Неточные совпадения
Особенно напала на меня
тоска, когда я завидел рейд и наш фрегат, вооруженный, с выстреленными брамстеньгами, вытянутым такелажем, совсем готовый выйти
в море.
Человек мечется
в тоске, ищет покойного угла, хочет забыться, забыть
море, качку, почитать, поговорить — не удается.
Луна плывет высоко над землею
Меж бледных туч;
Но движет с вышины волной морскою
Волшебный луч.
Моей души тебя признало
мореСвоей луной,
И движется — и
в радости и
в горе —
Тобой одной.
Тоской любви,
тоской немых стремлений
Душа полна;
Мне тяжело… Но ты чужда смятений,
Как та луна.
Но кто проникнет
в глубину
морейИ
в сердце, где
тоска, — но нет страстей?
На берегу
в темноте виднелись кое-где огни;
море плескалось
в берег, на небе висели тучи, а на сердце у всех такая же темная, такая же мрачная нависла
тоска.
Может быть — памятника Пушкина на Тверском бульваре, а под ним — говора волн? Но нет — даже не этого. Ничего зрительного и предметного
в моем К
Морю не было, были шумы — той розовой австралийской раковины, прижатой к уху, и смутные видения — того Байрона и того Наполеона, которых я даже не знала лиц, и, главное, — звуки слов, и — самое главное —
тоска: пушкинского призвания и прощания.
Сколько муки и
тоски здесь,
в одной комнате, на одной постели,
в одной груди — и все это одна лишь капля
в море горя и мук, испытываемых огромною массою людей, которых посылают вперед, ворочают назад и кладут на полях грудами мертвых и еще стонущих и копошащихся окровавленных тел.
Да, тихо и светло; но ухом напряжённым
Смятенья и
тоски ты крики разгадал:
То чайки скликались над
морем усыплённым
И,
в воздухе кружась, летят к навесам скал.
— Зашел я этто, вашескобродие,
в салун виски выпить, как ко мне увязались трое мериканцев и стали угощать… «Фрейнд», говорят… Ну, я, виноват, вашескобродие, предела не упомнил и помню только, что был пьян. А дальше проснулся я, вашескобродие, на купеческом бриге
в море, значит, промеж чужих людей и почти голый, с позволения сказать… И такая меня
тоска взяла, вашескобродие, что и обсказать никак невозможно. А только понял я из ихнего разговора, что бриг идет
в Африку.
— Скучно жить, Антон Павлович! Все так серо: люди, небо,
море… И нет желаний… Душа
в тоске… Точно какая-то болезнь…
Не поверх одного
моря синего ложится туман, черна мгла, не одну господню землю кроет темна ноченька, осенняя; было времечко, налегала на мою грудь беда тяжкая, ретиво сердце потонуло
в тоске со кручиною: полюбила я твоего братца Ивана Васильевича.