Неточные совпадения
Бориса Годунова
в этот
день не было между приехавшими с Иоанном. Он еще накануне вызвался провожать из Москвы
литовских послов.
Многое еще рассказывал Морозов про
дела государственные, про нападения крымцев на рязанские земли, расспрашивал Серебряного о
литовской войне и горько осуждал Курбского за бегство его к королю. Князь отвечал подробно на все вопросы и наконец рассказал про схватку свою с опричниками
в деревне Медведевке, про ссору с ними
в Москве и про встречу с юродивым, не решившись, впрочем, упомянуть о темных словах последнего.
Показал он свою службу
в ратном
деле лучше, чем
в думном, и прошла про него великая хвала от русских и
литовских людей.
Слыхал я про
дела твои
в Литовской земле!
Иван Васильевич, дорожа мнением иностранных держав, положил подождать отъезда бывших тогда
в Москве
литовских послов и учинить осужденным
в один
день общую казнь; а дабы действие ее было поразительнее и устрашило бы мятежников на будущее время, казни сей надлежало совершиться
в Москве,
в виду всего народа.
Приход Юрия не прервал его занятия: он взял перо, поправил несколько слов и прочел вслух: «
В сей бо
день гетман Сапега и Лисовский, со всеми полки своими, польскими и
литовскими людьми, и с русскими изменники, побегоша к Дмитреву, никем же гонимы, но десницею божией…» Тут он написал еще несколько слов, встал с своего места и, благословя подошедшего к нему Юрия, спросил ласково: какую он имеет до него надобность?
Отправленный «лизать тарелки», он и
в самом
деле прекрасно было пристроился «при милости на кухне» большого барского дома, но повстанческим террором был отторгнут от сытной трапезы (которую безмерно любил) и увлечен
в литовские леса, где и убит при стычке банды с русскими войсками, причем представилась такая странность: на груди его чамарки нашли пришитою русскую медаль за Крымскую войну…
Рано утром,
в один весенний
день, ночуя у меня
в Коломне, против
Литовского рынка, Бенни был взят под арест за долг портному Степанову и какому-то г-ну Вигилянскому, от коего вексель Бенни перешел к служившему чем-то по полиции полковнику Сверчкову, представившему на него кормовые.
Известия о распространении трезвости
в литовских губерниях подтверждали, что главными двигателями народного
дела явились там католические ксендзы.
Неожиданный отъезд ее поразил и Огинского, хотя она и уверяла его, что важные
дела требуют немедленно отъезда ее
в Германию [На прощанье Алина выпросила у
литовского напольного гетмана, имевшего право производить
в офицерские чины служивших
в литовском войске, бланковый патент на капитанский чин, не говоря, кому она его предназначает.
«Золотоношского монастыря табедний (?) Анатолий, росту великого, долгосудого (?), носа умеренного, глазов серых, посуповатый, волосов на голове долгих, рудых, бороды и усов не рудых, речи цикой (sic)
литовской, лет сроду четыредесяти, прошлого июня (1749) против 21
дня в ноче без жадной (т. е. без всякой) причины бежал».