Неточные совпадения
Аммос Федорович. Опасно, черт возьми! раскричится: государственный
человек. А разве
в виде приношенья со стороны дворянства
на какой-нибудь памятник?
Ляпкин-Тяпкин, судья,
человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять
в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что
в горести напрасно
на бога ропщешь,
человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
А вы — стоять
на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож
на такого
человека, что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается
в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один из тех
людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания
на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни
человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься.
В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков
на чай.
Пей даром сколько вздумаешь —
На славу угостим!..»
Таким речам неслыханным
Смеялись
люди трезвые,
А пьяные да умные
Чуть не плевали
в бороду
Ретивым крикунам.
— Постой! мы
люди бедные,
Идем
в дорогу дальную, —
Ответил ей Пахом. —
Ты, вижу, птица мудрая,
Уважь — одежу старую
На нас заворожи!
Жалеть — жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
А
люди мы великие
В работе и
в гульбе!..
Стародум. И не дивлюся: он должен привести
в трепет добродетельную душу. Я еще той веры, что
человек не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть
на то, что видим.
Стародум(к Правдину). Чтоб оградить ее жизнь от недостатку
в нужном, решился я удалиться
на несколько лет
в ту землю, где достают деньги, не променивая их
на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая поправосуднее
людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды верно и щедро.
Стародум. А! Сколь великой душе надобно быть
в государе, чтоб стать
на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души
человека, имеющего
в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Степени знатности рассчитаю я по числу дел, которые большой господин сделал для отечества, а не по числу дел, которые нахватал
на себя из высокомерия; не по числу
людей, которые шатаются
в его передней, а по числу
людей, довольных его поведением и делами.
Стародум.
В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь
человек во всякое время.
На все прочее мода:
на умы мода,
на знания мода, как
на пряжки,
на пуговицы.
Тем не менее вопрос «охранительных
людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько
человек отделились и отправились прямо
на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла
в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся
в будущем. «Отпадшие» пришли
на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались
на месте, чтобы засвидетельствовать.
Одет
в военного покроя сюртук, застегнутый
на все пуговицы, и держит
в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать
на свете
люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.
Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника и что
в деле этом принимал участие
человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как
на столе,
в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка.
По случаю бывшего
в слободе Негоднице великого пожара собрались ко мне, бригадиру,
на двор всякого звания
люди и стали меня нудить и
на коленки становить, дабы я перед теми бездельными
людьми прощение принес.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие
на моем месте понеслись бы
в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я
человек простой и утешения для себя
в атаках не вижу-с!
Разговор этот происходил утром
в праздничный день, а
в полдень вывели Ионку
на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели
на него сарафан (так как
в числе последователей Козырева учения было много женщин), а
на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей.
В довершение всего квартальные приглашали торговых
людей плевать
на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Я, конечно, не хочу этим выразить, что мундир может действовать и распоряжаться независимо от содержащегося
в нем
человека, но, кажется, смело можно утверждать, что при блестящем мундире даже худосочные градоначальники — и те могут быть
на службе терпимы.
Издатель позволяет себе думать, что изложенные
в этом документе мысли не только свидетельствуют, что
в то отдаленное время уже встречались
люди, обладавшие правильным взглядом
на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Уважение к старшим исчезло; агитировали вопрос, не следует ли, по достижении
людьми известных лет, устранять их из жизни, но корысть одержала верх, и порешили
на том, чтобы стариков и старух продать
в рабство.
Бригадир ходил
в мундире по городу и строго-настрого приказывал, чтоб
людей, имеющих «унылый вид», забирали
на съезжую и представляли к нему.
Мало того, начались убийства, и
на самом городском выгоне поднято было туловище неизвестного
человека,
в котором, по фалдочкам, хотя и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного отделения, как ни бились, не могли отыскать отделенной от туловища головы.
Сгоревших
людей оказалось с десяток,
в том числе двое взрослых; Матренку же, о которой накануне был разговор, нашли спящею
на огороде между гряд.
Видно было, как вдали копошатся
люди, и казалось, что они бессознательно толкутся
на одном месте, а не мечутся
в тоске и отчаянье.
