Неточные совпадения
После обычных вопросов о желании их вступить
в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших
ответов началась новая служба. Кити слушала
слова молитвы, желая понять их смысл, но не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым
словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь
ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито
в Москве при разлуке?
Ответ этот показался Дарье Александровне отвратителен, несмотря на добродушную миловидность молодайки; но теперь она невольно вспомнила эти
слова.
В этих цинических
словах была и доля правды.
Он долго не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал
в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те
слова, какие она разумела; но
в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала
ответ: Да.
И хотя
ответ ничего не значил, военный сделал вид, что получил умное
слово от умного человека и вполне понимает lа pointe de la sauce. [
в чем его острота.]
Последние
слова понравились Манилову, но
в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо
ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел, и больше ничего.
Последние
слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения
в Греции
в 20-х г. XIX
в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся
слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого знает, что не услышит ни
ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его
в посредники; и несколько смешавшийся
в первую минуту незнакомец не знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
Смеются вдвое
в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им
слова, и, наконец, стоящий далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку, хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
— Ну, что ж ты расходилась так? Экая занозистая! Ей скажи только одно
слово, а она уж
в ответ десяток! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо. Да стой, ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит — да и нет, только убыток, а ты принеси-ка мне лучинку!
Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет.
В одно собранье
Он едет; лишь вошел… ему
Она навстречу. Как сурова!
Его не видят, с ним ни
слова;
У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
На сем лице лишь гнева след…
Долго еще находился Гриша
в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же
ответа на свои
слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
[Вы постоянно живете
в Москве? (фр.)] — сказал я ей и после утвердительного
ответа продолжал: — Et moi, je n’ai en-core jamais fréquenté la capitale», [А я еще никогда не посещал столицы (фр.).] — рассчитывая
в особенности на эффект
слова «fréquentеr». [посещать (фр.).]
— Вы все лжете, — проговорил он медленно и слабо, с искривившимися
в болезненную улыбку губами, — вы мне опять хотите показать, что всю игру мою знаете, все
ответы мои заранее знаете, — говорил он, сам почти чувствуя, что уже не взвешивает как должно
слов, — запугать меня хотите… или просто смеетесь надо мной…
— Вы нам все вчера отдали! — проговорила вдруг
в ответ Сонечка, каким-то сильным и скорым шепотом, вдруг опять сильно потупившись. Губы и подбородок ее опять запрыгали. Она давно уже поражена была бедною обстановкой Раскольникова, и теперь
слова эти вдруг вырвались сами собой. Последовало молчание. Глаза Дунечки как-то прояснели, а Пульхерия Александровна даже приветливо посмотрела на Соню.
Я благодарил Савельича и лег спать
в одной комнате с Зуриным. Разгоряченный и взволнованный, я разболтался. Зурин сначала со мною разговаривал охотно; но мало-помалу
слова его стали реже и бессвязнее; наконец, вместо
ответа на какой-то запрос, он захрапел и присвистнул. Я замолчал и вскоре последовал его примеру.
Я сидел погруженный
в глубокую задумчивость, как вдруг Савельич прервал мои размышления. «Вот, сударь, — сказал он, подавая мне исписанный лист бумаги, — посмотри, доносчик ли я на своего барина и стараюсь ли я помутить сына с отцом». Я взял из рук его бумагу: это был
ответ Савельича на полученное им письмо. Вот он от
слова до
слова...
Павел Петрович
в ответ на эти
слова только отворачивался, но не разуверял брата.
— Так и умрешь, не выговорив это
слово, — продолжал он, вздохнув. — Одолеваю я вас болтовней моей? — спросил он, но
ответа не стал ждать. — Стар, а
в старости разговор — единственное нам утешение, говоришь, как будто встряхиваешь
в душе пыль пережитого. Да и редко удается искренно поболтать, невнимательные мы друг друга слушатели…
Бездействующий разум не требовал и не воскрешал никаких других
слов.
