Неточные совпадения
Он с пристрастным чувством, пробужденным старыми, почти детскими воспоминаниями, смотрел на эту кучу разнохарактерных домов, домиков, лачужек, сбившихся
в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам
оврага, спустившихся на дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, надстройками, с венецианскими окошками или едва заметными щелями вместо окон, с голубятнями, скворечниками, с пустыми,
заросшими травой, дворами.
В это время надо было спускаться по чрезвычайно крутой и извилистой каменной тропинке, проложенной сквозь чащу леса, над обрывами и живописными
оврагами, сплошь
заросшими пальмами, миртами и кедрами.
Я ударил вожжой по лошади, спустился
в овраг, перебрался через сухой ручей, весь
заросший лозниками, поднялся
в гору и въехал
в лес.
Признаться сказать, ни
в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные крыши домов, и этот глубокий
овраг, и выжженный, запыленный выгон, по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом
заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой, на мелко истоптанной, пепеловидной земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж пройдет наконец этот невыносимый зной.
Круглые, низкие холмы, распаханные и засеянные доверху, разбегаются широкими волнами;
заросшие кустами
овраги вьются между ними; продолговатыми островами разбросаны небольшие рощи; от деревни до деревни бегут узкие дорожки; церкви белеют; между лозниками сверкает речка,
в четырех местах перехваченная плотинами; далеко
в поле гуськом торчат драхвы; старенький господский дом со своими службами, фруктовым садом и гумном приютился к небольшому пруду.
Приложившись головой к подушке и скрестив на груди руки, Лаврецкий глядел на пробегавшие веером загоны полей, на медленно мелькавшие ракиты, на глупых ворон и грачей, с тупой подозрительностью взиравших боком на проезжавший экипаж, на длинные межи,
заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной; он глядел… и эта свежая, степная, тучная голь и глушь, эта зелень, эти длинные холмы,
овраги с приземистыми дубовыми кустами, серые деревеньки, жидкие березы — вся эта, давно им не виданная, русская картина навевала на его душу сладкие и
в то же время почти скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением.
На заре
в овраге старого леса,
в заросшем низу на полянке, радостно выли головастые волченята.
И представилась мне родина, жаркий ветер
в степи, слобода по
оврагу, левады,
заросшие вербами, беленькая мазанка с красными ставнями… Кто ждет там тебя?
Завидев скакавшего и кричавшего Кожиёна, девочки испугались и залегли
в полынь и видели, как Кожиён упал на межу и как к нему тут же вскоре подошли три мужика и подняли его и старались поставить его на ноги, но он не становился, а плакал и голосил: «Ведите меня к божией матери!» Тогда третий мужик взял Кожиёна за ноги, и все втроем они шибко пронесли его
в лес, где есть густо
заросший овраг, и там сразу произошло какое-то несогласие, и Кожиён навздрых закричал...
Я уже три дня
в Чемеровке. Вот оно, это грозное Заречье!.. Через горки и
овраги бегут улицы,
заросшие веселой муравкой. Сады без конца.
В тени кленов и лозин ютятся вросшие
в землю трехоконные домики, крытые почернелым тесом. Днем на улицах тишина мертвая, солнце жжет; из раскрытых окон доносится стук токарных станков и лязг стали; под заборами босые ребята играют
в лодыжки. Изредка пробредет к реке, с простынею на плече, отставной чиновник или семинарист.
В нашу кровь и западало что-то горное: любовь к крутизнам и высоким подъемам, к
оврагам, густо
заросшим лопухом и крапивой, которые наше воображение превращало
в целые леса, к отвесным почти «откосам», где карабкались козы — белые и темношерстные: истое нижегородское животное, кормилица мелкого люда. Коз мы любили особенной какой-то любовью, и когда я
в Неаполе
в 1870 году увидал их
в таком количестве, таких умных и прирученных, я испытывал точно встречу с чем-то родным.
Дальше улица была немощеная,
заросшая гусиной гречей, пересекалась большим
оврагом, где под доской, переброшенной для пешеходов,
в черной тинистой воде извивались жирные пиявки.
Боже мой!
в какой ужас я пришел, когда увидел вместо снежных возвышений узенький, но глубочайший
овраг,
заросший сверху редким кустарником; густой снег застлал пропасть.