Неточные совпадения
Все теперь заслонилось
в его глазах счастьем: контора, тележка отца, замшевые перчатки, замасленные счеты — вся деловая жизнь.
В его памяти воскресла только благоухающая комната его матери, варьяции Герца, княжеская галерея,
голубые глаза, каштановые волосы под пудрой — и все это покрывал какой-то
нежный голос Ольги: он
в уме слышал ее пение…
Да и
в самом Верхлёве стоит, хотя большую часть года пустой, запертой дом, но туда частенько забирается шаловливый мальчик, и там видит он длинные залы и галереи, темные портреты на стенах, не с грубой свежестью, не с жесткими большими руками, — видит томные
голубые глаза, волосы под пудрой, белые, изнеженные лица, полные груди,
нежные с синими жилками руки
в трепещущих манжетах, гордо положенные на эфес шпаги; видит ряд благородно-бесполезно
в неге протекших поколений,
в парче, бархате и кружевах.
В самом деле, тонкий,
нежный, матовый цвет кожи,
голубые глаза, с трепещущей влагой задумчивости, кудри мягкие, как лен, легкие, грациозно вьющиеся и осеняющие
нежное лицо; голос тихий.
Это был пухлый человек с завитыми редкими волосами,
нежными голубыми глазами, очень толстый снизу и с холеными, белыми
в перстнях руками и с приятной улыбкой.
Подобралась дружная ватага: десятилетний сын нищей мордовки Санька Вяхирь, мальчик милый,
нежный и всегда спокойно веселый; безродный Кострома, вихрастый, костлявый, с огромными черными глазами, — он впоследствии, тринадцати лет, удавился
в колонии малолетних преступников, куда попал за кражу пары
голубей; татарчонок Хаби, двенадцатилетний силач, простодушный и добрый; тупоносый Язь, сын кладбищенского сторожа и могильщика, мальчик лет восьми, молчаливый, как рыба, страдавший «черной немочью», а самым старшим по возрасту был сын портнихи-вдовы Гришка Чурка, человек рассудительный, справедливый и страстный кулачный боец; все — люди с одной улицы.
Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских
голубей, [С которыми весьма охотно понимаются] даже
в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише,
нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное место
в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
Тот, оставшись один, вошел
в следующую комнату и почему-то опять поприфрантился перед зеркалом. Затем, услышав шелест женского шелкового платья, он обернулся: вошла, сопровождаемая Анной Гавриловной, белокурая, чрезвычайно миловидная девушка, лет восемнадцати, с
нежным цветом лица, с темно-голубыми глазами, которые она постоянно держала несколько прищуренными.
Я застал Наташу одну. Она тихо ходила взад и вперед по комнате, сложа руки на груди,
в глубокой задумчивости. Потухавший самовар стоял на столе и уже давно ожидал меня. Молча и с улыбкою протянула она мне руку. Лицо ее было бледно, с болезненным выражением.
В улыбке ее было что-то страдальческое,
нежное, терпеливое.
Голубые ясные глаза ее стали как будто больше, чем прежде, волосы как будто гуще, — все это так казалось от худобы и болезни.
Я с нетерпеливым вниманием
в нее вглядывался: это была
нежная блондиночка, одетая
в белое платье, невысокого роста, с тихим и спокойным выражением лица, с совершенно
голубыми глазами, как говорил Алеша, с красотой юности и только.
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и
в молодости и
голубые и краснеющие вечером и под старость; и
нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.
В исполненных неизъяснимой любви
голубых глазах ее, устремленных на двух прелестных малюток, которые играли на ковре, разостланном у ее ног, можно было ясно прочесть все счастие доброй матери и
нежной супруги.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми тонкими жилками, украшенную
нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув волосы, ниспадающие на лицо, и улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на небо, то
в чащу леса; по временам он наморщивал брови, когда мрачная мысль прокрадывалась
в уме его, по временам неожиданная влажность покрывала его
голубые глаза, и если
в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом солнца.
Перед тем как войти Суламифи
в бассейн, молодые прислужницы влили
в него ароматные составы, и вода от них побелела,
поголубела и заиграла переливами молочного опала. С восхищением глядели рабыни, раздевавшие Суламифь, на ее тело и, когда раздели, подвели ее к зеркалу. Ни одного недостатка не было
в ее прекрасном теле, озолоченном, как смуглый зрелый плод, золотым пухом
нежных волос. Она же, глядя на себя нагую
в зеркало, краснела и думала...
Эта Верочка была во всех отношениях прелестная девочка; тоненькая,
нежная и вместе с тем свежая, как только что снесенное яичко, с
голубыми жилками на висках и шее, с легким румянцем на щеках и большими серо-голубыми глазами, смотревшими из-под длинных ресниц как-то всегда прямо, не по летам внимательно; но лучшим украшением Верочки были ее волосы пепельного цвета, мягкие, как тончайший шелк, и такие густые, что мисс Бликс долго билась по утрам, прежде чем могла привести их
в должный порядок.
Точно на смех, судьба подарила этому негодяю физиономию настоящего херувима:
нежные шелковистые волосы льняного оттенка, большие
голубые глаза с длинными, загнутыми вверх ресницами, очаровательного рисунка рот. К тому же он обладал прекрасным голосом и считался
в гимназическом церковном хоре постоянным солистом.