В этом состоянии внутренней немоты Клим Самгин перешел
в свою комнату, открыл окно и сел, глядя
в сырую тьму сада, прислушиваясь, как стучит и посвистывает двухсложное словечко. Туманно подумалось, что, вероятно, вот
в таком состоянии угнетения бессмыслицей земские начальники сходят с ума. С какой целью Дронов рассказал о земских начальниках? Почему он, почти всегда, рассказывает какие-то дикие анекдоты?
Ответов на эти вопросы он не искал.
— А природа? А красота форм
в природе? Возьмите Геккеля, — победоносно кричал писатель, —
в ответ ему поползли равнодушные
слова...
— А если я не хочу быть самим собой? — спросил Безбедов и получил
в ответ два сухих
слова...
Слово было жестоко; оно глубоко уязвило Обломова: внутри оно будто обожгло его, снаружи повеяло на него холодом. Он
в ответ улыбнулся как-то жалко, болезненно-стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой. Он сидел с этой улыбкой бессилия, ослабевший от волнения и обиды; потухший взгляд его ясно говорил: «Да, я скуден, жалок, нищ… бейте, бейте меня!..»
— Да, да, —
в радостном трепете говорил он, — и
ответом будет взгляд стыдливого согласия… Она не скажет ни
слова, она вспыхнет, улыбнется до дна души, потом взгляд ее наполнится слезами…
«Если сегодня не получу
ответа, — сказано было дальше, — завтра
в пять часов буду
в беседке… Мне надо скорее решать: ехать или оставаться? Приди сказать хоть
слово, проститься, если… Нет, не верю, чтобы мы разошлись теперь. Во всяком случае, жду тебя или
ответа. Если больна, я проберусь сам…»
На другой день к вечеру он получил коротенький
ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (
слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает
в тот же день, то есть
в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Весь день и вчера всю ночь писали бумаги
в Петербург; не до посетителей было, между тем они приезжали опять предложить нам стать на внутренний рейд. Им сказано, что хотим стать дальше, нежели они указали. Они поехали предупредить губернатора и завтра хотели быть с
ответом. О береге все еще ни
слова: выжидают, не уйдем ли. Вероятно, губернатору велено не отводить места, пока
в Едо не прочтут письма из России и не узнают,
в чем дело,
в надежде, что, может быть, и на берег выходить не понадобится.
Японцы уехали с обещанием вечером привезти
ответ губернатора о месте. «Стало быть, о прежнем, то есть об отъезде, уже нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто стирая прежние
слова. А мы начали толковать о предстоящих переменах
в нашем плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
Маслова обвинялась
в умышленном отравлении Смелькова с исключительно корыстною целью, каковая являлась единственным мотивом убийства, присяжные же
в ответе своем отвергли цель ограбления и участие Масловой
в похищении ценностей, из чего очевидно было, что они имели
в виду отвергнуть и умысел подсудимой на убийство и лишь по недоразумению, вызванному неполнотою заключительного
слова председателя, не выразили этого надлежащим образом
в своем
ответе, а потому такой
ответ присяжных безусловно требовал применения 816 и 808 статей Устава уголовного судопроизводства, т. е. разъяснения присяжным со стороны председателя сделанной ими ошибки и возвращения к новому совещанию и новому
ответу на вопрос о виновности подсудимой», — прочел Фанарин.
Она только улыбнулась
в ответ на эти
слова и вышла.
Оба они как вошли
в комнату, так тотчас же, несмотря на вопросы Николая Парфеновича, стали обращаться с
ответами к стоявшему
в стороне Михаилу Макаровичу, принимая его, по неведению, за главный чин и начальствующее здесь лицо и называя его с каждым
словом: «пане пулковнику».
Следователи, видимо, опасались того впечатления, которое могло произвести ее появление на Дмитрия Федоровича, и Николай Парфенович пробормотал даже несколько
слов ему
в увещание, но Митя,
в ответ ему, молча склонил голову, давая тем знать, что «беспорядка не произойдет».
Миусов умолк. Произнеся последние
слова своей тирады, он остался собою совершенно доволен, до того, что и следов недавнего раздражения не осталось
в душе его. Он вполне и искренно любил опять человечество. Игумен, с важностью выслушав его, слегка наклонил голову и произнес
в ответ...
