Неточные совпадения
Японцы уехали с обещанием вечером привезти ответ
губернатора о месте. «Стало быть, о прежнем, то есть об отъезде, уже нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто стирая прежние слова. А мы начали толковать о предстоящих переменах
в нашем
плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
Трудно сказать, что могло бы из этого выйти, если бы Перетяткевичи успели выработать и предложить какой-нибудь определенный
план: идти толпой к генерал —
губернатору, пустить камнями
в окна исправницкого дома… Может быть, и ничего бы не случилось, и мы разбрелись бы по домам, унося
в молодых душах ядовитое сознание бессилия и ненависти. И только, быть может, ночью забренчали бы стекла
в генерал — губернаторской комнате, давая повод к репрессиям против крамольной гимназии…
Вольнодумец — начал ходить
в церковь и заказывать молебны; европеец — стал париться
в бане, обедать
в два часа, ложиться
в девять, засыпать под болтовню старого дворецкого; государственный человек — сжег все свои
планы, всю переписку, трепетал перед
губернатором и егозил перед исправником; человек с закаленной волей — хныкал и жаловался, когда у него вскакивал веред, когда ему подавали тарелку холодного супу.
На первом
плане, конечно, стояло назначение нового
губернатора, исправляющим должность которого действительно был утвержден Калинович, с производством
в действительные статские советники.
«Три лекции о строгости» (
план сего сочинения задуман и даже отчасти
в исполнение приведен был еще во время административной деятельности старца, и вступительная (первая) лекция была читана
в полном собрании гг. исправников и городничих; но за сие-то именно и был уволен наш добрый начальник от должности!!!), «О необходимости административного единогласия, как противоядия таковому ж многогласию», «Краткое рассуждение об усмирениях, с примерами», «О скорой губернаторской езде на почтовых», «О вреде, производимом вице-губернаторами», «Об административном вездесущии и всеведении» И, наконец, «О благовидной администратора наружности».
Граф тем развлек тяжесть мыслей, что стал выспрашивать
губернатора насчет этого «бродяги с зеленым глазом», который так дерзко с ним обошелся. Что касается княгини, то за нее граф еще не знал, как взяться. Он имел на нее
планы, при которых вредить ей не было для него выгодно: довольно было дать ей почувствовать, что сила не на ее стороне, но это гораздо благонадежнее было сделать не здесь, где она вокруг обросла на родных пажитях, а там,
в Петербурге, где за ней стать будет некому.
Словом, тут надо всеми было какое-то одержание: точно какой-то дух бурен слетел и все возмутил и все перепутал, так что никто
в своем поведении не узнавал своих
планов и намерений. Все до того перебуровилось, что предводитель, для которого был подан особый дормез, бросил туда одну шинель, а сам опять сел на передней лавочке, и когда граф говорил: «Это нельзя; это невозможная женщина!», то предводитель с
губернатором наперерыв отвечали...
Оказалось, что у Судака готов уже и
план: пусть
губернатор возьмет двух — или трехмесячный отпуск и уедет за границу на воды на предмет поправления здоровья;
в городе все снаружи спокойно, к
губернатору в Петербурге благоволят и никакой задержки не сделают.