Неточные совпадения
Правда
романтиков в недовольстве конечностью и закованностью этого
мира,
в устремленности к тому, что лежит за пределами рационального порядка.
Вы можете себе представить, сколько разных дел прошло
в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое дело не вывело Осипа Евсеича из себя, не привело
в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов,
в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая дело
в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел
в виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у себя как удобнее было: справкой
в Красноярске, которая не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою дела
в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые пойдут по
миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
Возле дилетантов доживают свой век
романтики, запоздалые представители прошедшего, глубоко скорбящие об умершем
мире, который им казался вечным; они не хотят с новым иметь дела иначе как с копьем
в руке: верные преданию средних веков, они похожи на Дон-Кихота и скорбят о глубоком падении людей, завернувшись
в одежды печали и сетования.
Пока классицизм и романтизм воевали, один, обращая
мир в античную форму, другой —
в рыцарство, возрастало более и более нечто сильное, могучее; оно прошло между ними, и они не узнали властителя по царственному виду его; оно оперлось одним локтем на классиков, другим на
романтиков и стало выше их — как «власть имущее»; признало тех и других и отреклось от них обоих: это была внутренняя мысль, живая Психея современного нам
мира.
Основой романтизма является болезненно развитое ощущение своего „я“, которое
романтики ставят выше всех явлений
мира, выше всего
мира,
в позицию божественного законодателя.
Эта проповедь безудержного, ничем не ограниченного своеволия скрывает
в глубине своей отчаяние личности, неспособной приобщиться
миру, оторванной от него, это анархизм отчаяния, всегда свойственный настроению
романтиков. Убеждение
в праве личности на неограниченное своеволие открывает пред
романтиком в одну сторону путь к анархизму, безначалию,
в другую — необходимо приводит его к идеализации единовластия монархизма.
Наиболее резко и точно выражено отношение
романтика к себе и
миру Ф. М. Достоевским
в „Записках из подполья“, сочинении, где соединены все основные идеи и мотивы его творчества.
Русские романтики-идеалисты 40-х годов бежали от социальной действительности
в мир мысли, фантазии, литературы,
в отраженный
мир идей.