Как бы
в подтвержденье его
слов,
в ответ на рев тигра изюбр ответил громким голосом. Тотчас ответил и тигр. Он довольно ловко подражал оленю, но только под конец его рев закончился коротким мурлыканьем.
И точно
в ответ на его
слова в горах послышался шум, потом налетел сильный порыв ветра с той стороны, откуда мы его не ожидали. Дрова разгорелись ярким пламенем. Вслед за первым порывом налетел второй, потом третий, пятый, десятый, и каждый порыв был продолжительнее предыдущего. Хорошо, что палатки наши были крепко привязаны, иначе их сорвало бы ветром.
Все почувствовали прилив энергии и пошли бодрее. Как бы
в ответ на его
слова впереди послышался отдаленный собачий лай. Еще один поворот, и мы увидели огоньки. Это было китайское селение Сянь-ши-хеза [Сянь-ши-хэ-цзы — ароматная речка.].
Эти
слова заменяют все прежние
слова, и думается час, и думается два: «я не должна видеться с ним»; и как, когда они успели измениться, только уже изменились
в слова: «неужели я захочу увидеться с ним? — нет»; и когда она засыпает, эти
слова сделались уже
словами: «неужели же я увижусь с ним?» — только где ж
ответ? когда он исчез?
Но ничего этого не вспомнилось и не подумалось ему, потому что надобно было нахмурить лоб и, нахмурив его, думать час и три четверти над
словами: «кто повенчает?» — и все был один
ответ: «никто не повенчает!» И вдруг вместо «никто не повенчает» — явилась у него
в голове фамилия «Мерцалов»; тогда он ударил себя по лбу и выбранил справедливо: как было с самого же начала не вспомнить о Мецалове? А отчасти и несправедливо: ведь не привычно было думать о Мерцалове, как о человеке венчающем.
Если б эти возражения были
ответом на
слова другого, они упрямо держались бы
в ее уме.
Словом, Сторешников с каждым днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна,
в воскресенье, вернувшись от поздней обедни, сидела и обдумывала, как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он мог говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за
ответом завтра поутру.
А я вспомнил и больше:
в то лето, три — четыре раза,
в разговорах со мною, он, через несколько времени после первого нашего разговора, полюбил меня за то, что я смеялся (наедине с ним) над ним, и
в ответ на мои насмешки вырывались у него такого рода
слова: «да, жалейте меня, вы правы, жалейте: ведь и я тоже не отвлеченная идея, а человек, которому хотелось бы жить.
Маша
слово в слово перевела его
ответ.
Это было невозможно; думая остаться несколько времени
в Перми, я накупил всякой всячины, надобно было продать хоть за полцены, После разных уклончивых
ответов губернатор разрешил мне остаться двое суток, взяв
слово, что я не буду искать случая увидеться с другим сосланным.
Начнешь с ним говорить —
слова в ответ не получишь.
«Играющие» тогда уже стало обычным
словом, чуть ли не характеризующим сословие, цех, дающий, так сказать, право жительства
в Москве. То и дело полиции при арестах приходилось довольствоваться
ответами на вопрос о роде занятий одним
словом: «играющий».
На одно
слово десять
в ответ, да еще родителей до прабабушки помянут.
Из
ответов на этот вопрос я хотел выяснить, какая часть населения не
в состоянии обойтись без матерьяльной поддержки от казны, или, другими
словами, кто кормит колонию: она сама себя или казна?
Корф,
в ответ на тост за его здоровье, сказал короткую речь, из которой мне теперь припоминаются
слова: «Я убедился, что на Сахалине „несчастным“ живется легче, чем где-либо
в России и даже Европе.
Спасибо, нашла
В ответе я доброе
слово!
Ответ высказывается
в нескольких
словах, произносимых им по уходе Ширялова.
Чулок вязать!..»
Слова эти глупо-справедливы, и они-то могут служить довольно категорическим
ответом на то, почему у нас женщина
в семье находится
в таком рабском положении и почему самодурство тяготеет над ней с особенной силою.