И не боясь, что камень упадет,
В его тени, храним от непогод,
Пленительней, чем
голубые очи
У
нежных дев ледяной полуночи,
Склоняясь
в жар на длинный стебелек,
Растет воспоминания цветок!..
Свидетельство мужа о красоте жены принимается во всех судах: итак, читатели — вдобавок к
голубым глазам, к
нежной улыбке, стройному стану и длинным волосам каштанового цвета — могут вообразить полное собрание всего, что нас пленяет
в женщинах, и сказать себе
в мыслях: «Такова была графиня Мирова!» Имею доверенность к их вкусу.
И впрямь Авдотья Николавна
Была прелакомый кусок.
Идет, бывало, гордо, плавно —
Чуть тронет землю башмачок;
В Тамбове не запомнят люди
Такой высокой, полной груди:
Бела как сахар, так нежна,
Что жилка каждая видна.
Казалося, для
нежной страсти
Она родилась. А глаза…
Ну, что такое бирюза?
Что небо? Впрочем я отчасти
Поклонник
голубых очей
И не гожусь
в число судей.
Баронесса ответила мне
в нежном, почти материнском тоне, и
в ее конверте оказалась иллюминованная карточка, на которой, среди гирлянды цветов, два белые голубка или, быть может, две голубки держали
в розовых клювах
голубую ленту с подписью: «Willkommen».
Пушкареву тоже велел выйти. Пришла ко мне девка-с; оглядел ее внимательно: приятная из лица, глаза
голубые, навыкате, сама белая и, что удивительно, с малолетства
в работе, а руки
нежные, как у барыни.
Чистая,
нежная, не поражала она с первого взгляда красотой своей неописанной, но когда Василий Борисыч всмотрелся
в ее высокое, белоснежное чело,
в ее продолговатое молочного цвета лицо, светло-русые волосы, жемчужные зубы и чудным светом сиявшие синие глаза, — ровно подстреленный
голубь затрепетало слабое его сердечко.
А солнце все выше и выше поднималось по нежно-голубой синеве неба, по которому бежали
нежные перистые облачка;
в остром утреннем воздухе, полном какой-то бодрящей свежести, чувствовалась уже теплая струя благодатного юга.
После жары и духоты внизу — здесь,
в этих аллеях, по которым бесшумно катилась коляска, было нежарко. Солнце близилось к закату, и лучи его не так палили. Чистый воздух напоен был ароматом. Высокое небо цвета
голубой лазури глядело сверху, безоблачное, прелестное и
нежное.
Величавой походкой вошла Марья Ивановна. Безграничная любовь и
нежная заботливость отражались
в голубых ее глазах и во всем ее еще прекрасном, хоть и сильно изможденном лице. Протянула она руки, привлекла Дуню
в объятья и нежно ее поцеловала.
Высокая, тонкая, с тонкими стенами и очень тонкими перилами, хрупкая,
нежная, выкрашенная
в светло-голубой цвет, увешанная кругом занавесами, портьерами, драпри, — она напоминает собой миловидную, хрупкую, кисейную барышню.
В четверг служил он обедню
в соборе, было омовение ног. Когда
в церкви кончилась служба и народ расходился по домам, то было солнечно, тепло, весело, шумела
в канавах вода, а за городом доносилось с полей непрерывное пение жаворонков,
нежное, призывающее к покою. Деревья уже проснулись и улыбались приветливо, и над ними, бог знает куда, уходило бездонное, необъятное
голубое небо.
Ребенок очень любил горбуна, а особенно его сестру, молоденькую девушку,
в противоположность своему брату, стройную, высокую, с толстой русой косой,
голубыми лучистыми глазами и с лицом снежной белизны, оттененным
нежным румянцем. Она кормила его такими вкусными лепешками из черной муки.
Орлиный нос, высокий лоб, красиво вытянутые брови,
голубые, блестящие глаза, прекрасный цвет лица, оттененный
нежным румянцем, мягкие светло-русые, вьющиеся волосы, ровные, белые как слоновая кость зубы — таков был обольстительный портрет князя
в цветущие годы.
— Уж такая она
нежная да субтильная, — затараторила Фекла. — Ножки и ручки тоненькие-претоненькие! Хорошенькие,
голубые глазки… Она будет белокурая —
в мать… С какою жадностью она сосет грудь, видимо, норовит отъесться — войти
в тельце… Что-то с ней будет, бедняжкой?
Между ними
в этот год оказался юноша, еще совсем мальчик, с
нежным, как у девушки, миловидным, безусым лицом, с вьющимися белокурыми волосами, с восторженным взглядом светло-голубых глаз.
Занятая делом определения сына и другими домашними и хозяйственными заботами, Ольга Николаевна поручила вывозить
в московский «свет» свою дочь, Марью Валерьяновну — восемнадцатилетнюю красавицу-блондинку, с
нежными цветом и чертами лица и с добрыми, доверчивыми
голубыми глазами — жившей
в доме Хвостовой своей троюродной сестре, Агнии Павловне Хрущевой.
Она расправляла и разглаживала рукою мягкую ткань, точно ласкала ее, и думала что-то свое, особенное, материнское, и
в голубой тени абажура красивое лицо ее казалось попу освещенным изнутри каким-то мягким и
нежным светом.