Неточные совпадения
Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский
доктор, живший наверху, с завистью смотрел
в окно на эту веселую русскую
компанию здоровых людей, собравшуюся под каштаном.
Галактиона удивило, что вся
компания, пившая чай
в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и
доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и делу конец.
В большой столовой во всю стену был поставлен громадный стол, а на нем десятки бутылок и десятки тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
Сидя где-нибудь
в гостях,
доктор вдруг схватывался и уходил домой, несмотря на все уговоры недавних приятелей посидеть и не лишать
компании.
В сущности, собравшаяся сегодня
компания, за исключением
доктора и Сарматова, представляла собой сборище людей, глубоко ненавидевших друг друга; все потихоньку тяготели к тому жирному куску, который мог сделаться свободным каждую минуту,
в виде пятнадцати тысяч жалованья главного управляющего, не считая квартиры, готового содержания, безгрешных доходов и выдающегося почетного положения.
На Волге
в бурлаках и крючниках мы и
в глаза не видали женщин, а
в полку видели только грязных баб, сидевших на корчагах с лапшой и картошкой около казарменных ворот, да гуляющих девок по трактирам, намазанных и хриплых, соприкосновения с которыми наша юнкерская
компания прямо-таки боялась, особенно наслушавшись увещаний полкового
доктора Глебова.
Среди этой артистической, свободной и избалованной судьбою
компании, правда деликатной и скромной, но вспоминавшей о существовании каких-то
докторов только во время болезни и для которой имя Дымов звучало так же безразлично, как Сидоров или Тарасов, — среди этой
компании Дымов казался чужим, лишним и маленьким, хотя был высок ростом и широк
в плечах.
В час или два приезжала какая-нибудь
компания знакомых
доктора Шевырева, — а
в «Вавилоне» он перезнакомился почти со всем городом, — и метрдотель приглашал его к приехавшим
в отдельный кабинет.
Володя спустился
в кают-компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого стола, по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета. По обеим сторонам кают-компании были каюты старшего офицера,
доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У стены, против стола, стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом.
Все офицеры
в кают-компании или по каютам, Степан Ильич со своим помощником и вахтенный офицер, стоявший вахту с 4 до 8 часов утра, делают вычисления;
доктор, осмотревший еще до 8 ч. несколько человек слегка больных и освободивший их от работ на день, по обыкновению, читает.
В открытый люк капитанской каюты, прикрытый флагом, видна фигура капитана, склонившаяся над книгой.
Но бухта была закрытая, большая и глубокая, и отстаиваться
в ней было безопасно. По крайней мере, Степан Ильич был
в отличном расположении духа и, играя с
доктором в кают-компании
в шахматы, мурлыкал себе под нос какой-то мотив. Старший офицер, правда, часто выходил наверх смотреть, как канаты, но скоро возвращался вниз успокоенный: цепи держали «Коршун» хорошо на якорях. Не тревожился и капитан, хотя тоже частенько показывался на мостике.
Наскоро простившись с офицерами, бывшими
в кают-компании, Ашанин выбежал наверх, пожал руку
доктора, механика и Лопатина и поднялся на мостик, чтобы откланяться капитану.
Глядя на «Коршун», можно было подумать, что он давно стоит на рейде, — так скоро на нем убрались. И все на нем — и офицеры, и матросы — чувствуя, что «Коршун» не осрамился и стал на якорь превосходно, как-то весело и удовлетворенно глядели. Даже
доктор проговорил, обращаясь к Андрею Николаевичу, когда тот, четверть часа спустя, вбежал
в кают-компанию, чтобы наскоро выкурить папироску...
С первого взгляда можно было заметить, что он далеко не «завсегдатай» этой
компании кутил, занимающихся лишь глупым прожиганием жизни и безумными тратами средств, доставшихся им благодаря трудам или талантам их отцов. Виктор Аркадьевич Бобров — так звали его — приходился племянником
доктору Звездичу и, несмотря на то, что не прошло и четырех лет, как он кончил курс
в Технологическом институте, занимал уже хорошее место на одном из казенных заводов Петербурга.
Утром 25-го
компания двинулась завтракать к помещику Яновскому
в фольварк Старо-Житье; у него запаслись старой водкой, обедали
в фольварке Лисичино у помещика Хаминского, которого сын пристал к шайке, и ужинали у
доктора Тошковича
в фольварке Деражино.
Офицеры полка любили также своего
доктора, хотя он не участвовал
в их попойках и даже
в большинстве случаев сторонился их
компании.