разор пришла. А Лидия приехала
к дяде гостить и говорит: «Этому можно попробовать помочь, только надо это с терпением».