Следовательно, ежели
человек, произведший
в свою пользу отчуждение
на сумму
в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии даже меценатом [Мецена́т — покровитель искусств.] и построит мраморный палаццо,
в котором сосредоточит все чудеса науки и искусства, то его все-таки нельзя назвать искусным общественным деятелем, а следует назвать только искусным мошенником.
После краткого отдыха, состоящего
в маршировке,
люди снова строятся и прежним порядком разводятся
на работы впредь до солнечного заката.
Полезли
люди в трясину и сразу потопили всю артиллерию. Однако сами кое-как выкарабкались, выпачкавшись сильно
в грязи. Выпачкался и Бородавкин, но ему было уж не до того. Взглянул он
на погибшую артиллерию и, увидев, что пушки, до половины погруженные, стоят, обратив жерла к небу и как бы угрожая последнему расстрелянием, начал тужить и скорбеть.
На седьмой день выступили чуть свет, но так как ночью дорогу размыло, то
люди шли с трудом, а орудия вязли
в расступившемся черноземе.
Сработано было чрезвычайно много
на сорок два
человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине
в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину хотелось как можно больше скосить
в этот день, и досадно было
на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
— То есть как тебе сказать… Стой, стой
в углу! — обратилась она к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку
на лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые
люди. Il fait lа сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
— Опасность
в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек. Если Англия может указать
в военной истории
на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала
в себе эту силу и животных и
людей. Спорт, по моему мнению, имеет большое значение, и, как всегда, мы видим только самое поверхностное.
На второй месяц муж бросил ее и
на восторженные ее уверения
в нежности отвечал только насмешкой и даже враждебностью, которую
люди, знавшие и доброе сердце графа и не видевшие никаких недостатков
в восторженной Лидии, никак не могли объяснить себе.
Но, несмотря
на это, как часто бывает между
людьми, избравшими различные роды деятельности, каждый из них, хотя, рассуждая, и оправдывал деятельность другого,
в душе презирал ее.
Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью смотрел
в окно
на эту веселую русскую компанию здоровых
людей, собравшуюся под каштаном.
Степан Аркадьич вращался
в Москве
в тех кругах, где введено было это слово, считался там чее́тным
человеком и потому имел более, чем другие, прав
на это место.
В его петербургском мире все
люди разделялись
на два совершенно противоположные сорта.
Он не мог согласиться с тем, что десятки
людей,
в числе которых и брат его, имели право
на основании того, что им рассказали сотни приходивших
в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается
в мщении и убийстве.
Для Константина народ был только главный участник
в общем труде, и, несмотря
на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним
в общем деле, иногда приходивший
в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих
людей, очень часто, когда
в общем деле требовались другие качества, приходил
в озлобление
на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих
людей, как Стива, как они смотрят
на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти
люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются
в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
Константин Левин заглянул
в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой
человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина,
в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит
на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том,
в среде каких чужих
людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин
в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
— Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал
на боковой карман, — и теперь я богатый
человек; а нынче поеду
в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и
в этом-то удовольствие.
— Но
человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться
на эту высоту, — сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит душою, признавая религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться
в своем свободомыслии перед особой, которая одним словом Поморскому может доставить ему желаемое место.
— Да, но вам, может быть, легче вступить
в сношения, которые всё-таки необходимы, с
человеком приготовленным. Впрочем, как хотите. Я очень рад был услышать о вашем решении. И так уж столько нападков
на добровольцев, что такой
человек, как вы, поднимает их
в общественном мнении.
В Соборе Левин, вместе с другими поднимая руку и повторяя слова протопопа, клялся самыми страшными клятвами исполнять всё то,
на что надеялся губернатор. Церковная служба всегда имела влияние
на Левина, и когда он произносил слова: «целую крест» и оглянулся
на толпу этих молодых и старых
людей, повторявших то же самое, он почувствовал себя тронутым.
Хотя она бессознательно (как она действовала
в это последнее время
в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить
в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно
в отношении к женатому честному
человеку и
в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря
на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела
в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Все удивительные заключения их о расстояниях, весе, движениях и возмущениях небесных тел основаны только
на видимом движении светил вокруг неподвижной земли,
на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было таким для миллионов
людей в продолжение веков и было и будет всегда одинаково и всегда может быть поверено.